Анатомия страха (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 47

Боится? А чего боится? Того, что он следующий? Значит, действительно не он. Иначе не боялся бы. Или все-таки играет? От такого паука чего угодно можно ждать. Возьмет и слопает муху. Нашла кого трясти, идиотка!

Ирина с досадой бросила кассету обратно в сейф и захлопнула дверцу. Нечем ей Свирина шантажировать. Не-чем! Все ее имущество потянет тысяч на пятьдесят, может, чуть больше. Много это или мало? Она совершенно не представляла себе американских реалий, разве что по кинофильмам. Но если уж самый неквалифицированный рабочий меньше пяти баксов в час не получает, то, наверно, мало. А ей хотелось иметь свой дом в симпатичном пригороде. Машину, конечно. Вложить куда-нибудь деньги и жить себе припеваючи на доходы. Пусть не роскошно, но ни в чем себе не отказывать. Заняться чем-нибудь приятным для души. Когда-то она неплохо рисовала…

И все-таки… Пятьдесят тысяч… Вот если хотя бы еще столько же. Но за какие такие знания мерзавец вроде Свирина отвалит столько? Дура, шелестело в голове, ничего он тебе не отвалит, придушит, как котенка. Но идея на курьерской скорости прошла все стадии созревания от «бред» до «так и сделаю». Найти деньги и уехать. Найти деньги и уехать. Об опасности она скоро перестала думать — только о том, как заставить Свирина расстаться с приятной суммой зеленого цвета.

Разумеется, ему есть что скрывать. Надо только узнать. Когда чего-то очень хочешь — все получается. И зверь на ловца бежит. По крайней мере, больше надеяться не на что.

Буквально за один день она получила расчет, выпросила у подруги ее раздолбанную «шестерку» и стала вживаться в роль детектива.

Сочи в октябре — это рай. Особенно если подумать, что дома давно уже осень. Основной наплыв курортников, лихорадочно пытающихся урвать от своего отпуска все возможное и невозможное, схлынул. Остались лишь те, кто наивно считают себя неудачниками, и истинные сибариты, поклонники покоя и сонного солнца.

Илона откинула спинку шезлонга, превратив его в лежак, и перевернулась на живот. Море ласково шипело и урчало, облизывая гальку. Она дремала, и все звуки превращались в красочные путаные картинки. Ей казалось, что тело размягчается, плавится… и скоро превратится в медовую лужицу… прилетят пчелы… желтые… полосатые… тигры…

Она взвизгнула и вскочила: на разогретую спину обрушился целый дождь холодных брызг.

— С ума сошел!

— Не спи на солнце, сгоришь.

Илона повернулась, поймала Глеба за руку и потащила к себе. Он, сопротивляясь для вида, сел рядом на горячие камни.

— Как ты хорошо пахнешь! — сказала Илона, уткнувшись носом в его мокрое плечо. — Здоровый мужчинский запах плюс море. Так бы и нюхала всю жизнь.

— А кто тебе мешает? Завязывай со своим подиумом, сиди и нюхай, наркоша.

— Ага! Вари борщ и стирай носки.

— Борщ варит домработница, а носки можно вообще не стирать, каждый раз покупать новые. Я хочу, чтобы ты мне мальчика родила. Или двух.

— Да я же стану как корова! — Илона сделал вид, что пришла в ужас.

— Ну и что? Я люблю, когда женщина мягкая и большая. Как корова. Или как кит. А когда кости бренчат балалайкой — это фи!

Илона шлепнула Глеба по спине и, поймав завистливый взгляд Аллы, которая возилась неподалеку с Викой, счастливо засмеялась.

— Что же ты тогда во мне нашел? Я ведь худая.

— А я сразу понял, что твои недостатки — это временное. Вот родишь двух мальчиков и станешь как кит. Тогда я буду любить тебя еще больше. Нет, Илонка, ты не представляешь, какой это кайф! Вылезаю я из роскошной машины, весь из себя красавец мужчина, бабы укладываются штабелем. А за мной толстая красивая жена, девчонка и два пацаненка.

— А за ними — бультерьер!

— Только не бультерьер. Это не собаки, а муфлоны. Лучше сенбернар, они добрые и детей любят. А еще — метрового попугая, он будет пацанов нехорошим словам учить.

— А не наоборот?

— Какая разница? Ладно, ты помечтай, а я пойду окунусь напоследок. И будем собираться, девочке пора обедать.

