Стрелок-2 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 15

— Это как?

— Да хрен их разберешь, в каком чине эти басурмане. Я этих самых турецких благородий много на тот свет отправил. Всех и не упомнишь.

— Ну и как?

— Что, как?

— Как оно — офицера-то подстрелить?

Ответить унтер не успел, поскольку отворилась дверь и в палату ввалилась целая толпа народа, во главе с богато одетой пожилой женщиной. Один из чиновников, увидав непрезентабельный вид Будищева, зашикал на него:

— Что же ты, братец, в таком непотребном неглиже стоишь?! Позоришь нас перед Их Сиятельством!

— Полно! — строго прервала его служебное рвение придворная дама и начала внимательно рассматривать поспешно запахнувшего халат раненого.

Некоторое время они играли в гляделки, пока Блудова не пришла к какому-то выводу и не обернулась к главному врачу госпиталя.

— Мне надобно поговорить с вашим пациентом. Где это можно сделать?

— В моем кабинете, — растерялся тот. — Если Вам будет угодно…

— Угодно, — кивнула та и, поманив за собой унтера, вышла.

— Вас зовут Дмитрий Будищев? — спросила графиня, как только они остались одни.

— Точно так, — удивленно пожал плечами молодой человек. — Простите, а вы…

— Антонина Дмитриевна, — представилась дама, но не стала называть ни титула, ни фамилии.

— Очень приятно, — Дмитрий попытался вести себя вежливо, отчего чувствовал себя не в своей тарелке. — Вы что-то хотели?

— А вы совсем не похожи на Вадима, — непонятно что имея в виду, заметила Блудова. — Точнее, чертами лица похожи, но вот… вашей внутренней силы в нём никогда и половины не было.

Будищев в ответ лишь пожал плечами, но не стал комментировать столь странное заявление.

— Вы верите в Бога? — продолжила расспрашивать его странная дама.

— Верую в единого Отца… — начал было тарабанить «Символ веры» унтер, но графиня прервала его.

— Я вас не о том спрашиваю. Я хочу знать — веруете ли вы?

Дмитрий на секунду задумался. Непонятно почему, но ему не хотелось обманывать эту странную старушку, хотя он был мастером на такие дела. Надо сказать, что ни в Бога, ни в чёрта, ни вообще во что-то сверхъестественное он не верил, по крайней мере, до того, как оказался в прошлом. Но, провалившись во времени, и побывав на войне, начал на многие вещи смотреть иначе.

— Я не верю, я — знаю, — убежденно, но при этом максимально двусмысленно ответил он.

— Я тоже Знаю, — покивала головой Антонина Дмитриевна. — Скажите, вы ведь накрыли собой офицера, спасая его от взрыва…

— Инженера.

— Что?

— Я говорю, Ваше Сиятельство, что спасал инженера Барановского. Прапорщик просто под руку попался.

— Вы так хорошо относитесь к этому… господину Барановскому, что рискнули жизнью ради него?

— Он ко мне отнесся по-человечески, — пожал плечами Дмитрий. — И я к нему тоже.

— По-человечески? — переспросила придворная.

— Да, как к человеку, а не как к скотине.

— Кажется, я вас понимаю… Скажите, у вас есть какие-то просьбы или пожелания?

— Нет, Ваше Сиятельство. Хотя…

— Что?

— Передайте Вадиму Дмитриевичу, что я ни на что не претендую, и ничего от него не хочу. И вообще, извиняюсь за беспокойство.

— Вы догадались, кто я?

— Не бог весть какая загадка.

— А вы умны, и не чужды благородства…

— Уж какой есть.

— Ну, хорошо. Мне теперь пора, но я буду навещать вас.

— Зачем вам это?

— Вы против?

— Да, нет. Приезжайте. Только рана у меня легкая и долго я здесь не пролежу. — Еще раз пожал плечами Дмитрий, но тут же, чертыхнувшись про себя, добавил: — Если, конечно, прежние не откроются.

— Вы были ранены?

— Ну, да, на войне. Должны были комиссовать, но что-то крутят.

— Хотите, я справлюсь у врачей, в чём дело?

— Если вам не трудно.

— Нисколько.

— Но вы так и не сказали, зачем вам это?

