Твое имя - Платунова Анна - Страница 52

А потом наступил длинный радостный день. Не успели они одеться и спуститься к камину, как вернулся Эрл. Ворвался с улицы, принеся с собой прохладу и свежесть зимнего дня. Долго, захлебываясь от восторга, рассказывал о том, как они с Риком и Мартином не спали всю ночь. «Ну, почти всю! Потом Мартин уснул, а мы с Риком над ним посмеялись, а потом сами уснули!» Нашел меч, и мальчишеский восторг вспыхнул с новой силой. Эрл заставил Бьярна с ним сразиться и, кажется, всерьез поверил, что одержал верх, когда Бьярн, с торчащим под мышкой деревянным мечом, рухнул к его ногам.

— Победил меня, малыш, — прохрипел он.

— Ура! — завопил Эрл и без малейшего почтения к умирающему уселся на него сверху, заливаясь счастливым смехом.

Тут и Бьярн рассмеялся, подхватил Эрла и начал подбрасывать вверх. А Мара бегала вокруг и уговаривала Бьярна постараться не приложить мальчишку головой о потолок.

— Не, я его, конечно, оживлю! Но ремня оба получите, так и знайте.

На обед отправились в таверну — решили позволить себе. Заказали столько еды, что в конечном итоге не справился даже Бьярн. А вечером гуляли по центральной улице, украшенной огоньками. И Мара поняла, что ее вовсе не раздражают артисты, выступающие на подмостках, и уличные торговцы, зазывающие попробовать орешки в меду, вяленую рыбу и яблоки в карамели.

— Купи себе и Эрлу яблок, — кивнула Мара в сторону телеги, украшенной изображением весеннего цветущего сада. — Я же знаю, ты любишь.

Торговец, увидев, что на него смотрят, поклонился и, словно фокусник, достал из чана, над которым клубился, устремляясь в небо, пар, вкусно пахнущий расплавленным сахаром, два яблока, нанизанных на палочки.

Бьярн не устоял, и дальше они с Эрлом шли, хрумкая сладкой коричневой корочкой.

— Сластены, — радовалась за них Мара. — Бьярн, вот от тебя не ожидала.

— Я в детстве всегда мечтал их попробовать, — попытался оправдаться он. — Но так и не удалось.

— Почему? — удивилась Мара. Даже она пробовала яблоки в карамели, дедуля покупал на ярмарке. Да, удовольствие недешевое, но иногда побаловаться можно.

— Еда бедняков, — откликнулся Бьярн.

Спохватился, да поздно, когда понял, что Мара встала посреди улицы и смотрит на него, приподняв бровь: «Еда бедняков, говоришь?» Бьярн с трудом проглотил застрявший в горле кусок яблока, взгляд виноватый: «Давай не будем об этом!» И Мара отступилась, не стала ни о чем спрашивать. Хотя сделалось тревожно: сколько можно скрывать от нее правду? Почему не сказать прямо? Но она помнила о том, что Бьярн никогда не донимал ее расспросами, а значит, и она не должна.

Если не считать этой маленькой оплошности, праздничные дни удались на славу. Жаль, закончились быстро. А вышли на службу, стало казаться, что все произошедшее — лишь сладкий сон, растаявший поутру. Хотя о чем грустить? Вот он, сон. Ходит рядом. То взвара принесет, то поймает перед выходом, когда Мара торопится на очередное дело, и с бесстрастным лицом поправит капюшон плаща, застегнет под горлом.

— Разболеешься, что мне с тобой делать? — говорит, хмурясь.

А потом как-то вечером оговорился, глядя в камин:

— Все страшнее отпускать тебя одну. Вдруг что-то случится, а меня рядом не окажется…

Мара села рядом, потерлась носом о его щеку. Она понимала, о чем он говорит. Ей и самой страшно отпускать его на очередной вызов. Да, Бьярн сильный, почти неуязвимый, но никто не застрахован. Но она знала также, что, когда любишь, нужно доверять и отпускать, не пытаться удержать на коротком поводке. Иначе это уже не любовь…

— Да, я знаю, — сказал он будто в ответ на ее мысли. — Ты сильная, птаха моя. Но как же тяжело каждый раз…

Мара знала, как ему сложно, но за эту готовность верить в нее и не пытаться запереть в безопасности, в четырех стенах, любила его еще сильнее.

