Я тебе не секретарша (СИ) - Мелевич Яна - Страница 7

— Вот… блин! Стирать теперь придется. Из-за тебя все, — бурчит, потянувшись к салфеткам, но вовремя перехватываю тоненькое запястье, с удивлением отмечая, какая она хрупкая. Не ест совсем или от вредности иссохла.

— Погоди, — выхватываю злосчастное орудие чистки, приметившись к ее левому глазу.

— Ты что делаешь?! Кирилл, сейчас все испортишь.

— Испорчу, если будешь так ерзать! — от раздражения даже не понимаю, как с «вы» на панибратское «ты» перешел. Склонился ниже, аккуратно стирая черную грязюку под глазам, рыкнув невольно:

— Глазами не хлопай, сейчас еще больше на панду похожа станешь.

Затихла, терпит, сопит, пока я в визажиста играю, убирая еще и осыпавшиеся мелкие комочки, грозящие испортить все окончательно. Наклонился совсем близко, так что можно дыхание почувствовать мятное, а тепло воздуха ощутить. Тут хочешь, не хочешь что-то ощутишь ответное, да и Стерлядь не самая страшная женщина на Земле.

По-честному она очень даже ничего.

— Все? — шепчет, а у самой зрачки расширились, пока в гляделки играем. В этот момент случается та сцена, которая обязательно должна присутствовать в любом мало-мальски закрученном сюжете. В приемную влетает особо ретивый работник конторы, у которого срочное «надо». После, как в закадровой съемке плохого кино: не видит секретаря на месте, напрямую бежит по направлению к двери руководства, ибо политика предприятия гласит: «Руководство открыто к общению для всех служащих завода».

— Ой, кажись я не вовремя, — ухмыляется Евгений, исчезая в секунду, потому что застает нас в самой недвусмысленной позе, вид которой со стороны напоминает жаркий поцелуй двух влюбленных голубков. Потрясающе, просто великолепно. Теперь я точно не отмажусь от шуток, прибауток, сплетен и разговоров на тему кто в чьей постели спит.

— Ливанский, — выдыхает Стерлядь, глядя на меня расширившимися от шока глазами.

— Я уволен? — спрашиваю как-то обреченно. Честно, даже спорить сейчас не хочу.

— Да.

Больше никогда в своей жизни ни одной женщине помогать не стану. Клянусь своей писательской карьерой.

— Как она могла тебя уволить, если твой отдел подчиняется Махмудовне? — в голосе Гришеньки столько возмущения, сколько во мне не наскребется даже после отвратительного разговора с начальницей в кабинете один на один. Стоило этому ужаленному в одно место скрыться, как спустя час ко мне не подошел только ленивый, не позвонил только немой, интересуясь произошедшей ситуацией. Каждый секретарь, начальники и зам. начальники цехов, мастера, бригадиры, часть рабочих, да половина чертового завода бегали туда-сюда в конце рабочего дня с любопытными лицами. Удивительно еще, что не дошли до высшего руководства. Впрочем, нет предела совершенству. Завтра узнаю много интересного, а то к концу рабочего дня мы оказывается, едва ли не закончили голыми на столе.

Самое обидное во всей этой ситуации: я ее даже не целовал. Вообще бьет по самооценке так, что нажраться охота. Если уж чихвостить за косяки, хотя бы за дело, а не слухи. Получается, натворил дел, но только в воспаленных умах любопытных сотрудников. Маша успела отчитать меня до того, как через эмоциональный шредер пропустила главная.

«Это просто отвратительно, Кирилл! Мы надеялись, что ты порядочный человек»

Надеялись они, лучше бы научили работников стучать прежде, чем входить. Заодно язык держать за зубами различных бестолковых личностей, однако все равно во всем буду виноват один я.

— Ты должен на нее пожаловаться!

— Угу.

— Кир, я серьезно, — Гриша хмурит брови, будто мне дело есть. Отпиваю пива, задумчиво рассматривая стеклянные бутылки с этикетками на полке спортивного бара. Где-то на задворках несколько мужиков смотрят повтор хоккейного матча, с другой болтает вяло парочка. От постоянных криков уже болит голова, сказывается недосып, плохое настроение и какая-то вялотекущая депрессия. Совсем обабился в этой конторке, скоро начну хандрить на осень да рыдать в подушку от одиночества.

