Ход кротом (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич - Страница 53

— Ни на волос. Вслед за молвой вы считаете моей симпатией матроса-анархиста. Лизонька Бецкая, помнится, даже хвалила меня за выбор: при новой-де власти надо устраиваться. Что же, — девушка вынула записную книжечку с вставленным в обложку черным зеркальцем, — вот мой разговор с ним. Он многое расставил по местам. Обещаю, что после помолвки мы всю беседу вместе прослушаем. Недосказанность хороша в меру.

— Но помолвка…

— Исключительно в том случае, когда вы не пойдете в поход.

— Но мои друзья посчитают меня трусом.

— Вениамин Павлович… Я все же попробую объяснить вам, прежде чем пускать в ход извечное женское: «они или я». Новому Крыму, так или иначе — быть. А в том Крыму один толковый инженер-созидатель ценнее десятка мальчишек с пистолетиками. Ценнее настолько, что мне для вас не жалко себя, понимаете?

— По… Понимаю.

— Увы, вряд ли. У меня, кроме себя самой, ничего и нет.

Замолчав, Татьяна долго всматривалась в рыбачьи лодочки. Расшитый бисером наряд боярышни сверкал в полуденных лучах, отлично подходя к грубой каменной кладке. Меч бы мне, шелом — полушуткой подумал Венька, и не сказал ни слова. Хватит вычищенного костюма. Симферопольский еврей, услыхав, что юноша собирается объясниться с предметом любви, заштопал брюки вовсе незаметно, а залоснившиеся локти портновским волшебством распарил и выгладил, и взял всего-то целковый. Последний Венькин целковый, доживший от Екатеринбурга до самой Ливадии.

Так что штиблеты Венька вычистил сам. Тут, на любой набережной, первый же мальчишка-чистильщик избавил бы студента от возни с ваксой за сущие копейки, но Вениамину почему-то показалось неприятным выглядеть еще одним «барином».

Слова Татьяны расставили все по местам, и Венька прекрасно понял — почему.

Будущее!

Любая война закончится. И, к сожалению, Вениамин Павлович прекрасно знал, что именно эта война закончится не их победой. Что именно эта боярышня уже завтра снимет жемчуга и пойдет печь хлеб, и продавать булки на той же набережной, где в ряд стоят мальчишки-чистильщики и крикливые тетки из рыбацких поселков.

Чего там такого уж важного внесено по слову Корабельщика в черную записную книжечку, под зеркальце-обложку, студент пока не знал. Но видел прекрасно, что народ — в Екатеринбурге, да и тут, в Крыму — царя назад не желает.

Ничто не оскорбляет человека больше, чем справедливость. Нет большей горечи, нежели понимать: именно вот эта мелочь и есть все, чего ты на самом деле достоин. Россию тебе? Один раз уже попробовал! Теперь сиди в Крыму смирно!

Вениамин Павлович вздохнул и тоже долго смотрел на вечное море, помнившее римлян, Митридата и генуэцев; турецкие галеры-каторги, казацкие чайки, парусники Ушакова и английскую эскадру под Севастополем, болгарских контрабандистов и немецкий рейдер «Гебен».

— Татьяна Николаевна, — осторожно сказал парень, — позвольте тогда и мне говорить прямо.

Девушка посмотрела на собеседника; серые глаза в таком свете показались Веньке голубыми, редкого оттенка Бийских изумрудов.

— Вам же известно, что англичане и французы больше не посылают и не пошлют нам военного снаряжения?

Татьяна молча кивнула.

— Поход — наш единственный шанс переломить ситуацию. Если для России вообще имеется путь к спасению — так вот он, в наших руках. До весны остатки снаряжения разворуют и продадут все тем же большевикам или степным анархистам Гуляй-Польской республики. Патроны израсходуют на Перекопе так или иначе. Лошадей от бескормицы забьют на мясо. Все очень просто. Сейчас — или никогда.

Татьяна повернулась к парню, обеими руками взяла за лацканы и четко, раздельно, глаза в глаза — серые в карие — выговорила:

— Чем меньше. Вернется из похода вояк. Тем больше гражданских. Тех, которых вояки. Будто бы. Будто бы! Клялись оберегать. Переживет зиму. Тем меньше перестрелок и драк. За престол. Престол, убивший отца и маму. Тем меньше неприкаянных с оружием на улицах Ялты. Вениамин… Венька! Или ты остаешься со мной. Или я молюсь, чтобы ты не вернулся!

Оттолкнув парня, Татьяна развернулась и убежала внутрь, во дворец.

Вениамин потерянно побрел следом. И, странное дело, все встречные мужчины — что штатские, что военные, что флотские — смотрели на юношу вполне сочувственно.

