Ход кротом (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич - Страница 51

— Совершенно точно, сэр.

— А на севере Юденич и французы, не убравшиеся из Архангельска… Почему-то лягушатникам «букву Z» не вырезали… Может, подсказать через того, засвеченного человечка?

Главшпион пожал плечами:

— Сэр, я не думаю…

Черчилль заговорил совсем тихо, практически шепотом:

— И вот в такой-то ситуации большевики заставляют своих инженеров изобрести рулонный газон? Не танк, не самолет, не корабль, не орудие, не пулемет? Не убийственные газы, не лучи смерти, не боевые треножники! Рулонный газон! Смит, я не сплю? Я не в Бедламе?

— Нет, сэр, что вы.

— Тогда что происходит, Смит?! — рявкнул бывший Первый Лорд Адмиралтейства так, что все подпрыгнули на стульях. — Вы понимаете, что это значит?!

На подобный вопрос директор Секретной Службы ответ иметь обязан. Ум и опыт сэра Мэнсфилда, которого совсем не зря «в далекой-далекой Галактике» сделают начальником самого Джеймса Бонда, подсказывали единственно верные слова:

— Сэр, это значит, что большевики уверены в победе. Абсолютно, сэр. Железно, бриллиантово, адамантиново уверены. Вот потому-то и занимаются такими поделками… Игрушками. Детские игрушки, кстати, они тоже выпустили, но я включил их в письменный доклад. Сэр, большевики уверены, что их дети успеют наиграться с этими игрушками. Что будущее именно таково, как они планируют.

— А Крым? Белая Армия?

Сэр Мэнсфилд отмахнулся:

— Мы уже не снабжаем Деникина. Французы и другие, глядя на нас, отказываются нести лишние расходы тоже. Скоро у этой игрушки кончится завод. Я вот не знаю, победят ли большевики. А они уверены в своей победе.

Теперь уже Черчилль оглядел шкатулку, изукрашенную изнутри. Вздохнул.

— Досточтимые сэры, собирая вас на это заседание, я полагал, что день окажется нелегким. Вынужден признать, что я ошибся. Тяжелые дни у нас еще впереди…

— Впереди война со всем светом, а он знаешь, что испытывает?

— Что же?

— Ватные стельки. Говорит, ноги мерзнут меньше.

— Ну… Так подумать, боец с мокрыми ногами, фигурально пол-бойца. А зимой так и не фигурально, натурально случалось, отмораживали ноги.

— Товарищи, тут в другом вопрос. Мы что, так и будем ходить на помочах у неведомо кого?

— Так он улетит, все нам же и останется.

— Допустим, и правда улетит. А мы до того мгновения сами думать не разучимся?

— Это если он в самом деле улетит. А то ведь скажет: не работает моя машинка, сбой в мировом эфире. Как он сам говорит: «Звезды Сад-аль-Забих…» И пошел языком трепать… Морячок-красавчик, яти его.

— Что предлагаешь?

— Надо меры принять. Просто так. На всякий случай. Первым делом хотя бы узнать: убить его можно? Если да, то как?

— Силен, черт. Вы знаете, что он выкинул на последнем субботнике?

На последнем субботнике я спалился, как щенок. Хорошо хоть, сразу решил, что скрывать инопланетное происхождение глупо. Лучше говорить открыто: все равно никто не поверит. Начнут искать сокрытое, и сами себя обманут лучше, чем я бы смог во сне придумать.

В общем-то, даже и не ошибся.

Но все по порядку.

Субботник устроили на первую годовщину революции. Двадцать пятого октября по календарю юлианскому, церковному. И седьмого ноября по новому григорианскому календарю. На субботник вышли все сотрудники наркомата информатики, так мало этого, еще и Совнарком приперся, вроде как с дружеской помощью. Ну, и какую работу можно дать людям неученым? Сейчас время такое, все от руки зависит, от верного глаза мастера. Врубки делать плотники не доверят. Бетон мешать — сапоги нужно до пупа, бродни рыбацкие, а не пиджачки со штиблетами. В общем, досталась всей этой неквалифицированной силе та самая работа: «принеси-подай-под замах не попадай».

Ну и пропагандисты с фотовспышками отовсюду. Вот Ленин с лопатой. А вот Сталин с граблями. А вот Феликс Эдмундович несет вилы кому-то.

Железный Феликс вилы несет, ага? Картинка — залюбуешься.

