Анатомия страха (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 39

Олег отошел подальше от перил и прислонился спиной к двери. Интересно, что испытывает человек, когда падает вниз? Понимает, что до смерти осталось всего несколько метров, несколько секунд?

Мысли о смерти вернули его в реальность.

Генка убит! И как! Каким же дьяволом надо быть, чтобы устроить такое. Олег представил себе, как Геннадий отпиливает себе руку, кричит от боли, кровь льется рекой… Как же это он решился? Да он же кровь из пальца не мог на анализ сдать без нашатыря!

А ведь он следующий! Мысль обожгла, как кислота. Давно надо было действовать, а не по милициям бегать. Какая теперь разница!

Олег набрал номер, по которому принимали объявления в одну из рекламных газет, и продиктовал текст: «Продается однокомнатная в центре, телефон 300-02-21 (Антон Борисович)».

Вот уже несколько лет, после смерти Максима, Олег обходился в своих делах без помощников. Тогда его ребята сработали нечисто, просто чудо, что все обошлось. Это был знак свыше. Олег очень аккуратно избавился от всех. Кого посадили, кого свои же убрали. Он, вроде бы, был совсем ни при чем. Связи остались, как без этого, наоборот, стали еще крепче. Но вот «шестерок» больше не было. Поэтому для ассенизационных работ приходилось полагаться на стороннюю силу.

Киллер был дорогой, но чрезвычайно надежный, срывов у него не было. Он работал без посредников и клиентам не показывался. Деньги брал только вперед и полностью — репутация позволяла. Олег однажды уже пользовался его услугами и надеялся, что канал связи остался прежним. Газета выходила по понедельникам. Киллер покупал ее и искал объявления о продаже недвижимости от имени Антона Борисовича. Пятая цифра телефона означала день недели, две последние — время. Два нуля — крик о помощи, SOS, пожар. Плата за два нуля увеличивалась вдвое, однако в противном случае киллер на связь мог и не выйти, если вдруг был занят или не в настроении.

В указанное время клиент ехал в Лахту. Там, на одном из пустырей, неизвестно для чего стояла телефонная будка. Если в ней обнаруживался определенный знак, значит, киллер на связи. Клиент оставлял в щели за телефоном листок с координатами кандидата в покойники и своим контактным телефоном. Киллер какое-то время наблюдал за обстановкой и, если не замечал ничего подозрительного, листок из будки забирал. Потом связывался с клиентом и договаривался с ним, как будет происходить оплата — и в этом никогда не повторялся.

Только положив трубку, Олег сообразил, какого дурака свалял. Оплата за принятые по телефону объявления осуществлялась через АТС, а это значит, что, подняв архивы, можно установить автора любого объявления. Надо было пойти в редакцию самому и оплатить объявление под любой вымышленной фамилией. Снова позвонив в газету, Олег попросил аннулировать заказ. Ничего, завтра с утра, до похорон — в редакцию. Бабы подождут. Главное сейчас — Сиверцев.

После обеда вернулась Илона. Поговорив с Аллой, она прошла в спальню. Через открытую дверь Олег увидел, что она достает из шкафа свои вещи и укладывает в чемодан.

— Ты решила уйти прямо сейчас? — Олег вошел в спальню с бокалом мартини.

— А ты все пьешь? — вопросом на вопрос ответила Илона.

— Ты не ответила.

— Ты тоже.

— Да, я все пью.

— Нет, я не решила уйти прямо сейчас. Я еду в Сочи.

— На три ночи? — хмыкнул Олег.

— На три недели. Вику и Аллу беру с собой. А ты можешь пить хоть до зеленых чертей. Шизофрения и «белочка»[1]  в одном флаконе.

Олег швырнул бокал в стену и схватил Илону за распущенные волосы. Но тут в бок ему уперлось что-то твердое и холодное. Скосив глаза, он увидел в руке Илоны крохотный пистолетик.

— Не советую, — улыбнулась она. — Он не игрушечный. И даже не газовый. И разрешение у меня есть. Иди в гостиную и сиди там смирно, если не хочешь, чтобы я вызвала психушечную «скорую».

Олег вышел, хлопнув дверью, но сидеть смирно не собирался. Он напряженно прислушивался к тому, что происходит в квартире.

Алла помогла Илоне собрать Викины вещи, и теперь женщины стояли в прихожей и спорили. Илона настаивала на том, чтобы Алла шла домой укладываться, но та не хотела оставлять их с Викой и доказывала, что нищему собраться — только подпоясаться, она все успеет за десять минут по дороге в аэропорт.

