Терпение дьявола - Шаттам Максим - Страница 8

– Это именно то, что я думаю?..

– Посмотрите повнимательнее на правый глаз, – сказал судмедэксперт.

Лудивина пригляделась – правый глаз смайлика был явно меньше, чем левый, и похож на черточку…

– Он подмигивает!

– Такой логотип есть на каждом фрагменте кожи, всегда внизу справа.

– Их нанесли после смерти, я полагаю?

– Этого пока не могу сказать, но, если вас интересует мое неофициальное мнение, – сомневаюсь, что жертвы разрисовали себя смайликами в разных местах при жизни. Скорее, тип, который их освежевал, решил промаркировать свою работу, чтобы упростить атрибуцию.

– Поставил клеймо, как на животных, – подытожил Сеньон.

– Или печать, как на товарах в супермаркете, – добавил судмедэксперт. – Своего рода знак качества…

Двое жандармов уставились на него, но он лишь пожал плечами.

Лудивина и Сеньон шагали к своей машине под гул просыпавшегося Парижа и грохот наземного метро.

– Значит, мы имеем дело с извращенцем, – констатировал здоровяк.

– Ты о добром докторе или о свежевателе?

Сеньон хмыкнул.

– А ты со мной не согласна? Насчет второго?

– Это явно не в стиле наркоторговцев, у нас тут не мексиканский картель. Никогда не слышала, чтобы во Франции драгдилеры сдирали кожу с конкурентов. Вот это меня больше всего и озадачивает. Такая методичная, требующая времени работа…

– И забота о том, чтобы ее сохранить, – подхватил Сеньон. – Что за бредовая идея?

– Они перевозили эту сумку в точности так, как привыкли переправлять партии наркотиков, – продолжала Лудивина. – И один из них пытался сбежать вместе с ней. То есть товар явно для них важен. Не понимаю пока, в чем дело, но что-то тут не так.

У нее в кармане завибрировал мобильный телефон.

– Слушаю, полковник.

– Что-нибудь выяснили у судмедэксперта, Ванкер?

– Он ждет результатов анализов ДНК, но предположительно у нас три жертвы.

– Есть вероятность, что они живы?

Лудивина замедлила шаг.

– Э-э… признаться, мне не пришло в голову об этом спросить… По-моему, такое просто невозможно – с них ведь срезали шестьдесят девять процентов кожи!

– Ванкер, мне нужно точно знать, неотложное это дело или нет. Что мы ищем? Троих несчастных, освежеванных заживо людей, которые ждут помощи, агонизируя где-нибудь в подвале, или три трупа?

– Я склоняюсь ко второму варианту. Никто не мог выжить при таких обстоятельствах.

– Мне нужен документ, подписанный рукой судмедэксперта. Не хочу оказаться по уши в дерьме, если выяснится, что кто-то из них прожил какое-то время, а мы ничего не сделали.

– Увы, этого не случится, но документ я раздобуду. Задержанные уже дали показания?

– Нет. Сидят тут, как манекены, ни слова не обронили.

– Полковник, я хочу, чтобы это расследование немедленно поручили мне.

– Всему свое время, Ванкер.

– Если в деле три трупа – значит, им занимаемся мы, а не Бригада по борьбе с наркотиками. Назначьте меня ответственной.

– Дайте мне сначала самому во всем разобраться, потом обсудим ваше назначение.

– Не люблю ломиться в закрытые двери, да и вообще навязываться, но я лучший кандидат, и вы об этом знаете. Я живу ради таких дел.

– Да вы ж не просто в дверь ломитесь, вы стены сносите…

– Убийства такого рода – моя специализация.

– Ванкер…

– Да, полковник?

– Как вы меня достали своей одержимостью…

Шеф повесил трубку.

А Лудивина обиделась. Она не считала себя одержимой – зачем же так преувеличивать? Ну да, подготовилась, хорошо изучила тему – это же вполне естественно после того, что ей пришлось пережить в работе над делом Брюссена и Локарда. Она видела, как погибают ее коллеги – некоторые умерли у нее на руках; она преследовала убийц, психопатов, попадала в самые жуткие ситуации.

