Некромант из криокамеры 4 (СИ) - Кощеев Владимир - Страница 50

исключаются, и наоборот).

Подобная же связь мыслится и в

вещах,

взятых как

целое:

одна вещь как действие не подчинена другой как причине своего

существования, поэтому они вместе и взаимно координируются как

причины, определяющие друг друга (например, в теле, части которого

взаимно притягиваются и отталкиваются), и это совсем иной вид

связи, чем тот, который встречается при простом отношении причины

к действию (основания к следствию), когда следствие в свою очередь

не определяет основания и потому не образует с ним целого (как

творец мира с миром). Образ действия рассудка, когда он представляет

себе объем разделенного понятия, совершенно такой же, когда он

мыслит вещь как делимую на части; подобно тому как в первом случае

члены деления исключают друг друга и тем не менее соединены в

одном объеме, точно так же во втором случае рассудок представляет

себе части делимой вещи как обладающие существованием (как

субстанции) независимо от всех остальных частей и в то же время как

связанные в одно целое.

§ 12

В трансцендентальной философии древних есть еще один раздел, содержащий чистые рассудочные понятия, которые, хотя они и не

причисляются к категориям, тем не менее должны быть, по их

мнению, приложимы к предметам как априорные понятия; в таком

случае они должны были бы увеличить собой число категорий, что

невозможно. Эти понятия даны в известном положении схоластиков: quodlibet ens est unum, verum, bonum. Хотя применение этого

принципа, поскольку из него делались выводы (не содержавшие

ничего, кроме тавтологии), было неудачным, так что в новейшее время

метафизики обычно выставляют его почти только ради чести, тем не

менее мысль, сохранявшаяся столь долгое время, какой бы пустой она

ни казалась, заслуживает того, чтобы исследовали ее происхождение, и дает повод предполагать, что в основе ее лежит какое-то правило

рассудка, которое, как это часто случается, только ложно

истолковывалось. Эти мнимотрансцендентальные предикаты вещей

суть не что иное, как логические требования и критерии всякого

знания о вещах

вообще; в основу знания они полагают категории количества, а

именно:

единство, множественность

и

целокупность;

но они должны, собственно, рассматриваться с точки зрения

содержания как принадлежащие к возможности самих вещей, между

тем как на деле ими пользовались только в формальном значении как

принадлежащими к числу логических требований в отношении

всякого знания и в то же время неосмотрительно превращали эти

критерии мышления в свойства вещей самих по себе. В самом деле, в

каждом познании объекта имеется

единство

понятия, которое можно назвать

качественным единством,

поскольку под ним подразумевается лишь единство сочетания

многообразного в знаниях, каково, например, единство темы в

драматическом произведении, в разговоре, сказке. Во-вторых, [в

каждом познании объекта есть]

истина

в отношении следствий. Чем больше имеется истинных следствий из

данного понятия, тем больше признаков его объективной реальности.

Это можно было бы назвать

качественной множественностью

признаков, относящихся к одному понятию как общему основанию (а

не мыслимых в нем как количество). Наконец, в-третьих, в каждом

познании объекта есть

совершенство,

состоящее в том, что эта множественность в целом сводится обратно к

единству понятия и полностью согласуется только с понятием; это

можно назвать

качественной полнотой

(целокупностью). Отсюда ясно, что три категории количества, в

которых единство должно считать сплошь однородным при

произведении определенного количества (Quantum), здесь

видоизменены этими логическими критериями возможности познания

вообще посредством качества познания как принципа только в

отношении сочетания также и

неоднородных

частей знания в одном сознании. Так, критерием возможности понятия

(а не объекта его) служит дефиниция, в которой для построения целого

понятия необходимы

единство

понятия,

истинность

всего того, что прежде всего может быть выведено из него, наконец, полнота

того, что может быть извлечено из него; точно так же

критерием гипотезы

служит понятность принятого

основания

для

объяснения

или единство его (без вспомогательной гипотезы), истинность

(соответствие друг с другом и с опытом) выводимых отсюда

следствий, и, наконец,

полнота

основания для объяснения следствий, которые указывают только на то, что допущено в гипотезе, и согласуются с ней, представляя

аналитически а posteriori то, что мыслилось синтетически а priori.

Таким образом, понятия единства, истинности и совершенства вовсе

не дополняют трансцендентальную таблицу категорий, как если бы

она была недостаточной; они лишь подводят способ применения

категорий под общие логические правила соответствия знания с самим

собой, причем отношение этих понятий к объектам остается

совершенно в стороне.

Глава II. О ДЕДУКЦИИ ЧИСТЫХ РАССУДОЧНЫХ ПОНЯТИЙ

§ 13. О принципах трансцендентальной дедукции вообще

Юристы, когда они говорят о правах и притязаниях, различают в

судебном процессе вопрос о праве (quid juris) от вопроса о факте (quid facti) и, требуя доказательства того и другого, называют первое из них, а именно доказательство права или справедливости притязаний, дедукцией.

Мы пользуемся множеством эмпирических понятий, не встречая

противодействия ни с чьей стороны, и без всякой дедукции считаем

себя вправе присваивать им смысл и воображаемое значение, так как у

нас всегда есть опыт для доказательства их объективной реальности.

Однако есть также узурпированные понятия, например: счастье, судьба,

широко распространенные при почти всеобщей снисходительности, но

иногда вынуждаемые ответить на вопрос quid juris; в последнем случае

дедукция их доставляет немало затруднений, так как ни исходя из

опыта, ни исходя из разума нельзя привести ни одного ясного

основания, которое объясняло бы право пользования ими.

Среди различных понятий, образующих пеструю ткань человеческого

знания, некоторые предназначены также для чистого априорного

применения (совершенно независимо от всякого опыта), и это право их

в каждом случае нуждается в дедукции, так как эмпирические

доказательства правомерности такого применения недостаточны, а

между тем мы должны знать, каким образом эти понятия могут

относиться к объектам, которых они ведь не получают ни из какого

опыта. Поэтому объяснение того, каким образом понятия могут а priori относиться к предметам, я называю

трансцендентальной дедукцией

понятий и отличаю ее от

эмпирической

дедукции, указывающей, каким образом понятие приобретается

благодаря опыту и размышлению о нем, а потому касается не

правомерности, а лишь факта, благодаря которому мы усвоили

понятие.

У нас есть уже два совершенно различных вида понятий, согласных, однако, друг с другом в том, что они относятся к предметам совершенно а

priori, а именно понятия пространства и времени как формы

чувственности, а также категории как понятия рассудка. Было бы

совершенно напрасным трудом пытаться дать их эмпирическую дедукцию, так как их отличительная черта состоит именно в том, что они относятся к

своим предметам, ничего не заимствуя из опыта для представления о них.

Поэтому если дедукция их необходима, то она всегда должна быть

трансцендентальной.

Впрочем, для этих понятий, как для всякого знания, можно отыскать

если не принцип их возможности, то все же случайные причины их