Твое имя - Платунова Анна - Страница 22

— Ты мне расскажи про своих маму и папу. Расскажешь?

Эрл понял, что она пытается его отвлечь — не маленький уже, — но не стал противиться.

— Мама очень красивая и добрая. И папа очень красивый и добрый. Мама по праздникам печет тоненькие блинчики. А начинка разная — и с ягодками, и с медом…

Эрл облизнулся, но тут же запнулся, понимая, что вновь завел разговор про еду.

— А папа много-много интересных историй знает. Мы с ними вместе ходили собирать вестяник. Его лучше собирать рано утром, тогда он свежий, сочный, кисленький… А еще в Анхельме наши друзья жили…

Эрл вдруг замолчал, произнеся «жили», и в одно мгновение ему стало ясно, что прошлая жизнь никогда уже не вернется. Что следовало говорить «мама была красивая и добрая», «папа знал много интересных историй»… В прошедшем времени…

Он закричал, забился и едва не упал на землю, но Мара успела, подхватила, прижала к себе. Эрл уткнулся носом ей в ключицу и заплакал. Сверху на макушку опустилась ладонь Бьярна. Так они и стояли втроем посреди дороги долго-долго, пока слезы Эрла не иссякли. А потом молча продолжили путь.

На подходе к Фермаго Мара вытащила из мешка перчатки и, морщась, натянула их на руки. Она не переносила ощущения чего-то постороннего на коже, ей казалось, что перчатки сковывают ее. Но до сих пор никому не удалось развенчать предрассудок об убивающем прикосновении некроманта. Не станешь ведь объяснять всем и каждому, что некроманты только тогда вытягивают жизненную силу, когда сами этого хотят, а обычное прикосновение не причинит вреда. Иначе прирожденные некроманты становились бы причиной смерти своих родителей еще в младенчестве. Мара и Эрла сколько раз обнимала, и до Бьярна дотрагивалась без последствий, но закон гильдии предписывал в городе закрывать руки до локтя — и точка.

Едва ступив за городскую стену, первым делом стали разыскивать лавку травника, где продавали настои и вытяжки из трав, мази и порошки. Лавками травника, которые во всех городах назывались одинаково, пользовались и медикусы, и некроманты.

Если в Фермаго где-то и продается настойка живисила, то искать ее нужно именно в таком месте.

За прилавком в окружении пузырьков и бутылочек, сухих веточек и листьев, разложенных горками на квадратиках промасленной бумаги, стоял молодой мужчина. Мара вдохнула знакомый с детства запах: почти так же — смесью трав и медикаментов — пахло у нее дома. И воспоминания нахлынули с новой силой. Ей показалось, что к запаху настоев примешивается резкий запах крови. Голова закружилась так сильно, что пришлось схватиться за Бьярна.

Мара несколько раз открыла и закрыла рот — она боялась спросить и получить отрицательный ответ. Напарник заговорил вместо нее:

— Настойку живисила продаете? Сколько стоит?

— О, да-да. Вчера только привезли партию на заказ. Но пара лишних флаконов имеется. Семь монет за один. Будете брать?

Мара и Бьярн переглянулись. Семь монет — почти все, что у них есть на двоих. Но раздумывать было некогда. Мара вложила свои четыре монеты в руку Бьярна, а тот выложил на прилавок все их небогатые сбережения.

— Один? Ну хорошо.

Мужчина выставил перед ними флакон, наполненный зеленой, чуть фосфоресцирующей жидкостью. Рядом положил инструкцию — маленький свиток тонкой бумаги.

— За инструкцию еще монету. Здесь написано, от каких болезней помогает, как принимать правильно, что делать при передозировке. Целиком можно, только если совсем уж при смерти…

— Инструкция не нужна! — буркнула Мара, сжимая в кулаке крошечную бутылочку и направляясь к выходу.

Больше всего на свете она боялась сейчас оступиться, упасть и разбить драгоценную ношу. Но одновременно боялась того, что ждет их, когда Эрл выпьет содержимое пузырька. Их последняя надежда. Если средство не поможет, то уже ничто не поможет… И что тогда?

Едва перешагнув порог лавки, она вытянула пробку и протянула мальчику настойку.

— Выпей, малыш.

Эрл послушно отхлебнул зеленую жидкость.

— Вкусненько. Кисленько.

Он допил до конца и облизнулся.

