Гнилые холмы (СИ) - Серяков Павел - Страница 2

Горст глядел на Рейна. Многие говорили, что с этим парнем он хапнет горя. Своенравный, хитрый… Горста предупреждали и еще будут предупреждать. Будут припоминать, что Рейн не чист на руку и жульничает в кости. Будут говорить разное, а Горст будет слушать и посылать всех к такой-то матери. Он был уверен в своих парнях. Он держал их в черном теле, а они держались.  Старший выжлятник знал – парни его не подведут, если потребуется, то будут стоять насмерть, если понадобится – примут верное решение.

– А-ца-ца! А-ца-ца! – веселился Аарон. – Лишь девы доброй ладный стан мерещится ему!

Не греют душу девушки цветы из-под окна,

Что рвут для ней постылые мужчины со двора.

Не комплименты, не стихи, не песни в поздний час.

Мечтает девка в тишине побыть хотя бы раз.

– А-ца-ца! А-ца-ца! – Аарон отбил нечто похожее на дробь и воскликнул. – А, курва! И так ей не эдак! Зазноба, мать её итить.

Горст прыснул. Отодвинул подальше свои сапоги и размял спину.

– Пой еще, Рейн. Как я усну, тоже ложись. Аарон, ты сторожишь наш сон, потом меняетесь. Если я, сука, узнаю, что ты, – он бросил в Аарона суровый взгляд, – заставишь Рейна караулить всю ночь…

– Да-да. Такое не повторится больше, – оправдания Аарона Рейн считал особым видом издевательства над здравым смыслом. Бородатая детина, которая, кажется, способна перекусить зубами подкову, виновато таращится на мыски сапог.

Мужчины в потрепанной одежде. Они всем походили на отпетых разбойников, и многие не видели между выжлятниками и грабителями никакой разницы. Преследователи, гончие, выжлятники, секуторы. У них было много прозвищ, но если бы ты увидел этих людей на большой дороге, то тоже свернул бы в сторону. Они искали беглых крестьян, отчитывались лишь перед нанимателем и не были знакомы с состраданием. 

Это повторилось вновь. Всякий раз, закрывая глаза, он видел ту ночь. Это будет преследовать Эвжена до самого конца, до встречи с Отцом Переправы.

– Отец… – Эвжен схватился за голову. Его голос дрожал, – отец, что же ты натворил?

Невысокий и молодой мужчина с голубыми глазами поднял с земли крохотное тело и, прижав к груди, зарыдал:

 – Радка. Папа, ты чего наделал? – он провел ладонью по лицу девочки и поймал на себе остывающий взгляд таких же голубых глаз – единственное доступное им наследие матери. Эвжен упал на колени. Губы девочки раскрылись, словно она хотела что-то сказать, но не каждому смерть дарит такую возможность.

Треск костра, безмолвие леса и взгляды сотен равнодушных звезд.

 – Отец! – прокричал невысокий мужчина, и только сейчас он заметил окровавленный камень, оборвавший жизнь Радки. Камень, прервавший то, что еще не успело толком начаться. Голос сорвался и превратился в рык. «Это дело рук отца, – мысли, подобные хлыстам, стегали его сознание, – больше некому».

Путники, разбившие лагерь в сосновом пролеске. Люди, бредущие за лучшей жизнью, несущие за плечами свой жалкий скарб. Семья, которой не суждено покинуть этот треклятый лес.

Все случилось просто и страшно, словно было многократно обдумано. Отец отправил Эвжена за хворостом, а сам… Это просто не укладывалось в голове. Эвжен пожил достаточно для того, чтобы понимать многое, но эта наука была для него недосягаемой. Вечером отец говорил о какой-то бабе. Бабе, которую он видел во сне. О проклятой бабе, обещавшей отцу лучшую жизнь и… везение.

Он положил тело сестры на ковер сосновых игл. Отец, говорил, что требуется жертва, и тогда удача будет преследовать его на протяжении всего пути. По щекам потекли слезы.

– Спятивший осел, – прохрипел Эвжен, – так вот о какой жертве ты говорил.

Тьма приближалась к костру, отвоевывая у ослабшего огня каждую пядь земли. Эвжен знал, что неподалеку есть деревня, а если пойти по дороге, с которой они свернули в лес, можно выйти к другой. Эта часть Оддланда не была дикой, и осознание того, что поблизости были люди, причиняло боль.

