Прости и спаси (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 6

— А это ваши с Марком дела, не мне тебя судить. Но при таком раскладе получается, что он просто так накинулся на человека, избив его до полусмерти. Но дело, возможно, не продвинется дальше, я работаю над этим, и не позволю посадить Миронова. Это страховка, на всякий случай, хочешь помочь мужу — подпиши, — быстро беру ручку и подписываю чертову бумажку. — Вот и хорошо, — Черкасов берет листочек, записывает на нем номер и протягивает мне. — Это новый номер Марка. Можешь позвонить ему после десяти. Только не истери, он и так на грани срыва. Такого бойца мне под монастырь подвела. Дуры вы, бабы… Чего вам не хватает? Α Марк все отпуск у меня выпрашивал, хотел тебя куда-то отвезти. А ты и так отдохнула…, - сначала дергаюсь, чтобы вновь доказывать, что я не шлюха, за которую он меня принимает, но потом понимаю, что это бесполезно. Я уже сама себе не верю. Беру листок с телефоном, прячу его в карман пальто и молча выхожу из кабинета.

Вероника

Никогда в жизни так не волновалась, набирая номер Марка. Словно oт этого звонка зависит моя жизнь. Руки дрожат, и я постоянно путаюсь в цифрах. Гудок, еще один… присаживаюсь на подоконник, поскольку ноги подкашиваются. Еще гудок… и кажется, я стремительно лечу в бездну, внутри все болезненно сжимается, когда слышу до боли родной и любимый голос.

— Да, — хрипло и устало отвечает Марк, словно из него вытянули все силы, а я хватаю ртом воздух как рыба и не могу ничего произнести. Все слова куда-то пропали, хочется просто разрыдаться в трубку и услышать от него, что все будет хорошо. — Да, я слушаю! — немного громче произносит он, а я всхлипываю в трубку и зажимаю рот рукой. Хочется сказать, как сильно я его люблю, как тоскую и переживаю — просто умираю без него и мне больно от того, что он мне не верит.

— Вероника, — не спрашивает, утверждает, он узнал меня только по дыханию и всхлипу. Марк всегда чувствовал меня. Наступает тишина, а я ужасно боюсь, что он сейчас скинет звонок и больше не пойдет со мной на контакт. Проходят минуты тишины, разбавленные нашим дыханием, его ровное и глубокое вторит моему быстрому и рваному.

— Марк… — пытаюсь не плакать и выдать главные слова. — Марк, я… Я ничего не помню… но я никогда тебе не изменяла… почувствуй это, пожалуйста, — выдаю я и задерживаю дыхание, в ожидании его вердикта и приговора для нас. А он опять молчит, тяжело, шумно дыша в трубку, разрывая мне сердце.

— Как только я выйду, подам на развод, — из тысячи приговоров он выбрал для нас смертную казнь.

— Нет, не надо…, пожалуйста, я найду доказательства… Ты же ведь следователь, должен понять, что все не так, как кажется… помилуй, пожалуйста, дай хотя бы возможность доказать обратное! — отчаянно прошу я, впадая в истерику начиная гореть в агонии. Не важно, что я не виновна, я готова унижаться, лишь бы его не потерять.

— Детей у нас, слава богу, нет. Квартиру оставляю тебе. Нас должны развести быстро, делить нам нечего, — холодно, словно робот, оповещает Марк, будто не слышит меня. И это его «слава богу» больно режет душу и полосует истекающее кровью сердце.

— Я не дам согласия. Я твоя жена! — с яркостью кричу ему в трубку, пытаясь пробить его броню. Но в ответ мой муж скидывает звонок, оставляя мне лишь короткие гудки. Марка словно подменили, он не мог так быстро измениться, очерстветь и разлюбить меня. Он, в конце концов, мог дать мне шанс! Я бы дала, если бы была на его месте. Он же следователь и должен был все проверить! Кидаю телефон на стол и зарываюсь руками в волосы, дергая их, пытаясь причинить себе боль, чтобы хоть немного прийти в себя и сообразить, что мне делать дальше. Я это так не оставлю, не откажусь от моего мужа, чего бы мне это не стоило! Иначе, если отпущу руки, признаю себя виновной.