— У меня не так много племянников, — улыбнулась графиня. — Особенно родных.[20]

Вернувшуюся домой Антонину Дмитриевну встретил брат. Заметив странное выражение на лице сестры, Вадим Дмитриевич попытался расспросить её, но та отмалчивалась, лишь иногда загадочно улыбаясь в ответ на недоуменные вопросы брата. А когда тот понял, что ничего не добьется и сдался, неожиданно сказала:

— Знаешь, Вадик, у тебя очень хороший сын!

Будищев не ошибся. Долго его действительно держать не стали, выписав, как только затянулись раны на спине. Три чиновника с тухлыми лицами, составившие комиссию, брезгливо морщась, осмотрели его крепкое тело и вынесли вердикт — годен в военное время, отправив, таким образом, в запас. Ни слушать, ни расспрашивать о самочувствии нижнего чина они и не подумали, но единодушно расписались в принятом решении в документах и из госпиталя он вышел уже свободным человеком. Лежавшие с ним артиллеристы уже устали удивляться странному унтеру и лишь начинавший выздоравливать Архип, болезненно морщась, сказал на прощание:

— Фартовый ты парень, пехоцкий!

— Есть немного, — хмыкнул Дмитрий, застегивая мундир.

— Барыни к тебе ездют, — подхватил второй солдат.

— Кабы барышни — другое дело, а так что же, — с легким смешком отозвался Будищев.

— Дак попросил бы хоть на штоф полугара, нешто отказали бы?

— Нельзя!

— Чего это — нельзя?

— Знаешь, — задумчиво сказал парень, — я в одной книжке когда-то прочитал, что нельзя ничего просить у тех, кто сильнее. Нужно будет — сами предложат.

— Ты, господин унтер, ещё и книжки читал?

— Было дело. Маловато, правда, и всё больше детективы всякие, но кто знал, что жизнь так обернется.

— Про что хоть книжка?

— Про Иисуса из Назарета.

— Акафист,[21] что ли?

— Типа того. «Мастер и Маргарита» назывался.

— Ишь ты!

— Ладно, мужики, бывайте. Не поминайте лихом, если что.

У госпитального крыльца его уже ждала пролетка, в которой сидел донельзя довольный Барановский. Увидев выходящего Будищева, он не погнушался выйти ему навстречу, и, крепко пожав руку, помог сесть в экипаж.

— Рад вас видеть, Дмитрий.

— Взаимно, Владимир Степанович.

— Ну и как вы себя ощущаете демобилизованным?

— А вы откуда знаете?

— Как вы мне тогда сказали? — засмеялся инженер. — Не задавайте неудобных вопросов, не получите уклончивых ответов!

— Подмазали эскулапов?

— И не только их.

— Н-да, мне теперь с вами до гроба не расплатиться!

— Прекратите, Дмитрий. Я вам жизнью обязан. К тому же вы, похоже, поделились своей удачей со мной.

— В смысле?

— Вы не поверите, но все мои недоразумения с казной каким-то невероятным образом разрешились. Начёт снят, протоколы испытаний подписаны… я просто не знаю, что и сказать!

— Скажите: «Хрен с ним!»

— Как?

— Очень просто. Поднимите руку, потом резко опустите и …

— Боже правый, вы невероятны! — чуть не выпал от смеха из коляски Барановский.

— Кстати, куда мы едем?

— Ко мне домой. Паулина Антоновна ждет нас к обеду. Как хотите, но отказа я не приму.

— И в мыслях не было. Просто, нельзя ли сначала домой? Хотя бы помыться и переодеться.

— А зачем? Вы прекрасно выглядите, в своем мундире и с крестами.

— И с заплатками на шароварах!

Однако переполненный положительными эмоциями Барановский, и не подумав его слушать, потащил к себе. Квартиру инженер снимал в большом доходном доме в Сампсониевском проспекте[22]. Швейцар, грудь которого украшало несколько медалей, не без удивления посмотрел на прибывшего с барином унтера, однако, скользнув взглядом по крестам, лишь высоко поднял брови. Поднявшись в парадное, они скоро оказались перед украшенной резьбой дверью, в которую хозяин решительно постучал.

— Надо бы звонок поставить, — как бы извиняясь, сказал он своему спутнику. — Но всё как-то недосуг.