Вилы!

Честно говоря, то бревно Владимир Ильич мог не то, чтобы сам поднять — а и запросто мог тем бревном перешибить любую контрреволюцию. Гимнаст, любитель турника, на жену и любовницу сил хватало. Но вылез какой-то недоэйзенштейн: «Встаньте, мышки, встаньте в круг!» Вот я встал, и…

Значит, коммунист Ленин берет бревно за голову, Чернов — кто забыл, это у нас главный эсер — за хвост. Ну, а я — матрос-анархист, поднимаю за середину. Типа, единение всех партий и социальных слоев ради трудового подвига.

Ну, изготовились фотографы, режиссер аж на лбу вспотел — мы так на уборке мусора в реактор не потели, как он бисером покрылся от взмаха рукой.

Р-раз!

И как-то я забыл, что ростом выше каждого из них на локоть.

Смотрю: Чернов с тоской вниз глядит, и до земли носками туфель не достает. Он-то мужик вовсе не слабый, но бревно тебе не турник, ладошкой не обхватить. Вот Ильич у нас хитрый, сразу взялся правильно. Хотя и ему до земли полметра, но висит прочно.

Тот и другой люди умные, понимают: один спрыгнет — второй перекосившимся бревном снизу в челюсть выхватит. Равновесие только, пока оба держатся.

Черт же меня дернул: «Владимир Ильич, а ну-ка покажите силу коммунизма!»

Тот и рад, выжался, как на турнике. Стоечку, ласточку, бочку, иммельман, мертвую петлю — хорошо хоть, не штопор. Чернов уже висеть устал, сейчас упадет. И падать-то всего ничего, но сам факт! Пока коммунист стоял, эсер упал — позор какой.

Тем более, что и фотограф тут же, магнием своим пых-пых!

Вот, а потом как пошли к той фотографии подписи придумывать. Самое простое, хоть и для Чернова обидное: «Коммунистическая мощь против эсеровской немощи». Затем уже с подтекстом: «Анархист выбрасывает на свалку истории коммуниста и эсера.» И, разумеется: «Как один матрос двух политиков поднимал», с отсылкой к Салтыкову нашему Щедрину. Салтыков-Щедрин, если кто не знает, служил родной стране в должности царского губернатора. Сказка «Как один мужик двух генералов прокормил» у него вполне себе с натуры писана.

И теперь я знаю, с какой.

А уж когда газета попала в белогвардейский Крым…

Газета попала в Крым под самый занавес неожиданно затянувшейся теплой осени. Обыкновенно в Крыму начало ноября уже слякоть и холодный дождь, а вот в этом году нагревшееся море долго не впускало зиму на Южный Берег. Высоко в горах, на плоской степи — а есть в Крыму и степь, населенная татарами, от века бравшими рабов с Руси, нынче же данниками Белого Царя — так вот, высоко на плоскогорье, на крымской яйле, уже лежал снег. Овечки жались плотнее в белые облака, и невысокие коники татарской породы привычно гребли снег копытами в поисках серо-желтой травы.

На узкой полосе между горами и морем осень — лучшее время. Уже нет летней жары, еще не настал промозглый зимний холод. Урожай — большой или малый — пока не проеден. Шторма пока не мешают ловить рыбу. Живи да радуйся!

Во дворце семьи Романовых, в Ливадии, на волне радости устроили Осенний Бал. Оптимисты видели в нем залог неминуемого грядущего возрождения; пессимисты желчно советовали всем посетить бал, чтобы посмотреть на обломки «России, которую мы потеряли». Скоро-де и того не останется. Но большая часть участников собралась просто, выбросив хоть на день из головы траур и горе, вдохнуть полной грудью высокого неба, сладкого ветра с винодельческих усадеб, морской свежести. Хотя бы раз ощутить себя — живым. Не картонкой с надписью «Белогвардеец» или там «Буржуй», не статским советником рухнувшей державы, не винтиком и не песчинкой — а просто человеком. Просто Вениамином Павловичем Смоленцевым; страшно сказать — и не сыном угрюмого Павла-старовера, самим собой.

Не одобрил бы батя Венькин выбор. «Не по себе осинку рубишь». Сказано-отрезано, просить бесполезно. А и то: поживи в тайге, выучишься молчать по году. Зимой — чтобы не разбудить Хозяина, летом — чтобы не накликать его же.