Нас развели зимой. Через месяц мне принесли извещение с датой слушания по нашему разводу, еще через месяц — очередное извещение, а через полтора месяца — уведомление, что я теперь разведенная женщина. Все решили без меня, с пометкой «измена одного из супругов». Все эти месяцы я ещё пыталась бороться. Снова разговаривала с персоналом кафе и работниками отеля. Все смотрели на меня как на сумасшедшую. Одна из официанток вроде вспомнила, что я танцевала с Аркадием и много смеялась, но точно девушка не помнила. Женщина на ресепшене отеля сказала, что я сама, по доброй воле, пришла с Аркадием, и даже улыбалась ему. Почему я не помню, как вдруг сошла с ума и решила изменить мужу?! Ни единой зацепки, ни одной маленькой надежды — ничего, чтобы сохранить брак, я так и не нашла.

Аркадий пытался выйти со мной на контакт, и я ещё раз навестила его в больнице, чтобы почувствовать себя умалишенной, поскольку он маниакально твердил, что между нами все было и как меня любит. Он обещал мне золотые горы, неземную любовь и преданность, а меня тошнило от его правды. В доказательство он даже показал мне фото из клуба, где мы с ним за столиком, и я улыбалась, держа в руках бокал. И это был не фотошоп… но я совершенно этого не помнила. Когда я поняла, что ничего не добьюсь от Аркадия, я окончательно оборвала все контакты. Уволилась с работы, и заблокировала его номера. Несколько дней подряд Аркадий караулил меня возле подъезда с цветами в руках, а мне хотелось истерически смеяться от этой картины. В один из дней я не выдержала, вышла к нему, отобрала веник, швырнула его в снег и в грубой форме объяснила, что между нами никогда ничего не будет. И не было! Я отказываюсь в это верить!

Марк вышел на свободу и, насколько я знаю, откупился от Аркадия крупной суммой. Он поселился в квартире покойной матери, которую мы раньше сдавали, и, на моё удивление, уволился из органов. Все это я знала лишь по слухам, со слов наших общих друзей, потому что на контакт он не шел, не желая меня видеть. Однажды я не выдержала и сорвалась к нему. Несколько часов прождала его на лавочке возле подъезда, а когда мой муж приехал, кинулась к нему как побитая собака. Невыносимо больно резало безразличие на его лице и отсутствие обручального кольца на пальце. Я бежала за ним по лестнице, растеряв гордость и чувство собственного достоинства, и молила мужа меня выслушать, а он игнорировал меня как надоедливую муху.

— Я люблю тебя! — в отчаянье крикнула я уже возле его двери. Марк остановился и на мгновение застыл, даря мне крупицу надежды и тут же ее отобрал. Развернулся, схватил за скулы, больно сжимая, оставляя синяки, и впечатал меня в обшарпанную стену подъезда. Он никогда не был со мной настолько груб, но главное — не физическая сила, меня убивала неприкрытая ненависть в его глазах и презрение, словно я мерзкая грязь под его ногами. Смотрела, как он уничтожает меня взглядом, и все заготовленные слова куда-то испарились.

— Не ищи со мной встреч! — яростно сквозь зубы проговаривает Марк. — Иначе все плохо закончится! — сдавливает мои скулы, причиняя боль, и из глаз непроизвольно брызжут слезы, но скорее от потери надежд. Марк никогда не был настолько жесток со мной, я вообще не узнавала этого человека. Он сейчас настолько чужой, что мне хочется выть. — Я ведь могу тебя убить, Вероника, не доводи до греха, не показывайся мне на глаза! Ненавижу тебя, тварь! И себя ненавижу за то, что растрачивал себя на такую двуличную шлюху, как ты! — в этот момент я еще не осознавала, что между нами все кончено, просто смотрела в любимые глаза и беззвучно шептала «нет», отрицая его режущие, уничтожающие меня слова.

А потом он тоже на минуту замер, тяжело дыша мне в лицо, смотря мне в глаза и что-то неуловимо изменилось. В его глазах была та же боль и дикая тоска, как отражение моих чувств. Но мне все это — казалось, поскольку Марк резко меня отпустил и быстро зашел в квартиру, закрываясь на все замки, оставив меня на лестничной площадке в слезах и с болью, которая лишала сил. Не помню, сколько просидела на лестнице под его дверью, размазывая слезы. Как страшно, когда человек, кажущийся родным, любимым вдруг становится чужим и недосягаемым, словно мы никогда не знали друг друга. Мне казалось, я умираю… Хотелось соскочить с места и долбиться в его двери. Требовать, чтобы выслушал меня и понял, как мне страшно жить без него. Что каждый день превращается в пытку, и я все чаще задумываюсь о реальной смерти, которая избавит меня от страданий навсегда.