Я спас СССР! том 2 (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 17

От моего лошадиного ржания Ольга вспыхивает, как маковый цвет. Отчаянным жестом срывает с себя шарфик, и, комкая его в руке, пытается сказать мне что-то обидное. Но только открывает рот, хватая им воздух. Потом кривиться, еле сдерживая слезы, тыльной стороной ладони стирает помаду с губ и пулей выскакивает из палатки. Слышу, как в темноте она спотыкается о колышек растяжки палатки, громко всхлипывает, шипит от боли и, прихрамывая, ковыляет прочь…

– Оля…

Я бы и рад перед ней извиниться, за свой идиотский хохот, но все никак не могу перестать смеяться. Пробрало меня аж до слез. Незабываемая Надя Кузякина так и стоит у меня перед глазами. Господи, да кто же ее научил так соблазнять мужиков?! Где она только набралась этих глупостей?

Наконец, отхохотавшись, выползаю из палатки и вглядываюсь в темноту. Костер потушен, тишина. В палатках гаснут фонарики – кто-то тоже проснулся, но уже засыпает.

Бежать сейчас за Олей бесполезно – где ее искать в такую темень? Забилась куда-нибудь дурочка и давится горькими слезами, переживая свой позор. Или уже вернулась в палатку и лежит там, придумывая план мести. Ну, извини, староста, видно не герой твоего романа. Я старый прожженный циник, которого не проймешь такими женскими приемами. Вот вроде и не давал повода, вроде и не приглашал ее на «рандеву», а все равно неприятно. Как теперь мне с ней общаться? Удрученно вздыхаю и снова укладываюсь спать. Утро вечера мудренее… завтра пойду мириться.

Просыпаюсь на рассвете от громкого птичьего гомона. Где-то неподалеку верещит потревоженная сорока. Вот зараза! Да кто ж тебе дал право бесцеремонно будить людей в такую рань?! Я утыкаюсь носом в свернутую куртку, послужившую этой ночью мне подушкой, и пытаюсь снова заснуть. Хрен там! Сна ни в одном глазу, улетучился, как и не было его. Лежу, пялюсь в потолок палатки. Ладно, надо тогда хотя бы «до ветра» прогуляться. После туалетных процедур, иду к турнику. Кто-то хороший, на турбазе приладил перекладину между двумя деревьями. Разминаюсь, делаю малый комплекс пограничника. Подтягивания, выход силой, подъем-переворот.

Начинают просыпаться студенты. Несколько парней собираются на рыбалку. Я полной грудью вдыхаю чистый воздух… Уже рассвело, но солнце еще не встало. Очертания ближайших деревьев теряются в утреннем тумане.

– О, Леха проснулся! Ты с нами?

– А удочка лишняя найдется?

– Найдется! Мы вчера хорошее местечко нашли, пойдем – не пожалеешь.

Забираю куртку из палатки, наливаю себе в кружку попить из большой фляги. Пью холодную вкусную воду, от которой немного стынут зубы.

– Кеды снимай сразу, а то промочишь их в росе. И штаны закатай до колен.

– Далеко идти-то? – я усаживаюсь на бревно, стаскиваю тряпичные кеды.

– Да нет, тут рядом…

Наши голоса громко разносятся по поляне. Мы стараемся говорить тише, но это мало помогает. Мне вручают удочку. Простую, бамбуковую трехколенку. Никакого тебе углепластикового волокна, телескопического удилища и японской лески. Ничего этого нет еще и в помине. Свинцовое грузило, простенький крашеный поплавок – словом, никаких излишеств.

– А мотыль?

– Какой тебе мотыль? – шефство надо мной берет вихрастый Николай – Мы вон вчера банку червей накопали. Не нравятся червяки, сам ручейника соберешь на берегу. Ну что, пацаны, идем?

– Идем…

Растянувшись цепочкой, молча, как разведчики, парни по одному исчезают в густом тумане. Я иду вслед за ними, ступая босыми ногами по узкой тропе. Ноги и, правда, сразу становятся мокрыми от утренней росы. Пока иду, пытаюсь вспомнить, когда же я в последний раз выбирался вот так на рыбалку. Нет, не могу даже вспомнить. Знаю только, что очень давно… А вот Русин с товарищами в армии в увольнительную часто рыбачил, удилище они себе вообще из орешника вырезали. И ничего – всегда с уловом были.