Мара и Бьярн смотрели на него, словно прямо сейчас на их глазах должно было произойти какое-то необычное превращение. Но ничего не происходило.

— Ты голоден, Эрл? — решилась Мара.

— Да, я хочу есть.

Мару словно окатили ледяной водой: она пошатнулась, глотая воздух, но Бьярн внешне оставался спокойным.

— Он просто голоден, Мара. Просто голоден. Дорога была длинная. У нас остались деньги для того, чтобы заказать обед для нас всех. Подожди.

И Мара быстро кивнула, согласная сейчас на что угодно. Еще одна отсрочка непоправимого…

Через дорогу от лавки травника обнаружился трактир с открытой террасой. Эрл уселся на деревянную лавку, принюхиваясь к запахам, доносящимся из кухни.

— Мне яичницу. И колбаску. И вкусную булочку. Две. И стакан сладкого компота.

Он болтал ногами, вертелся, улыбался. Обычный мальчишка, уже позабывший о своем страхе и грусти. Взял тканевую салфетку со стола, принялся жевать краешек.

— Я попрошу принести, — тихо сказал Бьярн. — Эрл, малыш, что-то еще сладкое будешь? Может быть, блинчики? Такие, как твоя мама пекла. Или медовые соты? Заказывай, что хочешь.

— Блинчики! С ягодками! Пусть только быстрее принесут.

Мара закрыла глаза, прогоняя слезы. Он не увидит ее боль, он не испугается… Он будет счастлив до последней секунды, если придется…

«Пусть медленнее несут, — мысленно кричала она. — Дайте нам еще хоть несколько лишних минут…»

Девушка-подавальщица расставила перед Эрлом тарелки.

— Это что же, все тебе, малявка? У тебя праздник сегодня? Смотри не лопни.

Мара и Бьярн сели напротив. Они ничего себе не заказали, да и не смогли бы сейчас проглотить ни кусочка.

Эрл съел яичницу. Надкусил колбасу. Сжевал пару блинчиков, макая их в мед и запивая компотом. Отломил кусочек булки, но так и не донес до рта, положил обратно.

— Уф, объелся, не могу больше! Мара… Мара, ты почему плачешь?

Эрл не обманывал — он действительно больше не ощущал того странного, жуткого голода. Мара сначала не разрешала себе верить, но темная энергия, которую излучал мальчик, постепенно пошла на убыль. Перед ней снова сидел обычный живой ребенок. К тому же довольный и сытый.

— Ничего, малыш… Это мне просто глаза ветром надуло. Иди побегай пока по площади с другими ребятами, нам с Бьярном надо поговорить.

Настойка живисила помогла. Она не убирала проблему, но давала им время, чтобы придумать еще что-нибудь. Вот только надолго ли хватит ее действия? Надо бы запастись заранее. Одна беда — денег нет совсем.

По площади, вымощенной брусчаткой, бегали стаи городских мальчишек, распугивая птиц. Эрл рад был присоединиться к этому бестолковому занятию.

Мара почувствовала, что ее бьет озноб. Как всегда после сильного волнения, руки начали дрожать так, что пришлось опустить их на колени и сжать в замок, чтобы никто не увидел, как ее колотит.

Бьярн протянул ей стакан, где на дне плескались остатки компота, но увидев, что она не в силах его держать, сам тихонько напоил ее.

— Тебе надо поесть.

Мара замотала головой. Нет, она не сможет проглотить ни кусочка, хоть от трапезы Эрла осталось столько всего вкусного. Вот мед, например. Мара очень любила мед…

— О, Бьярн… — прошептала она, вспомнив, какие страшные мысли бродили в ее голове всего несколько минут назад. — Я почти готова была его убить…

Руки задрожали сильнее, а теперь и плечи вслед за ними. Мару трясло, как в лихорадке.

— Дай обниму тебя, — сказал Бьярн. — Согрею.

Вот всегда он так неожиданно. Как подготовиться к этому? Мара помотала головой: нельзя.

— Просто согрею. Тебе это нужно сейчас.

Снова покачала головой: нет.

И тогда Бьярн, этот невыносимый человек, просто сгреб ее в свои медвежьи объятия, прижал и положил подбородок ей на макушку. Мара словно утонула в чем-то теплом, большом, уютном. И сама не поняла, почему вместо того, чтобы закричать и оттолкнуть, она покорно сдалась. Правда, все тело напряглось, мышцы свело от напряжения.