Илона села, сняла солнечные очки и, прищурив глаза, стала смотреть, как Глеб вспарывает волны где-то у самого буйка. Сама она уже искупалась и высохла, снова лезть в воду не хотелось. Двадцать градусов — не жарко. Местные давно уже не купаются. И вообще ходят в свитерах и плащах.

Она просто не представляла, как можно жить на курорте. Это все равно что есть мороженое из ведра столовой ложкой на завтрак, обед и ужин. Для нее Сочи — праздник, для них — будни. Они и на море-то ходят три раза за лето. А дети! Они чаще всего не понимают, что большинство этих бездельников весь год пашут, зарабатывая на месяц отдыха, им кажется, что только они, местные, Богом обижены, а весь остальной мир гуляет и развлекается. Зависть к деньгам, которые так легко бросаются на ветер… Нет, она бы не хотела, чтобы ее дочь… или ее дети?.. Чтобы они выросли в таком месте. Глеб собирается купить коттеджик, но только для отдыха. А жить она хочет дома, в Питере — и точка. Он прав, хватит заграниц. Ребенок заброшен, просто свинство. С работой все сложнее, не двадцать лет, да и сама она не Клава Шиффер.

Глеб помахал ей рукой, она махнула в ответ и почувствовала, как ее заливает волна счастья: яркого, острого — абсолютного, и от этого немного пугающего. До сих пор не верилось, что нашла Его — сказочного принца. Илона боялась проснуться и обнаружить себя в унылой квартире на Светлановском рядом с психопатом Свириным…

Илоне не везло на мужчин — и одновременно катастрофически везло. За яркую внешность часто приходится слишком дорого расплачиваться. Но у нее все сложилось так, что ни унижаться, ни продавать себя не понадобилось. Она с детства знала, что красива, причем красотой необычной, нестандартной, однако воспринимала это спокойно, как случайную прихоть природы. Английская спецшкола, венгерский с пеленок, легко освоила финский, позднее, уже в Париже, научилась сносно болтать по-французски. Ей прочили карьеру актрисы, но Илоне хотелось только читать и размышлять о прочитанном.

После смерти матери — Илоне тогда только исполнилось пятнадцать — ее отец женился снова и уехал с новой женой и маленьким сыном на родину, в Венгрию. Поехать с ними Илона категорически отказалась. Ей осталась двухкомнатная квартира на Петроградской стороне и огромная библиотека, собирать которую начал еще прадед. Она жила затворницей, погрузившись в таинственный мир, созданный игрой мысли и воображения. Реальная жизнь текла где-то там, за стенами, и напоминала о себе досадной необходимостью ходить в школу, покупать продукты и тому подобное. Благо хоть денежных проблем не было — отец позаботился.

Закончив школу с золотой медалью, Илона растерялась: ни одна профессия ее не привлекала. И она сделала выбор — совершенно непригодный для повседневной жизни, но позволяющий, по крайней мере, еще пять лет заниматься любимым делом. Поступив без труда на философский факультет университета, Илона с облегчением в вздохнула и снова погрузилась в книжное море.

Реальность существовала в параллельном мире еще года полтора, пока Илона не влюбилась. Нельзя сказать, чтобы она была уж таким злостным синим чулком. Иногда ей доводилось выныривать из премудрых глубин и останавливать заинтересованный взгляд на однокласснике или — потом — на однокурснике. Но вся беда Илоны была в том, что ее интересовали только умные и сильные мужчины. Сочинив в понравившемся мальчике героя и гиганта мысли, она быстро разочаровывалась. Снисходить, закрывать глаза не хотелось, поэтому все ее привязанности были короткими и платоническими.

Взрыв произошел, как это всегда бывает, внезапно. Интересно, но факт: от любви умные люди глупеют гораздо сильнее. Илона побила все рекорды.

Перед последним экзаменом зимней сессии она занималась допоздна и, проснувшись, поняла: безнадежно опаздывает. И сделала то, чего раньше никогда не делала: вышла из дома и стала голосовать. Рядом с ней затормозила черная иномарка. Сидевший за рулем мужчина лет пятидесяти с седыми висками и аристократическим профилем смотрел на нее заинтересованно и с восхищением, говорил неторопливо, уверенно. Илона почувствовала легкое головокружение. А когда она вышла после экзамена на улицу, Анатолий Сергеевич помахал из машины. Мела метель, но ей вдруг стало жарко, как в Африке…