Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович - Страница 82

Унгриец позволив фрей передохнуть, пустился в более подробные пояснения. Он рассказывал о человеке столь много, говорил вещи столь удивительные, что Арлем казалось, она слушает самую наглую небылицу. Ей порой хотелось накричать на него, отхлестать по лицу за наглый обман. Но однажды получив урок, не торопилась обвинять в нечестности.

− Не следует спешить с лечением. Ни к чему хорошему спешка не приведет. Сейчас нам необходимо определить то, что легче. Я не сказал легко, сказал легче, поддастся восстановлению и то с чем придется упорно возиться. А, возможно, выявится неисправимое. Но будем надеяться не все так плачевно, как выглядит. Во всяком случаи, до свадьбы время есть, − пошутил Колин приободрить ученицу. — Так вот о поспешности, Обязательно следует соблюдать умеренность. Выздоровление одного, не должно угнетать другое. Лечить и калечить не наш с вами способ обращения с больными.

Тогда же Колин позволил Арлем подержать иглу. Привыкнуть к блеску и пугающей остроте.

− Пробуем?

Фрей в ужасе зажмурилась. Она? Сейчас? Может когда-нибудь позже?

− Не закрывай глаза, − строго предупредил унгриец. — Страшно тебе или нет. Оставь страхи. Потом будешь бояться и трястись, сожалеть, что позволила втянуть в ужасную авантюру и участвовала в ней против своей воли. И вообще, ты не виновата и не причем. Все это позже. Увидишь первый результат, изменишь и свое отношение к выбранному занятию. А почему?

− Почему? — лихорадило Арлем.

− Потому что никто кроме тебя этой работы не сделает. Не сможет сделать. Осознай это, прими и действуй! Бери пример с Создателя. Он сотворил мир, не закрывая глаза и не перекладывая своего труда на чужие плечи. Есть, конечно, спорные моменты, но получилось неплохо. Верно?

− Да, − согласилась фрей, в общем-то, с откровенной ересью.

− И я про тоже. Так что эсм Арлем? Пробуем?

− Пробуем! — боязно ей от своих слов.

Колин взял холодные пальцы девушки в свои.

ˮБудь мы любовниками, согрел бы дыханием и поцелуем. В благодарность, схлопотав по кривому лицу.ˮ

Сообща поставили иглу.

− Теперь сюда. Хорошо,− похвалил он. — Почти.

Фрей и не думала спорить. Ей так страшно, что казалось внутри нее ничего кроме страха не обитало.

− Теперь когда ты получила представление как это делается, начнем учиться поиску места и пониманию почему иглу поставили сюда, а не куда-то еще. Только непосвященному покажется колют в любую из имеющихся точек на теле!

Именно так она и думала.

− Но мы-то уже отчасти посвящены в закономерности и правила лечения.

Колин объяснял ей и делал дело. Уверенно, будто занимался этим каждодневно. Пояснял находить точку, прощупывать ногтем, вводить иглу. Пояснял различия в глубине прокола и его наклона. Проверял результат, покачивая иголку. И малышка несмотря на полусонное состояние реагировала. Когда слабо, когда явно.

− Попы считают детей неполноценными взрослыми. Что-то вроде недоспелого плода. На мой взгляд, взрослые это испорченные подгнившие дети. Я не прав?

− В последнее время не во всем, − охотно согласилась Арлем. Две иглы она поставила самостоятельно. И Поллак её даже не поправлял. У хитрого унгрийца на то свои причины.

Сеньи терпелив, что рысь на охоте. Даже терпеливей. Он поклялся, вывернется из кожи, но не подведет барона. Его дочь важнее всего на свете. Понадобится, он укажет на самого короля. Отцовская любовь так же слепа, как и материнская и не менее жестока и эгоистична. Его черствое сердце, неожиданно пристыло, прикипело к этой крохотуле, вытеснило прочие оттенки чувств, заменило любовь к жизни и людям, к благословенным Небесам. Прознай кто о том, осудили бы, оплевали, разве что унгриец сказал бы — у каждого свой бог и свой алтарь приносить дары. Сыскарь готов к любым жертвам.

Время великий обманщик. То его много, но оно заканчивается через краткий миг. То его чуть, однако, тянется бесконечно. За окном угасал день, звонили колокола. Усталость такая, словно с самой зари таскал камни.