Парни впереди тихо переговариваются, их голоса отчетливо разносятся в тумане, хотя самих парней и не видно. Почему-то сразу вспоминается мультик: «Ежи-ик, ты где…?». Так и, кажется, что сейчас из-за ближайших кустов покажется голова белой лошади… Ежусь от утренней прохлады, с надеждой посматриваю на небо – скорей бы уже солнце вышло. Внезапно деревья расступаются, и мы выходим на берег водохранилища. Длинные деревянные мостки, уходящие от берега, сбоку шелестят заросли камыша, над водой расстилается тонкая дымка тумана… Красота!

Пока парни выбирают себе места и обустраиваются, я уже сажусь на самый край мостков и опускаю ноги в воду. Она, как парное молоко – ночи теплые и вода почти не успела остыть. Эх, искупаться бы сейчас, но ведь всю рыбу распугаю… Ладно, потом. Насаживаю небольшого червяка на крючок и делаю первый заброс. Грузило с тихим «чпоньком» уходит на глубину, оставляя за собой раскачиваться яркий поплавок, от которого по воде расходятся небольшие круги. Парни тоже ловко забрасывают снасть, и все замирают, всматриваясь в поверхность водной глади. Покачивание поплавка завораживает взгляд, глаза застывают, остановившись на нем, и мысли улетают куда-то прочь, оставляя в голове приятную пустоту. Это состояние сродни медитации. Кто там шутил, что все эти восточные йоги и прочие практики не для русского человека? Практиковать их все-равно, что индуса тащить на подледный лов на Медвежьих островах.

Не хочется ни двигаться, ни думать, ни-че-го…

– Леха, чего зеваешь – у тебя клюет!

Возглас Кольки заставляет меня очнуться и быстро сделать подсечку. Есть! Крупный золотистый карасик трепещет яркими плавниками в лучах восходящего солнца.

– С почином, старик!

Я киваю, закидываю карасика в общее ведерко, наполовину наполненное водой, и с энтузиазмом берусь за следующего червяка. В душе постепенно просыпается азарт.

Когда часа через полтора мы оцениваем свой богатый улов – в основном скучная плотва – солнце уже поднялось высоко, и клочья утреннего тумана растаяли под его лучами. Водная гладь расстилается перед нами вдаль, и только сейчас я могу оценить ширину этого водохранилища – противоположный берег теряется почти у горизонта. А недалеко от мостков, за камышами я вдруг вижу белоснежные цветы кувшинок.

– Парни, подождете, я кувшинок девчонкам нарву?

Колька недовольно фыркает:

– Грехи замаливаешь?

Знает о ночном инциденте??

– Ты о чем?

Он пожимает плечами и тоже начинает раздеваться. Его худое нескладное тело с бледной кожей, как у большинства рыжих, скорее напоминает подростка. Особенно на фоне моих рельефных мускулов. Сколько же ему, лет двадцать? Или чуть больше? Но в воду Колька шустро ныряет с разбегу, плывет быстрыми сажками и до кувшинок добирается быстрее меня. Срывает несколько стеблей, потом оглядывается на парней на берегу и тихо спрашивает:

– Вы же с ней не встречаетесь?

– С кем?

– …с Олей…

– Нет, конечно! Мы просто друзья.

На лице парня проступает облегчение. Да, он никак ревнует ее!

– А к чему вообще эти расспросы, Коль?

– Ну… я хотел убедиться, что вас ничего не связывает, и она свободна – смущается парень.

Тут уже облегчение проступает на моем лице. Ну, и хорошо, может, у них все сладится, и она, наконец, выбросит меня из головы.

– А сегодня ночью…

– Коль, я что, похож на Петрова? – перебиваю я его – Вот и не задавай тогда глупых вопросов.

Я протягиваю ему сорванные кувшинки и ободряюще подмигиваю. Парнишка заливается краской до самых мокрых вихров и благодарно кивает в ответ. А я с облегчением вздыхаю. Какое счастье, что у нас с Ольгой так ничего не случилось, и как же приятно быть для друзей хорошим честным парнем.

Наше появление в лагере с ведерком, полным речной рыбы, вызывает оживление среди девчонок. Трое тут же садятся чистить рыбу для ухи, двое берутся за овощи. Никто не капризничает и не отказывается от грязной работы, ссылаясь на свой свежий маникюр. Здесь не принято каждую неделю бегать по салонам и делать трагедию из каждого сломанного ногтя. Да и к ведению домашнего хозяйства относятся адекватно – несмотря на отсутствие электроприборов, облегчающих домашний труд, никто не стонет от «непосильной ноши», женщины прекрасно со всем справляются и без них.