Нарисуй мне дождь (СИ) - Гавура Виктор - Страница 32

— Я с нею училась в одном классе, ее зовут Виточка. Она была свой человек, хотя теперь у нее другие приоритеты… В позапрошлом году она поступила в наш пединститут и после зимней сессии вовремя не сдала книгу в библиотеку. Из-за этого после каникул всей ее группе на один день задержали выдачу учебников. А это особый контингент, педагоги… Хоть и будущие, но все они укушены педагогическим вирусом, он у них в крови.

Разгорелся грандиозный скандал, цунами с бурей в ложке воды. Причем, всему этому они дали официальный ход и политическую окраску. Их группа в экстренном порядке собрала открытое комсомольское собрание, пригласили декана факультета. Но и Виточка не проще, она привела на собрание нашу бывшую классную руководительницу, она преподавала нам французский язык, и еще позвала свою мать. Ее мать работает водителем трамвая.

Комсомольское собрание постановило единогласно: исключить Виточку из комсомола, при этом она автоматически исключалась из института. Таковы правила, хоть нигде и не писанные. Ее мать попросила слово, говорит: «Люди добрые! Имейте же душу, вы сами знаете, как трудно поступить в институт. Да, моя дочь совершила серьезный проступок, не сдала вовремя книжку, но нельзя же за это выгонять из комсомола и лишать ее возможности учиться. Простите ее на первый раз, больше такого никогда не повторится». «Нет ей прощения! — все как один, ответили ей будущие педагоги, — Вы ее неправильно воспитали и еще надо разобраться, почему у вашей дочери нет отца, почему это вы мать-одиночка? Матери одиночки все легкого поведения, падшие… В этом тяжком проступке вы виновны наравне с ней. Из-за вашей дочери вся наша группа один день не имела возможности учиться, приобретать новые знания. Из-за нее мы не выучили домашнего задания и этим на целый день отодвинули для всех нас наступление коммунизма. Вашей дочери среди нас не место».

Тут наша классная не выдержала, а она женщина горячая, ‒ динамит. Говорит им: «Как вы можете из-за такого пустяка, выгонять из комсомола, а значит и из института своего товарища? Вы же будущие учителя, какие же вы злые! Где ваша человечность? Чтобы ни один из вас не смел приходить в нашу школу на практику. Я лично дам вам такие характеристики, что по ним вас ни одна тюрьма не примет!» — заметив, что увлеклась, Ли смутилась.

— Вообще-то, я там не была, Виточка рассказывала, но думаю, наша классная именно так и могла сказать… Декан их был двумя руками за отчисление, это ж его выкормыши, будущая смена. Полюбуйтесь, какая высокая сознательность и активная жизненная позиция. Но нашу Виточку голыми руками не возьмешь, она обратилась в обком партии к заведующему отделом науки и учебных заведений. Пришлось с ним переспать, и он приказал закрыть ее дело. Теперь она его любовница. Стала лучшей студенткой в институте, Ленинская стипендиатка. Недавно устроил ей поездку в Финляндию. Она мне его один раз показывала. Такой, весь из себя, свиноцефал, жадный, да к тому же импотент. Виточка говорит, без двухчасового разогрева у него ни разу не получилось. Короче, теперь у них «любов»…

Зато будет иметь диплом педагога и в Финляндии побывала. С этой поездкой у нее приключился настоящий анекдот. Путевку ей возлюбленный сделал бесплатную, по линии молодежного туризма, называется «Спутник». Виточка рассказывала, как накануне отъезда их туристическую группу инструктировал в райкоме партии один ответственный товарищ. «Каждый из вас должен хорошенько себе уяснить, что вы едете в капиталистическую страну, там кишат шпионы и провокаторы, не забывайте об этом ни на минуту. С паспортом не расставайтесь ни днем, ни ночью. Помните о провокациях». А Виточка, тот еще цветочек, болотный… Она у него спрашивает: «У нас в программе указано посещение финской сауны. Скажите, пожалуйста, как нам быть с паспортом?»

Этот инструктант долго думал, по кабинету метался, ручки белые заламывал, то порывался кому-то звонить, указаний просить, то сам себя одергивал, боялся показаться некомпетентным, а потом все-таки выдал: «Значит так, дорогие товарищи! Надо вам всем запастись такими непромокаемыми полиэтиленовыми мешками. Смотрите у меня, чтобы у каждого было в наличие, я перед отъездом лично проверю у каждого. Запечатаете свои паспорта в эти полиэтиленовые мешки, завяжите их хорошенько узлами и возьмете их с собой в баню, по-фински сауна называется. Вообще-то, говорит, все это хорошо, но плохо… Там же воды должно быть полно, подгадить может. Надежнее будет сделать так: выберите одного, самого доверенного комсомольца, нет — лучше двух, чтобы один следил за другим и перед тем, как заходить в баню, сдайте им паспорта в непромокаемых мешках под расписку, пусть они их сторожат. А потом, опять-таки, под расписку, их у них изымете. И ищ-що лучше будет, если вы выберите троих доверенных. Так даже понадежнее будет, а то всякое может случиться, бо то ж заграница, понимать надо».

Из-за этих паспортов они в сауну так и не пошли, никто, кроме Виточки, не рискнул доверить свой паспорт другому. Опасались провокаций. А сама она пойти в сауну не решилась, не из-за паспорта, конечно. Побоялась, что за эту сауну они ее после с кашей съедят.

Народу в кафе прибавилось. Хотя, куда еще? И так под завязку. Столики все заняты, многие стоят у стойки вдоль стены. Похотливо-лысый Сэм, игриво строя глазки, о чем-то заговаривает с Кацарой. Хороняка, с высоко взбитой башней начеса на голове, демонстративно отвернулась. Тонев в своем репертуаре, его жестикуляция не отличается изяществом. Махнув кому-то из знакомых, он опрокинул фужер с шампанским себе на штаны и теперь с восторгом демонстрирует клетчатым подругам свою мокрую промежность.

Ли долго хохотала, когда я рассказал ей о сегодняшней лекции.

— Душевно вы подсадили старого большевика, шилом на печку. Он вам про Фому, а вы ему, про Ерему. Короче, ни в складуху, ни в ладуху поцелуй пизда кирпич!

Подытожила она, сделав вывод из моего пересказа. Ее заключение меня не коробит, не в первый раз уже в разговорах со мной она употребляет грязные ругательства, как ребенок, который повторяет нецензурные слова, не понимая их смысл.

— И напрасно ты его жалеешь. Сколько он людей к стенке поставил одним росчерком пера, сидя в своем политотделе. Все они одним миром мазанные, эти преданные патриоты. Вокруг одни патриоты, увидеть бы хоть одного не патриота, — иронически кривит губы она.

Вот такой, ядовитей отравы, она мне не нравится.

— Так нет таких. Патриотизм выдумали власть имущие, чтобы манипулировать людьми. Власти пытаются подцепить человека на наживку патриотизма, а это чувство ему несвойственно. Дорвавшиеся до власти проходимцы знают, что взывая к патриотизму, с человеком можно делать все, что захочешь. Хочешь, посылай в тайгу, в сорокаградусный мороз, живя в палатках, строить очередную ГЭС, а хочешь, призывай кидаться на амбразуры. И люди им верят, ведь их с детства учили слушаться старших. Верят, и едут, и кидаются. Я с нашим танцевальным ансамблем как-то была проездом в Ивано-Франковске. Там на вокзале висит транспарант с лозунгом: «Любите Родину — мать вашу!», под ним крашеный серебрянкой Ленин протянутой рукой указывает на забегаловку. И знаешь, не одна я это заметила, многие наши, и Ефимыч, наш покойный хореограф говорил, что в этом есть замаскированное издевательство над всеми нами. В этом весь их долбанный патриотизм, — тяжело вздохнула она и надолго замолчала.

— А ты, мог бы изменить Родине? — вдруг спросила Ли, в ее глазах светился какой-то болезненный интерес.

— Не знаю… Хотя я и думал об этом, — запнувшись от неожиданности, неуверенно ответил я.

У меня не было веры в наше «самое справедливое» из обществ. Редкие сплетни, доносившиеся к нам из Москвы, о творящихся вокруг беззакониях были чудовищны. Я относился к ним скептически, хотя они всегда подтверждались. А передачи «Голоса Америки», которые удавалось прослушать сквозь треск глушилок, отталкивали чрезмерным неприятием нашего строя. Я с недоверием относился к этой тенденциозно подобранной информации, полагая, что и в противостоящем нам капиталистическом лагере так же, как и у нас, перегибают палку. Просто сцепились две системы и изо всех сил обливают друг друга грязью. У меня же было свое, собственное, а не отштампованное пропагандистской машиной отношение к Родине и сейчас, задумавшись над врасплох заданным вопросом, я старался четко сформулировать ответ, прежде всего, для себя.