Эвжен услышал голос отца. Голос, доносящийся из глубины леса. И, судя по тону, отец был счастлив.

– Сынок!

Руки колотило, как бывает перед дракой или при лихорадке.

– Я вернусь, Радка. Вернусь и подготовлю тебя ко встрече с Отцом Переправы.

– Эвжен, ты уснул что ли или оглох?! – прежде подобная интонация в голосе их отца была верным признаком того, что Эвжен получит по спине палкой. Прежде, но не теперь. Несчастный поднял с земли камень, на котором белели осколки жизни его сестры.

– Я нашел колодец! Сынок, та женщина из моего сна не врала! Неси скорее Радку, ночь на исходе, и нам многое нужно успеть! Я, конечно, поспешил, но Сестры говорят, что и так сойдёт.

С холодным сердцем Эвжен побрел на голос родителя. Мрачная решимость. Кажется, так это чувство называют солдаты.

Голубоглазый и невысокий мужчина крался сквозь мрак, он уже прорвался сквозь собственный страх, сквозь кандалы ужаса, заставляющие людей прижиматься к земле, покорно ждать собственной участи. «О каком колодце говорил отец? Что за колодец может быть посреди леса, вдали от людского очага?» – ворох мыслей, сбивающих с толку. Мысли в час, когда думать и искать объяснения было уже поздно. Мысли, что назойливые слепни, от которых приходится отмахиваться. Эвжен знал, что должен сделать со спятившим родителем, но прежняя любовь в купе с попытками разума докопаться до причин столь ужасающего поступка разрывали сердце. Кажется, он и сейчас любит отца. «На закате отец обмолвился о жертве, о необходимости и дальнейшем избавлении от нищеты», – Эвжен аккуратно переступил через поваленное дерево и в очередной раз услышал голос отца, но тот обращался уже не к своему сыну, не к человеку, из которого вот-вот сделает убийцу. Отец заискивал и за что-то извинялся.

– Неужели он заманил нас сюда лишь для того, чтобы убить?! – произнес Эвжен вслух и покрепче перехватил камень, норовящий выскользнуть из его ладони.

– Эвжен! – теперь голос отца звучал иначе. Теперь в нем поселился страх. – Сынок, скорее! Они не могут столько ждать. Они не привыкли ждать! Радка остывает, ну! Поспеши же!

Тот, кому судьба уготовила позорную участь отцеубийцы, вышел на крохотную полянку и в тусклом свете масляной лампы увидел отца. Человека, подарившего ему и Радке жизнь. Человека, стремившегося теперь её отнять.

– Что ты, во имя Отца Переправы, наделал?! – прорычал Эвжен.

Синек грозно посмотрел на своего сына. Крупный и ладно скроенный мужчина, который и сейчас был в состоянии пересчитать ребра кому угодно.

– Ты почему не принес сестру?! – прохрипел он. – Дурак! – Синек сделал шаг вперед, и тусклый свет лампы облизал то, что отец называл колодцем. Ужасная яма, залитая чем-то смрадным, над которой вдобавок роились полчища насекомых.

В ноздри бил кислый смрад, исходивший, очевидно, из того самого колодца, но это уже было не столь существенно. Эвжену предстояло сделать нечто более отвратительное, чем вдыхать гнилостные миазмы.

– Жертва должна быть, – прошептало что-то, надежно окутанное тьмой. Что-то, чего Эвжен не мог увидеть.

– Жертва будет, – отозвался другой голос, и третий вторил двум предыдущим:

– Должна быть. Без жертвы не будет Жатвы. Синек, ты хочешь все испортить?

– Сынок, – сдавленный голос отца и огни безумия, пляшущие в его глазах. Он сделал еще один шаг навстречу сыну, – ты вернешься. Обещаю тебе. Мы заживем, – пауза. Видимо Синек задумался о том, что говорит, и теперь, когда идея стала озвучена, она перестала казаться здравой. – Так должно быть. Они обещали.

Синек держал правую руку за спиной.

– Иди ко мне, – теряя терпение, произнес он. 

Удар вернул Эвжена в сознание. Он почувствовал, как трещат ребра, и застонал, а после его ударили вновь.