Твое имя - Платунова Анна - Страница 48

Скоро по улице в сторону сквера выдвинулись трое. Некромантка в черной одежде помощника дознавателя, юная девушка, которая, видно, совсем недавно плакала, но сейчас выглядела спокойной и умиротворенной, и высокий стражник.

В это раннее утро в сквере почти не было людей. Позже молодые мамы и няни выведут детей на прогулку, на скамейки сядут пожилые пары, но сейчас мимо по тропинкам торопились такие же работяги. Они бежали, не глядя по сторонам, погруженные в свои мысли.

Трое встали у статуи молодого воина, олицетворяющего всех воинов, служивших в отрядах Вседержителя. Воин сложил руки на оголовье меча и смотрел прямо перед собой как раз в сторону домика, где жили Мара, Бьярн и Эрл.

Бьярн вытянул из ножен узкий кинжал.

— Повтори-ка еще раз, — обратился он к мотыльку.

— Просто оставь след на статуе, чтобы я знала, куда лететь.

Мара заметно нервничала и все пыталась забрать кинжал у Бьярна из рук, но это было так же бесполезно, как попробовать отобрать меч у железного изваяния.

— Бьярн, дай лучше я. Когда порежешь руку, то станешь беззащитен. А если…

— Мара, ты ведь понимаешь, что я тебе все равно не позволю. Либо я, либо никто. Но если уж ты твердо вознамерилась спасти эту нечисть…

Мара оглянулась на Вайолет, пристально посмотрела ей в лицо. Угадать, что та думает на самом деле, не было никакой возможности. Она так ловко притворялась на допросе, что даже Мара с ее интуицией не смогла понять, что перед ними не живая девушка, а лишь ее тень.

— Только попробуй меня обмануть, — тихо сказала она. — Только попробуй!

— Я не обману, — ответил мотылек.

Бьярн не стал тянуть дольше. Острием ножа сделал небольшой разрез на ладони и приложил кровоточащую руку к железной руке, сжимающей меч. Тут Мара, не спускающая глаз с Вайолет, увидела, как у той из губ словно вырвалось облачко пара, хотя день вовсе не был морозным. Облачко развернуло два тонких полупрозрачных крыла, веретенообразное тельце взмыло в воздух и устремилось к отпечатку ладони. Напоследок мотылек обернулся, и Маре показалось, что глаза, темные, как ночное беззвездное небо, посмотрели с благодарностью. И тут же оставленное без души бездыханное тело Вайолет упало на промерзшую землю, укрытую первой хрупкой ледяной корочкой.

Мара не знала, правильно ли поступила. Лежащая на земле мертвая девушка еще раз напомнила о том, что они помиловали убийцу. Но сделанного не воротишь. В конце концов, дедуля всегда говорил: когда не знаешь, какой поступок правильный, сделай так, как подсказывает сердце.

— Ладно, пойдем сдаваться на милость Витору, — обреченно выдавила Мара.

Перевела взгляд на Бьярна, безуспешно пытающегося перевязать рану одной рукой. Кинулась помогать.

— Мы правильно поступили. Правильно. Она же не обманула.

Бьярн положил ладонь здоровой руки на ее трясущиеся пальцы, с трудом удерживающие концы платка. Он ничего не говорил, и оба просто стояли в пустынном сквере, полном осыпавшейся листвы и голых деревьев, под холодным, серым, зимним небом, согревая друг друга.

Мара постояла-постояла и уткнулась лбом ему в плечо, прислонилась, застыла, и Бьярн замер, боясь пошевелиться и спугнуть ее доверчивое молчание.

— Спасибо, — сказала она, надеясь, что он поймет за что.

За дом. За то, что рядом, когда нужен. За то, что прощает и терпит. За то, что всегда на ее стороне.

Старшему дознавателю по трезвом размышлении решили сообщить другую версию случившегося. Правда никому уже не поможет. Поэтому, явившись в стан, рассказали дежурному, а позже Витору, что в сквере у дома обнаружили тело Вайолет.

— Наверное, она шла к нам, — предположила Мара, — да убийца догнал.

Дело постепенно развалилось. Новых жертв и улик не появлялось, дни заполнились повседневной рутинной работой. Драки, грабежи, иногда убийства, но такие, к которым все давно привыкли: то кто-нибудь по пьяни зарубит собутыльника, то ревнивица-жена пырнет неверного мужа.

