Неизданные записки Великого князя (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич - Страница 7

Такое рвение отметил и Николай Николаевич, все же бывший Главком, а после того как этот пост возжелал занять Ники, командующий Кавказским фронтом (и довольно успешный командующий).

— Наш матрос отменно поставил стрелковую подготовку, как ты это находишь, Сандро? Будь у нас хоть процентов двадцать таких унтеров и еще год назад мы были бы в Берлине — сказал мне вопрос Николай Николаевич, удобно разместившись с рюмкой портвейна в кресле у камина.

— Да, я тоже это могу подтвердить — ответил я.

— А я то думал, что ты с ним все разговоры ведешь, он же палач и ему ничего не стоит всех нас поставить к стенке, а теперь вижу, очень он непрост, наш комиссар Задорожный.

Такого же мнения придерживались, в общем — то все августейшие обитатели Дюльбера. Великая княгиня Ольга Александровна (дочь Марии Федоровны), проживавшая в имении со своим мужем, полковником Куликовским, вспоминала: "Это был убийца, но человек обаятельный. Он никогда не смотрел нам в глаза. Позднее он признался, что не мог глядеть в глаза людям, которых ему придётся однажды расстрелять. Правда, со временем он стал более обходительным. И все же, несмотря на все его добрые намерения, спас нас не Задорожный, а то обстоятельство, что Севастопольский и Ялтинские советы не могли договориться, кто имеет преимущественное право поставить нас к стенке"[7].

Приблизительно так же выразился Феликс Юсупов, зять Александра Михайловича, женатый на его дочери, красавице Ирине Александровне: "Странный человек этот Задорожный. Не могу его понять, но, кажется, от него нельзя ждать ничего хорошего"."…То, как он вел себя в Ай-Тодоре, могло быть показным, ради представителя Петроградского совета, который там с ним был". Для такой корректировки были основания: Задорожный предлагал им переехать в Дюльбер, но Юсуповы отказались, так как к ним ялтинцы не приезжали и вообще у Юсупова был ореол своеобразного фрондера и борца с царизмом — как же, он убил самого Распутина и был за это выслан (ага, в свое имение в Крыму), да и Ирина сыграла в этом деле роль "приманки" для любвеобильного "старца". Свои воспоминания о Задорожном оставил Глеб Дерюжинский, приятель Феликса Юсупова еще по гимназии, талантливый скульптор. В целом они подтвеждают вышесказанное. Дерюжинский писал, что Задорожный как-то признался ему, что он офицер…

Между тем, самое унылое в нашем положении было не морковные котлеты и вообще, проблемы с едой, а отсутствие информации извне. Задорожный как-то приносил центральные большевистские газеты, но мне казалось, что он дозирует информацию: кроме трескучих речей Ленина, Троцкого и политиканов поменьше, в них ничего не было. А обрывочные сведения от прислуги свидетельствовали о том, что в Севастополе неспокойно. Сразу перед Новым годом туда вернулся отряд матросов-большевиков, посланных на Кубань воспрепятствовать проникновению в создаваемые добровольческие части офицеров и юнкеров, оказывающие вооруженное сопротивление режиму. Вернулись сильно потрепанными: мальчишки-юнкера в пух и прах раскатали революционных матросиков и теперь те вымещали злобу на офицерах, проживающих в Севастополе. Ходить в городе в офицерской форме даже со снятыми погонами категорически не рекомендовалось — людей хватали прямо на улицах и больше о них никто ничего не слышал.

Про Ялтинский Совдеп я и не говорю: к визитам человека в кожаных штанах мы уже привыкли и ничем, кроме криков у ворот, они не заканчивались. Но тут Задорожный пришел и сказал:

— Они требуют выдачи генерала Орлова. Князь Орлов был мужем дочери Петра Николавевича и они проживали в своем доме практически в Дюльбере, но отделенном парком от нашего мавританской крепости, также как и Юсуповы, находясь под защитой Задорожного. Задорожному так и не удалось уговорить их переехать в "крепость", но они могли подать условленный знак и вооруженная охрана была бы там через несколько минут. Мотивом для выдачи было то, что генерал Орлов подавлял рабочие забастовки в Эстонии в 1907 г. Но это был другой Орлов, наш князь еще молод и генералом в 1907 г не был, как не был и в Эстонии. Затруднения были в том, что мандат Задорожного предусматривал охрану именно Романовых, а князь Орлов Романовым не был.