На службе все шло своим чередом. Обыденные, скучные дела. Чаще всего их удавалось раскрыть за один день. Правда, нельзя сказать, что Мара скучала. Она каждый раз внутренне ликовала, когда благодаря ее усилиям очередной преступник оказывался там, где ему самое место. Витор в такие дни тоже пребывал в приподнятом настроении. Шутил с подчиненными и казался приятным человеком. Мара на какое-то время успевала забыть о взрывном и несговорчивом характере начальника. А потом случалось какое-нибудь происшествие, и старший дознаватель делался мрачнее тучи — угрюмым и злым.

Таким он был тем утром, когда Мара и Бьярн, смеющиеся и довольные, вбежали в стан, отряхиваясь от снега. За ночь насыпало столько, что по дороге на службу они, как малые дети, принялись играть в снежки, гоняясь друг за другом по скверу. Перепало даже статуе воина. Мара, не сдержавшись, едва заметно кивнула ей. Она не знала, видит ли ее мотылек, помнит ли, или, возможно, погрузился в спячку, но отчего-то захотелось в такое хорошее утро показать, что она-то помнит. Ей почудилось, что воин слегка наклонил голову в ответном приветствии. Привидится же!

— Отлично! — хриплый голос старшего дознавателя мгновенно привел их в чувство. — Не думали в бродячие артисты податься? Нет? Тогда приведите себя в подобающий вид. Через минуту жду в кабинете.

— Меня? — спохватилась Мара.

— Всех, — отрезал Витор.

В кабинете сразу стало тесно. Стражники, вышедшие на смену, второй дознаватель с помощником. Мара присела на свое обычное место — за стол у окна. Она ничего не понимала. Что случилось? Новое дело? Судя по всему, очень неприятное.

— Сразу скажу, нас это пока не касается, — так странно начал свою речь старший дознаватель. — Но обязан рассказать о том, что происходит. Пока в нашем районе, к счастью, ни одного убийства. Они начались чуть больше месяца назад. Находят мертвых девушек. Очень странная смерть. Причина не ясна до конца.

— Что? — хором произнесли несколько голосов.

Непривычно слышать из уст профессионала, что причина смерти не ясна.

— А то, — развел руками Витор. — Сильно избиты, на шее следы удушения. Но очевидно, не это стало причиной смерти.

Старший дознаватель сделал длинную паузу.

— Жертвы почти полностью обескровлены.

И после этой фразы не смогли промолчать даже самые выдержанные.

— Обескровлены? Как это возможно? Снова нечисть? — заговорили разом все.

— А что они говорят? — спросила Мара, дождавшись, когда гул голосов стихнет. — Что говорят жертвы? Ведь их…

— В том-то и дело, что ничего! — резко оборвал ее начальник. — Ничего не говорят. Никому не удалось воскрешение. Самые опытные некроманты пробовали. Просили профессора Академии темных искусств — даже тот ничего сделать не смог. Говорит, незнакомый яд в крови, поэтому обряд переноса сознания тоже не осуществить. Так что молитесь, чтобы на нашей территории обошлось без очередного висяка.

Не обошлось…

Это оказалось четвертое по счету убийство. Старший дознаватель сказал, что они случаются с периодичностью в две-три недели, так что новую жертву ждали, и, к сожалению, страшные прогнозы сбылись.

На место преступления выехали оба дознавателя и оба помощника. За то время, пока Мара и надменный Гарс работали бок о бок, они привыкли друг к другу. Высокомерие молодого некроманта теперь не так раздражало Мару, да и он, видя, что новенькая работает не за страх, а за совесть, смягчился по отношению к ней и, бывало, приходил советоваться, когда происходили трудные случаи.

И сейчас четверо стояли в тесной квартирке, которую снимала погибшая. Ее уже опознали, молоденькая Ганна работала подавальщицей в таверне. Соседка по этажу с завистью рассказывала о том, что устроилась она на хорошее место: «Королевская охота» — не какая-нибудь третьеразрядная таверна, там даже благородные обедают. А Ганна, вот негодница, смазливая мордашка, знала о том, какая она хорошенькая, и умело пользовалась этим.

— В каком смысле пользовалась? — строго спросил Витор у соседки, которая смазливой внешностью похвастаться не могла и оттого Ганну очень не любила, это сразу бросалось в глаза.