Первые дни Витор был мрачнее тучи — злой от того, что загадочные убийства остались нераскрытыми: он не любил незавершенных дел. Мара старалась поменьше попадаться ему на глаза, словно он мог прочесть ложь у нее на лбу. Только Бьярн ходил с непроницаемым лицом. «Неудивительно, — думала Мара, — скрываясь столько лет, научишься сохранять невозмутимое спокойствие».

Жизнь постепенно вошла в колею. Мара привыкла к работе, и она ей даже нравилась. Должность помощника дознавателя, конечно, не самая спокойная, но Мара делала нужное дело, у нее хорошо получалось, и она чувствовала себя на своем месте.

Иногда подумывала о том, чтобы с приходом весны не уходить из города. Это поначалу ей, неопытной и юной, было трудно устроиться в столице: брали неохотно, платили гроши, вот и пришлось выйти на Тракт, а теперь она помощник дознавателя — прибыльная и почетная профессия для некроманта. Да и Бьярн, кажется, вполне доволен.

Как-то завела разговор об этом.

— Как ты смотришь на то, чтобы остаться в Корни-Кэше, когда придет весна?

Бьярн первую секунду смотрел странно, точно сильно удивился или испугался чего-то, потом понял, выдохнул.

— Останемся, — немногословно согласился он.

Теперь, лежа в постели, Мара представляла, как с приходом весны зазеленеет сквер рядом с домом, как теплыми летними днями они втроем станут выбираться на речку, по выходным — прогуливаться по центральной улице. Лучше уж она станет любоваться на нелепую нечисть в виде детей с накладными лицами и собак с прицепленными рогами, чем на настоящих шатунов. Может быть, она позволит Бьярну купить ей платье для прогулок.

К тому же Эрлу в следующем году нужно пойти в школу. На родном хуторе мальчика едва ли стали учить грамоте, но теперь он горожанин, в будущем грамота ему пригодится. Надо, кстати, узнать, сколько стоит обучение в школе и потихоньку начинать откладывать. А пока Мара и сама сможет с ним заниматься. Азбуки, правда, нет, зато есть книга «Создания ночи», для начала и она сойдет. Кто знает, вдруг Эрл в будущем захочет стать дознавателем, надо же с чего-то начинать.

О том, что для Эрла будущее может и не наступить, Мара себе думать запрещала.

Погода становилась все более ненастной. Столица находилась на юге Симарии, климат здесь был мягче, чем на севере, и снег обычно таял, как только выпадет, но ветра дули такие злые и пронзительные, что иногда Мара, идя наперекор ветру в сторону стана, думала, что ее унесет. Правда, Бьярн чаще всего находился рядом, закрывал ее и брал за руку, не давая упасть.

В стане давно поняли, что двое новеньких живут вместе. Вопросов лишних не задавали: не принято это здесь. Да и кому какое дело — взрослые люди, имеют право.

Мара замечала за собой, что стала мягче. Раньше ее никакая сила не заставила бы остаться в одной комнате с несколькими стражниками, а теперь по утрам, придя на работу, они вместе пили взвар, отогреваясь, принимая дела у ночной смены и готовясь к долгому дню. Смеялись и шутили. Мару принимали за своего парня — могли мимоходом дружески похлопать по плечу или беззлобно позубоскалить на ее счет.

— Что, Маруня, говорят, ты вчера за шатуном по переулку гонялась? То ты за ним, то он за тобой? — смеясь, расспрашивал рыжий Свен.

— Ага, — не смущалась Мара. — Только вот я-то его упокоила, а тебя, я слышала, вчера на ярмарке карманник упокоил — уложил носом в грязь.

Слушатели грохали, Свен почесывал голову. Никто не оставался в обиде — такие моменты, наоборот, еще больше сплачивали команду. Мара иногда смотрела на них и думала: вот нормальные же вроде парни. Обычные люди.

Те, другие, тоже казались нормальными… И вдруг застывала, глядя на рыжего Свена, на верзилу Теренса, на совсем молодого, безбородого пока Майка: а ведь они мужчины. А что, если… И так мерзко, холодно становилось на душе.

Она не позволяла себе бояться, но все же радовалась, что Бьярн всегда рядом, а еще тому, что на ней темная глухая форма. Мара старалась разговаривать грубо, подражая простому деревенскому выговору. «Я свой парень!» — казалось, кричало все в облике Мары.