— Илона, ты же не будешь одной рукой чемодан укладывать, а другой пистолет держать. Видишь, он ведь совсем спятил, — доказывала она.

— Не волнуйся. Смотри сюда: крибле-крабле-бумс!

Не успел Олег сообразить, что происходит, дверь в гостиную щелкнула, за ней послышалась какая-то возня.

— Думаешь, выдержит? — засомневалась Алла.

— Еще как! Она ведь вовнутрь открывается. Чтобы это выломать, надо быть Рэмбо, а не дохлым мудилой. По крайней мере, я услышу. Так что иди, через пару часов мы за тобой заедем.

Алла ушла. Илона, напевая, ходила по квартире. Олег осторожно, стараясь не шуметь, подергал дверь. Она не поддавалась. В узкую щель было видно, что через ручку-скобку продета заклиненная в проеме палка от швабры. Он взял нож, которым резал лимон, и, просунув его в щель, попытался сдвинуть палку, но угол был слишком неудобным.

— Эй ты, сука, ты что, решила меня так и оставить? — крикнул Олег.

— Нет. Буду уходить — выпущу. А когда вернусь, сразу подам заявление на развод.

— Мне в туалет надо. Открой немедленно.

— Перебьешься. Пописай с балкона. И не ори, Вику разбудишь.

Олег скрипнул зубами и отошел от двери. Походил по комнате, сел в кресло, налил мартини: водка кончилась еще ночью. Стрелки часов, казалось, примерзли к циферблату. Так бывает, когда батарейка садится: тикать тикают, но ни с места, только дергаются.

Проснулась Вика. Олег зашипел от злости: эта зараза не даст даже попрощаться с ребенком.

— Илона, подойди сюда! — заорал он.

— Что тебе?

— Я могу хотя бы ребенка поцеловать на прощание?

— Да ей плохо будет от перегара!

— Илона!!!

— Ладно, посмотрим на твое поведение, — сдалась она.

Олег выругался и снова упал в кресло.

Наконец жена собралась, одела Вику и вытащила чемоданы к лифту.

— Надеюсь, мне не придется устраивать здесь стрельбу. При ребенке? — тихо спросила она, подойдя к двери.

— Ты потом свое получишь. Открывай!

Илона вытащила палку и отскочила в сторону. Олег вышел из комнаты и, покачнувшись, подхватил дочку на руки.

— Не урони, пожалуйста, — брезгливо сказала Илона.

Она стояла в углу, держа руку с пистолетом в кармане белого плаща. Не обращая внимания, Олег крепко поцеловал девочку:

— Будь умницей, моя хорошая, слушайся маму и Аллу. Хорошо?

Вика недовольно сморщила нос и отвернулась. Илона усмехнулась:

— Пора!

Олег отпустил дочку, Илона легонько подтолкнула ее к лифту и захлопнула дверь. Повернулся в замке ключ, открылись двери лифта.

Выйдя на балкон, Олег смотрел, как жена и дочь выходят из подъезда и садятся в поджидающее их такси. Если бы Илона была одна, он без колебаний сбросил бы на нее бетонный обломок: край балкона давно треснул и ждал только удобного случая, чтобы обвалиться.

Ничего, милая, погуляй напоследок, погрейся на солнышке. Вернешься — я тобой займусь. И игрушечка твоя не поможет. Посмотрим… чье поле сильнее!

Сначала Дима хотел поехать на гражданскую панихиду, но в последний момент сообразил, что не знает, где она будет проходить: Люба об этом ничего не сказала. Можно было, конечно, позвонить и узнать, но не хотелось. Положа руку на сердце, Дима признался себе, что не испытывает ни малейшего желания со скорбной миной стоять у гроба, смотреть на благостное застывшее лицо Геннадия и слушать, ах, каким он парнем был.

Уж он-то, Дима, знал — каким…

Подъехав в половине двенадцатого к воротам Смоленского кладбища, он купил букет кремовых гербер на длинных шерстистых ножках и принялся бродить взад-вперед вдоль ограды, размышляя, что же он на самом деле здесь делает. Отдает последний долг другу детства? Неубедительно. Интересно, а вот если бы он действительно убил Генку, как следователь думает, то пришел бы на кладбище? Полюбоваться, так сказать, делом рук своих? Ну, будь он киллером или там случайным убийцей, то, разумеется, нет. А вот если бы мстил да еще был бы женщиной, то вполне вероятно. Так что, Митя, не зевай по сторонам. Вернее, по сторонам, но не зевай.