На ступенях дворца здоровенный уральский казак, присмотревшись к парню, взял за рукав:

— Ты ведь из наших! Здравствуй, земляк.

Вениамин кивнул, даже не пытаясь что-то говорить сквозь слезы.

— Ништо, — сказал казачина, раскуривая коротенькую трубку. — Вернется. У меня глаз верный. Подумаешь, разругались. Оно-то баба всегда хочет, чтобы при ней сидел. Но, коли не уступишь, то покорится. Баба существо вертячее. Мне тут на променаде объяснял цельный академик. Вот, хоть и социалисты, иху мать…

Уралец выпустил клуб ароматного дыма и пробурчал:

— А все же, когда бы еще я так заговорил, с академиком-то…

Казак вытащил из планшета белый чистый лист, протянул и карандаш:

— Нацарапай для нее хоть какую малую весточку. А я дружков попрошу, доставят без обману. Такие черти, что хоть самой царской дочери вручат в собственные руки!

«В собственные руки сэру У.Р.Ч, вскрытие секретарем карается. Эдди, сукин ты сын, это я именно тебе. Ноги вырву и обратной стороной вставлю.»

Упомянутый «сукин сын», сиречь бессменный секретарь сэра У.Р.Ч. — то есть, Уильяма Рэндольфа Черчилля — положил не вскрытый пакет в утреннюю почту. Всего раз и открыл письмо. И ведь не по прихоти: патрон требует, чтобы самому не терять мгновения на возню с ножом для бумаг. А моряк-разведчик все помнит. Впрочем, что сердиться? Такая служба.

В пакете же находился единственный листок превосходной бумаги, покрытый ровными строками следующего содержания:

«Сэр, по итогам обобщения результатов обстрелов известных вам городов Красным Линкором, вверенный мне департамент может сообщить следующее:

1) Если принять предположение, что последний залп Красного Линкора (далее К.Л.) складывается в осмысленное русское слово, пусть и непристойное, то нам приходится признать запредельную, недостижимую на данном уровне, точность артиллерии противника.

2) Выяснено, что каждый город К.Л. обстрелял минимум десятью девятиорудийными залпами; всего совершено 10 обстрелов. Итого израсходовано 900 снарядов. Из них в цель попали — все. Сэр, не 95 % и не «большая часть», а все, на что смею обратить ваше особое внимание.

3) Какой же запас у него в погребах? Что-то же он должен был оставить на обратный путь и собственную безопасность.

4) На собранных осколках нет ни следа нагара, как нет ни следа ведущих поясков. Поневоле мы приняли стволы К.Л. гладкими. Эксперты предполагают полигональную нарезку, закрученную спиралью, что позволяет стабилизировать снаряды для стрельбы за двадцать пять миль. Изготовление настолько сложного в пространственной форме ствола большого калибра считаю технически невозможным, а уж попытка изготовить к нему лейнер, главное — сменить лейнер! — вовсе за гранью даже и фантастики. Сам я склоняюсь к мысли, что гладкоствольные орудия выпускают подкалиберный снаряд с раскрывающимся оперением, как у самолета. Управляя этим оперением по радио, К.Л. и достигает высочайшей точности попадания. Для нас пока невозможно и такое, но это хотя бы теоретически допускаемый наукой и техникой способ.

5) Нет ни одного неразорвавшегося снаряда. Наш лучший результат — 3 % отказов по взрывателю, здесь же сработали абсолютно все детонаторы, вне зависимости от попадания в мягкий грунт, каменное здание, стальной корабль, воду и т. п. Задействовав «гвардию Шерлока Холмса», т. е. мальчишек, мы установили все места падения снарядов, исключая попадания в акватории. Впрочем, и там разрывы четко прослеживаются по разрушениям бакенов, мертвых якорей швартовочных бочек, молов и т. п. «мокрого» оснащения портов.

6) Металл снарядов представляет собой железо абсолютно без примесей. Не «почти» или «практически», а именно абсолютно, т. е. при полном испарении образца не отмечено спектральных линий каких-либо еще металлов или вообще химических веществ. Наш химик в минуту просветления между экстазом и ужасом заявил: «Похоже, что эту хреновину собирали атом к атому, загоняя в алмазоподобную кристаллическую решетку абсолютно без дислокаций. Сделано уж точно не руками». Исследования образцов лучами Рентгена методом проф. Лауэ не дали внятных результатов, что для железа неудивительно. Лично я склонен думать, что снаряды изготовлены способом литья перегретого металла под высоким давлением и охлаждались по точному графику, исключающему накопление напряжений, подобно тому, как сейчас по нескольку суток остывают большие зеркала для телескопов.