Я стал свидетелем такого разговора:

— Задорожный, тебе предписано отдать нам генерала Орлова и мы передадим этого палача, расстреливавшего эстонских рабочих нашим эстонским товарищам!

— Я тебе говорю, это другой Орлов, к расстрелам в Эстонии в 1907 г он отношения не имеет.

— Выдавай, ты прав его удерживать не имеешь, а там разберутся.

— Ага, разберутся… Ты его кокнешь за углом, а потом все на меня и спишут.

— Послушай, Задорожный, если я вернусь без него, меня самого расстреляют. Товарищам уже надоело, что я езжу сюда без толку и мне поставили ультиматум.

— Ну и черт с тобой, ты сам себе вырыл эту яму.

— Задорожный, я же тебя как товарища прошу…

— Черт тебе будет товарищ!

И Задорожный чуть не пинками выгнал ялтинского комиссара.

Так прошло еще некоторое время. В гости к нам приехала Ирина и сообщила чудовищные известия. В Севастополе и Ялте массово казнят офицеров, даже тех, кто находится в крымских здравницах на излечении после ранений. Их расстреливают прямо на молу, на глазах родных, а некоторых связывают и живьем бросают в воду.

Эта вакханалия продолжается уже не один день. Вот вам и добрые большевики из Севастопольского Совета! Где же командование флота! Все же происходит у них на глазах! Или разложение флота дошло до того, что офицеры уже не командуют эскадрой. Собрать офицеров, унтеров и верных присяге матросов, не забывших честь и совесть русских моряков хотя бы на один линкор, повернуть орудия на гнездо большевиков и выставить ультиматум: прекращение кровавого террора, публичное наказание виновных или камня на камне от Советов здесь не останется! Почему бы и нет, история броненосца "Князь Потемкин-Таврический" свидетельствует, что даже один корабль может повернуть историю. Хотя, конечно, тогда броненосец угрожал открыть огонь по правительственным зданиям, а теперешние большевики будут только рады выставить семьи тех же офицеров в виде живого щита — стреляйте на здоровье. Значит, надо поставить условие эвакуации на линкор семей офицеров и тех, кто может подвернуться репрессиям и уходить в Новороссийск, на Кубань, туда, где формируются добровольческие части. Может и нам нашлось бы место на этом линкоре…

Пока я предавался этим утопиям, ко мне ворвался Задорожный:

— Они его все же расстреляли!

— Кого! Орлова!!!

— Нет, князь мирно спит в супружеской постели. Того хлыща в кожаных галифе, комиссара. Теперь нам будет худо, разговоры разговаривать никто больше не приедет. Приедут с пулеметами, хорошо, если не с артиллерией. Я запросил подмоги у своего Совета, обещали прислать подкрепление. Но Ялта ближе, из Севастополя могут не успеть. Караул уже поднят по тревоге, прожекторы светят на берег, пулеметы проверены, патронов достаточно. Я, пожалуй, раздам вашим мужчинам оружие, кто захочет, может оборонять дом со стены вместе с охраной, остальные могут хоть винтовки заряжать…

— Вот и сбылось пророчество Ксении, — подумал я. А вслух произнес: -

+Пойдемте, проверим, все ли готово к обороне, особенно с тыла. За несколько недель до этого мы сделали несколько потайных замаскированных окопов в парке, прикрывающих дворец с противоположной от моря и дороги стороны (с дороги мы прежде всего ждали прорыва). Ялтинцы про эти укрепления не знали, если им никто не донес из прислуги, конечно. Но все работы велись в тайне и окопов было не видно, даже землю при их рытье насыпали в мешки и отвозили за сотни метров от секретов. И вот сейчас, там, в районе этих укреплений, хлопнули два выстрела.

— Бежим туда — крикнул Задорожный и сунул мне в руку револьвер.

Через две минуты мы были на месте. Один из наших часовых лежал неподвижно на месте, другой, видимо, был ранен, над ним склонился некто, видимо, старался добить без шума ножом.