Разумеется, все это легло в основу ее пристального интереса к неординарным преступлениям и вызвало осознанное желание лучше понять психологию убийц, прежде всего садистов. Да, она охотно признает: за прошедшие полтора года прочитала все, что написано по этому вопросу, ходила на курсы и совершенствовала свои навыки под руководством первоклассного криминолога. Но делать из этого вывод, что она…

Ладно, допустим, я одержимая. Ну и что? Вполне объяснимо. Разве нет?

Полтора года она делала все, чтобы заполучить самые гнусные дела, и в каждом расследовании проявила себя как способный и хладнокровный детектив высочайшего уровня. Хотя все эти дела казались ей почти банальными.

Да, может, она и одержимая.

Но это лишь добавляет ей компетентности. Значительно увеличивает КПД.

Новостные телеканалы непрерывно крутили одни и те же кадры. Вид с воздуха: скоростной поезд стоит за городом на фоне светлых полей. Длинная стальная полоса на земле, по бокам которой растет пушистый золотой вереск, дрожащий от легкого ветерка. Сразу бросаются в глаза темные пятна, разбросанные вдоль состава. Их десятки. Словно выжженные участки в траве, следы таинственного возгорания. Над каждым из них хлопочут люди в медицинских халатах. Чуть подальше, на заросшей проселочной дороге, выстроились машины «Скорой помощи», полиции, пожарных, вереницы фургонов из моргов и еще множество автомобилей без отличительных знаков. Между ними и поездом – непрерывное движение, завораживающий балет.

«Психологическое потрясение, взрыв», – подумала Лудивина. Вы можете столкнуться с насилием в любой момент и при любых обстоятельствах. И будете разорваны в клочья, раздавлены, уничтожены – вот о чем кричат эти трупы, разбросанные по пшеничному полю. Двое подростков сходят с ума – и уже кровью забрызгана вся цивилизация. Общественный договор нарушен, произошел этический крах, а обломки крушения разнесли вдребезги веру в то, что раньше казалось незыблемым и вдруг сделалось шатким, ненадежным. Трещины и так уже разбежались по основанию цивилизации с началом экономического кризиса, который продолжается в мире много лет. Но теперь, когда главная функция цивилизации – общественная безопасность – поставлена под сомнение, напрашивается вопрос: какой смысл в ее дальнейшем существовании? Не лучше ли вооружиться, приготовиться к худшему и защищаться самостоятельно? А ведь у кого-то может появиться искушение пойти еще дальше и вернуть себе то, что он считает своим по праву, да просто отобрать у других то, что хочет. Так вступает в дело закон сильнейшего. Индивидуальная агрессия – первый шаг к коллективной. В этом заключена угроза. Достаточно раздать народу оружие и дожидаться, когда отдельные вспышки насилия наберут обороты, раскатятся эхом, сольются между собой, сформируют внутренние течения, которые рано или поздно поднимут мощное цунами…

Сеньон пощелкал пальцами перед носом задумавшейся Лудивины, возвращая ее к реальности. Они сидели в маленьком парижском кафе, куда зашли перекусить.

– Эй, ты где?

– Извини. О чем ты говорил?..

Здоровяк указал пальцем на экран телевизора.

– Дробовики принадлежат дяде одного из пацанов, но неизвестно, где они раздобыли винтовки.

– На черном рынке? В криминальных кварталах сейчас что угодно можно купить.

– Допустим… Куда все-таки катится мир? Двое пацанов без проблем с законом вдруг начинают поливать людей свинцом… Нет, ты представляешь?

– Может, и не без проблем с законом, Сеньон.

– На них ничего нет!

– Это не значит, что они чисты. Человек не может внезапно войти в поезд с оружием в руках и начать палить во все, что движется, если к этому не было никаких предпосылок, пусть даже психологических! Подростки были на грани. Их защитные механизмы дали сбой, мембрана лопнула, как натянутая резинка, но это не может произойти вот так, вдруг, без существенного износа. И чтобы понять, почему они превратились в этих безумцев, надо изучить их повседневную жизнь.

– А действиям подростков, которые устраивали бойни в школах США, тоже может найтись объяснение?