Ход кротом (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич - Страница 27

— И что у вас там теперь?

— Теперь еще ничего; но скоро будет как у вас при царе-освободителе. Порох в сухости, солдатушки в готовности, быдло в крепости.

— А что мы сделаем после машин?

— К тому времени я уже передам вам большую часть знаний, вы начнете их осваивать, а от этого и увидите сами, куда вам дальше. Мне же придется вас покинуть и отправиться своим путем, ибо таковы законы физики.

— Товарищ… Э-э… Корабельщик. Имеется вопрос.

— Прошу вас.

— Вы утверждаете, что имеете средство заставить англичан вывести войска.

— Да. И вы увидите, что средство верное, не позднее месяца от сего дня.

— Почему тогда вы не заставите англичан и прочих сразу ввести у себя республику?

— Потому что народ английский не желает у себя республику и не готов к ней. Во времена Кромвеля англичане прекрасно управились без чьей-либо помощи, а если сейчас не свергают короля Георга, стало быть, не хотят.

— Вы отрицаете коммунистические освободительные войны?

— Да, товарищ Свердлов. Я на опыте своей страны знаю, что ни в какой соседней стране принесенный штыками социализм не удержался, а удержался и развился там, где был выстрадан и оплачен собственной кровью, в том числе и на войне против нас.

Ленин спросил:

— Товарищ Корабельщик, а каково, по-вашему, наилучшее состояние страны к завершению вашего плана?

— Наилучшее, безусловно, коммунизм, — Корабельщик снова тяжело вздохнул, одним своим видом показав ясно, что не верит в его скорую победу.

— Объявить коммунизм даже с понедельника можно, да только вряд ли его выйдет построить хоть бы и к пятнице. Это мои предки на опыте проверили. Так что я бы считал идеальным состояние, когда вся крупная индустрия государственная и работает по единому долгосрочному плану, что уберегает страну от безработицы и колебаний спроса. Индустрия эта производит энергию: уголь, электричество, иные виды топлива, о которых я потом расскажу отдельно. Также на государственных заводах производится сложная техника, которую кустарь не сделает с должным качеством. Также государство производит и всякие полуфабрикаты: доски, гвозди, кожу и тому подобное сырье. А вот изготовление всего, что носит, пьет, ест, надевает и касается руками человек, я бы отдал частнику. Пусть он закупает у госзавода те же доски, строит людям дома, из кожи шьет сапоги. Конкуренция с таким же частником удержит качество на уровне, недостижимом никакими проверками, никакими ордами надзирающих чиновников.

— Частнику? Буржую? Где же тут социализм?

— У нас ведь не трудовая собственность запрещена, — Корабельщик нарочито простецки пожал плечами, — а эксплуатация.

— Но кустарь-одиночка не сможет выпускать хорошие вещи! У него нет машин, инструментов, образования, наконец.

Корабельщик выпрямился:

— Во-первых, кроме одиночек есть у нас трудовая артель, рабочий кооператив. Там все работают и прибыль делят на всех. Что не под силу одиночке, артель осилит. А во-вторых, на кой черт мы-то сами тут собрались? Наша задача именно сделать, чтобы все это в руках человека было. Вот! — на синем экране Корабельщик показал совершенно явные фотографии, только цветные и огромные:

— Это, для примера, американский фермер. Смотрите, сколько у него техники. Трактора, сеялки, жатки, молотилки, я тут половины названий не знаю. Работает вся его семья. Неудивительно, что у него поле от горизонта до горизонта. Он сам себе агроном, а надо — так наймет агронома. Один такой половину волости кормит, если не весь уезд. Вот к чему я предлагаю двигаться.

— Так это надо всем трактористами стать, а у нас пока что на одного грамотного сотня не умеющих поставить собственное имя…

— Вот потому-то кавалерийским наскоком тут ничего и не сделать, — Корабельщик вышел из-за кафедры. — И никакой тихой сапой из-за спины ничего не сдвинуть, лишь согласным трудом сотен тысяч, даже миллионов.

Пришелец покривился:

— Можно создать великую партию и удавить ее соперников. Решаемая задача, через великую кровь, но достижимо. Да только, если одна партия подгребет все под себя, мужики ее не поддержат. Потому что за коминтерновские заграничные авантюры платить мужику, и кровь лить опять же мужику.