— Ага, — снова выдавливаю, чувствуя, как меня трясут за плечо.

— Кир, ты че, кончай страдать. Завтра с новыми силами решишь эту проблему, уверен, — заявляет мне Гришаня, как-то прям неуверенно, но он старается, чувствую.

— Прекрати ластами трогать мое плечо. У меня, знаешь ли, зона комфорта есть. Сегодня я унылый интроверт, дай утопится на дне стакана от серости праха бытия насущного. — Как хорошо сказал-то, записать нужно обязательно, потом использую где-нибудь в постапокалипсисе. Нафиг эти романы, любовь — не мое кредо. Даже офисный планктон с меня никудышный, выкинули с насиженного места спустя пару месяцев.

Что-то, правда, нюни распустил. Драный насос, во что я превращаюсь?

— Ты же не собираешься оставить все как есть? — поинтересовался Гриша, отклоняясь на стуле с высокой спиной, вытянув ноги. Собрался уже ответить, как остановился на полпути, заметив вошедшую фигуру со стороны входа. Если я еще не ослеп к середине вечера — сама Стерлядь в мужскую обитель явилась, судорожно оглядываясь. Не в своей тарелке себя чувствует, жалость прямо какая. Косится нервно, а сама гуськом к баре пробирается, осторожно оббегая пьяную компанию. И что она тут вообще забыла? Пусть центр города, место приличное, но пьяному мужику в голову что угодно прийти может. Тем более, когда она тут в своей юбке узкой щеголяет на радость сидящим. Один уже посматривает, любуясь нижними девяносто под темной тканью одежды.

— Ты чего? — удивляется Григорий, затем переводит взгляд свой на Марьяновну, идущую к бару, — красотка какая, погляди. Вот занесло-то птичку! Может, стоит познакомиться?

Развалился аки павлин в период спаривания, хвост распушил, ноги расставил — мужественность демонстрирует. Ничего сказать про друга своего не хочу, но нафига мне подобные заботы? Он сейчас к ней подкатит, все закончится ожидаемо или нет, а я потом оправдывайся, почему мой друг лошара. Мол, может я такой. Знаем мы. Никаких шашней с начальницами твоего товарища, даже если тот почти на увольнении.

— Сиди, зад прижми к стулу, пикапер уровень начальный, — ладонь на плечо лучшего друга опустил, окидывая взглядом серьезным, чтоб проникся. Видимо слишком настойчиво смотрел, бедолага прям, побелел весь. А Марина Марьяновна тем временем уже рядом оказалась, удивленно застыв точно изваяние, на меня глядя.

— Что такое, босс? — ох, не могу от сарказма удержаться. Кажется, она еще больше впала в ступор, но вскоре справилась, головой качая.

— Вот значит, как время свое проводишь, Ливанский, — насмешка в голосе бесит, а стимулирует мой речевой аппарат на ответную реакцию. Пока там Гриша не очнулся, переводя с одного на другого взгляд, попивая свой коньяк, отвечаю:

— Так радость же — уволили. Чего бы ни отметить, — стаканом почти пустым салютирую, намекая на нее. Вздыхает, бросает сумку на соседний свободный барный стул, затем с трудом взбирается, прикидывая его возможности. Выглядит гораздо лучше, чем пару-тройку часов назад. Видимо заново накрасилась, правда вид особенно унылый немного виноватый, но разве ж в том моя проблема?

— Об этом поговорить хотела, — бросает взгляд на Гришу, уже грызущего пустой бокал от волнения с любопытством, — думала завтра в офисе. Не знала, что ты тоже тут.

А чего она сегодня добрая такая? Неужели права наша чокнутая Ирка, людей подменяют инопланетные захватчики? Неспроста чую, что-то не так. Хочет меня тоже в лабораторию на исследования, Гришка только пока мешает. Хотя вон, этот гад со стула уже сползает, чуть покачиваясь, да улыбается мне как идиот последний.

— Ну, пошел я, — подмигивает раньше, чем успеваю остановить, бодрой неровной походкой шагая на выход.

— И скотина даже не оплатил счет, — уныло изрекаю, поворачиваясь обратно к бармену, шустро меняя стакан с пустого на полный местами. Пиво пенится, Марьяновна жмется, не зная с чего начать. Тоже молчу, пусть сама начинает излагать свое мнение, на которое мне глубоко наплевать.