Закончив лечение, Колин и Арлем прогуливались под легким снежком. Фрей осмелилась пожаловаться.

− Меня всю колотит, будто я насмерть замерзла.

− Принять вина не предлагаю. Придете домой покричите. На слуг или в подушку. Можете что-либо разбить. Не особо ценное. И не окно. В зиму-то! − с серьезно посоветовал Колин.

− Пожалуй, лучше вина, − выбрала Арлем.

Это было приглашение. Ему.

Не привередничая, зашли в первый попавшийся шинок. Их усадили почище и посветлей, за отдельный стол. Колину подали гарганегу, а фрей ароматного глинтвейна. Согревая трясущиеся руки, Арлем с неподдельным наслаждением сделала глоточек.

ˮПредложить ей хорошую драку? Или что занятней и эффективней?ˮ − готов смеяться он над исповедницей.

− Ты, наверное, считаешь меня негодной ученицей?

− Сам начинал столь же плачевно, − выказал понимание Колин.

− Я − не отступлюсь! Ни за что!

Слушать фрей удивительно. Сколько уверенности прорезалось в голосе, сколько внутренней силы. Откуда только?

ˮТем лучше,ˮ − лишь порадовался Колин. Увлеченность та же дурость, только в легкой форме.

− Расскажи о себе. Только честно.

Примечательное прижившееся, тыˮ. Залог доверительных отношений. Обычно мужчину и женщину так сближает постель и общие дети.

ˮРебенок у нас уже есть,ˮ − признал Колин аспект единения.

− Как говорят у нас в Унгрии, честность признак слабости.

− Боишься быть слабым или честным?

− И тем и другим.

− А насчет Унгрии? Тоже не ответишь?

Ох, уж эти хитрые хитрости.

− Кто же отказывается от отчизны? — Колин приложил рук к сердцу, подчеркнуть сыновнюю любовь к родным просторам.

− Где ты этому научился? Лечить иглами?

− Фрей… Арлем, ты задаешься не обязательными вопросами. Что изменится, назови я Эсбро. Или еще где-то. Завтра отправишься туда проверять?

− Нет.

− Тогда оставь все как есть. Знания не имеют ни сословий, ни национальности, ни различий пола. Они или достаточны их использовать. Или ошибочны, но использовать их возможно тоже. Худший вариант, их нет вовсе, но остановит ли это придумать их наличие?

− Но разве плохо узнать человека ближе?

− А разве хорошо?

Фрей огорчилась. Она искренне полагала, унгриец сделается откровенней с ней. После произошедшего.

− Скажу по секрету, − решил Колин утешить погрустневшую собеседницу. − Ты знаешь обо мне гораздо больше остальных.

Повод Арлем задуматься. Сейчас ей говорили правду. А что если Поллак всегда говорит правду, а она не слышит и не видит её. Что если совет Липта верен. Принимать его, таким как он есть. Не придумывать, не пытаться приспособить под себя, не ломать, вызывая отчуждение.

Немного молчания не повредит. Прекратить барахтаться в собственных мыслях. Получится ли только?

− Если хочешь, поговорим о погоде, − предложил Колин с самым беспечным видом.

− О, да! — невесело закивала фрей. О чем им еще говорить?

Тепло, спокойно и вино греет кровь. Немного кружится голова, и мягкий хмель убаюкивает страхи и обиды, изгоняет сомнения, умиротворяет, как умиротворяет усталость доброго труженика.

− Сколько потребуется времени научиться?

− Завидуешь?

− Завидую, − признается фрей. — Но осознаю, это произойдет не завтра и не послезавтра…

− И не послепослезавтра и даже не неделей позже. И не волшебством и не обманом.

− Но когда?

− Точно не сказать. Прилежание помноженное на желание овладеть знаниями. Плюс наработка опыта.

− Но мы редко встречаемся!

− Кому прописаны три ложки отвара в день, вряд ли выздоровеет, выхлебав бочку в один присест.

− Хочется быстрее, − сокрушалась фрей.

Тринитарий постоянно долдонил, уметь выслушивать людей. ˮИх не придется спрашивать, сами все растрепят. Только слушай.ˮ

Быстрей понятно. Учиться не мед хлебать. Надоест. А хочется чего? Встать вровень со святыми? Вершить недоступное простым смертным? Вознестись не по прихоти Небес, а собственной волей? Что же, мы стоим не только на костях предков, но и на эшафоте амбиций.