— Так ваш курс — на построение социализма в отдельно взятой стране?

— Именно так.

Непривычно-темный взгляд пришельца прошел по залу как радиевый луч смерти. Сталин внезапно понял: Троцкого тоже он, Корабельщик, убрал. Как — неизвестно, и никогда известно не будет. Нанял или обманул кого, неважно. Троцкий стоял за экспорт революции в иные страны, а Корабельщику это почему-то мешало. И вот уже нет никакого Троцкого. Начни копать — найдешь английских агентов, у них мотив железный. А что политический курс РСФСР от этого меняется — ну, повезло.

Или не повезло…

— А что же капиталистическое окружение? Интервенция?

— Я уже сказал, что против них есть средство. Не надо верить мне на слово, увидите сами.

Финансист Гуковский протянул с нескрываемой иронией, нарочно карикатурно-одесским говорком:

— Таки вы ва-алшебник?

— Я только учусь. Вот, у меня экран пока синий. — Корабельщик погасил световое полотнище. — У хорошего волшебника экран светится зеленым.

— А у плохого?

— У плохого мигает и полосами рябит.

Собрание понемногу замолкло. Приходилось решать, а решать на десять лет вперед за сто сорок миллионов населения никто не рвался. Тут все свои вокруг, а это значит, что некуда сбежать. Найдут и спросят, без малейшего сомнения.

Чувствуя на спине мурашки, Сталин поднялся:

— Товарищи! Мы выслушали очень хороший план. Вряд ли кто может сказать, удастся ли он. Однако, план составлен достаточно разумно, без прожектерства и шапкозакидательства. И я готов проголосовать за этот план при одном условии. Товарищ Корабельщик хочет советовать, ни за что не отвечая. Такая соглашательско-меньшевисткая позиция неприемлема. Пусть он займет определенный участок работы и несет за него ответственность.

Сталин сел, а наркомы одобрительно загудели. Тогда поднялся и Корабельщик:

— Я возьму наркомат информатики. Как раз передаваемую вам информацию надо же привести в удобоваримую форму. Такого наркомата у вас нет, и я никого не сгоню с кресла, не лишу возможности принести пользу трудовому народу. Но и я тогда поставлю одно условие.

Ленин переглянулся со Свердловым:

— Именно?

— Именно то, что в моем наркомате я решаю, кто тут красный, а кто белый.

— Эй! Это нечестно! Так все спецы к вам сбегут!

— Разве большевики преследуют людей за их политические убеждения? — вполне натурально изумился гость. Ленин улыбнулся. Сталин же подскочил:

— Спецам доверять нельзя! Наплачемся! Они саботировать станут — а как их проверить?

— Ничего, — гость ударил кулаком в ладонь, — у меня не станут. Я сам кого хошь отсаботирую, родная мамаша не узнает.

Видя полное ошеломление и всеобщую усталость от свалившихся новостей, Ленин совещание быстро закруглил. На место Троцкого поспешно избрали Михаила Фрунзе. Самого Льва Давидовича постановили хоронить в Кремлевской стене с почестями: все же Троцкий не только митинговал, но и на фронты выезжал, и под пулями бывал, да и армию взамен рыхлой добровольческой Красной Гвардии создавал на совесть.

Наркомом информатики выбрали Корабельщика, поручив ему к осени сформировать собственно комиссариат: подыскать здание, нанять людей и так далее.

Обсуждать всерьез «программу Корабельщика» даже не пытались: не одного дня дело, и даже, наверное, не одной недели. Приняли только, как срочнейшую меру, воздухоплавательную экспедицию на Урал за царской семьей. А то как бы тамошний ревком не грохнул гражданина Романова со гражданки и гражданинки, чтобы тот не достался белочехам. Всем, впрочем, стало ясно, что и Крымский проект этим голосованием одобрен, ведь не в Москву же тащить полный взвод бывшего царского семейства. Но все настолько утомились новостями, что возражать не стали, да и что тут возразишь? Романова наверняка свои же удавят, ибо там сейчас желающих на трон больше, чем казаков у Мамонтова и Деникина. Вот и превосходно, а нам лишняя кровь на руках зачем? И без того Ленин только что подписал телеграмму в Пензу: