Пустоцвет (СИ) - Зика Натаэль - Страница 86

Воистину, женскую логику нормальному человеку понять невозможно!

Причем тут бывшая жена?

Оказывается, она отказала Диме, повела себя дерзко, вот мужчина и съехал с катушек. А так-то, Дима был прекрасным сыном. И поскольку Мария умудрилась выскочить замуж непростительно быстро после развода, то, получается, она крутила за спиной мужа шашни.

Что ещё придумала Ирина Васильевна, маясь от безделья в своем пансионате? Опасаясь, как бы Мария не подала в суд, подозревая всех кругом в меркантильности, мать Дмитрия, при помощи адвокатов Гурова, разумеется, добилась, чтобы дом с большим участком, две дорогие машины и остальное, что значилось за покойным Николаем Дмитриевичем, было признано невостребованным имуществом и отошло государству. А то, что по документам принадлежало ей — продала, положив деньги на свой личный счет.

— Мне не так много осталось, — объясняла она адвокату. — На мой век хватит, а Димке, раз он так со мной обошелся, пусть ничего не достаётся! И этой, Машке!

Леонид Иванович наслаждался, наблюдая за метаморфозами Ирины, понимая теперь, что у такой матери не могло вырасти другого сына. Да, он подтолкнул того, поманил золотым блеском, посулил должность, но у Дмитрия всегда была возможность отказаться. Пусть он потерял место в Инстрэл, но это не единственная компания даже в их городе, а Энск — не единственный город в стране. Любил бы первую жену по-настоящему, никогда не повелся бы на разложенные приманки. Так что, вина Леонида в падении Сомова косвенная.

Но Ирина Васильевна была уверена, что, лишив Дмитрия наследства, крепко отомстила за свою инвалидность и одиночество. А так же — за не оправдавшиеся надежды. При этом ей было все равно, что сын не в том положении, чтобы что-то требовать, он давно смирился с потерями, а бывшей супруге Димы подачки не нужны, она и так не бедствует.

Правду говорят, что каждый судит другого по себе.

Леонид Иванович прислушался к организму — вроде бы, все нормально, конечно, применительно к его состоянию. Врачи запретили ему любые физические нагрузки, но все время лежать было невыносимо.

Мужчина осторожно опустил ноги на пол, посидел, отдохнул. Держась рукой за спинку, встал. Подождал, когда сердце перестанет трепыхаться, посмотрел в окно — снег! Эх, сейчас бы на горку, как в детстве! Летят санки, подскакивая на неровностях ледянки, а на них, взвизгивая от удовольствия, еле держится он, Лёнька. Внизу спуска санки переворачиваются, и мальчишка кубарем катится дальше, пока его не остановит сугроб. Снег за шиворотом, снег во рту, снег в волосах. Господи, хорошо-то как!

Гуров улыбнулся воспоминанию и сделал шаг.

Комната завертелась, будто он взаправду упал с санок, и наступила темнота…

О смерти Гурова Дмитрий узнал совершенно случайно. Собирал утром мусор, глаз зацепился за знакомую фамилию в заголовке на куске местной газеты. Еле его догнал — как специально, поднялся ветер. Принес домой, расправил, прочитал — Гуров умер! Известный меценат и уважаемый житель города, много сделавший — бла-бла-бла! Соболезнования родным и близким от лица администрации — и так далее — на полстраницы.

Надо же — меценат, уважаемый!

Помер!

Господи, есть на свете справедливость!

Есть!!!

Ну, теперь ему никто не помешает! Тайка удочерена им? Правильно, значит, он будет жить там, где его приемная дочь. Пусть попробуют выгнать отца!

От радости и открывающихся перспектив темнело в глазах.

Надо было выпить!

Да, помянуть, так сказать, тестя. Бывшего. И, заодно, отпраздновать освобождение.

Денег было — кот наплакал. Ничего существенного и не купишь, а так, горло промочить.

Немного подумав, Сомов решительно направился в ближайшую аптеку, где разжился несколькими бутылочками «Настойки боярышника».

Дешево и сердито!

Ну, бывай, Леонид Иванович! Сомов, всё-таки, тебя переиграл!

Дворник не выходил на работу уже третий день, как на грех, опять прошел снегопад. Жильцы завалили ТСЖ жалобами на забитые снегом тротуары, в конце концов, служащему пришлось оторваться от дел и идти вытаскивать мужика из запоя.

На стук в комнату никто не реагировал, кроме соседей, сообщивших, что соседа не видели дня два точно уже.

Решили ломать двери.

Сомов обнаружился между топчаном и стеной.

— Отравление, — констатировали медики Скорой Помощи, посмотрев на труп и валяющиеся на полу пустые бутылочки из-под настойки. — Прямо, эпидемия по городу. За последнюю неделю уже десяток смертельных случаев и полсотни еле живых пострадавших. Что же вы, неужели, не слышали, что ему плохо? Смотрите, рвота кругом, он же не мгновенно умер.

— Когда бы? — возмутилась соседка. — У меня дети, мне некогда, света белого за ними не вижу.

— А в наушниках хожу, музыку слушаю, — ответил сосед из другой комнаты. — Иначе от детских криков спасу нет. Потом, мы ему не няньки.

— Можно было бы спасти, если бы вовремя нас вызвали. Жаль, что никому до человека не было дела, — вздохнула врач. — Надо звонить в полицию и просить наряд и труповозку.

Дети — счастье. А еще — бессонные ночи. Сначала, когда малыш маленький, он часто просыпается по ночам и не даёт спать родителям. Когда малыш вырастает, родители иногда уже сами не могут заснуть, переживая, где носит их чадо, кода на часах уже двенадцать.

Маша смотрела в окно на играющих сыновей и улыбалась.

Серьезный Сашка и шебутной Сережка, мальчишки отлично ладили между собой. Конечно, без стычек тоже не обходились, пацаны же. Поорав друг на друга, расходились по разным комнатам или углам усадьбы, но дольше часа дуться не получалось. Тот самый случай, когда вместе бывает тесно, а врозь — скучно.

Оба, повторяя за Егором, трогательно заботились о матери, не всегда «уклюже», особенно младший, но всегда с энтузиазмом и искренним стремлением порадовать. И боготворили отца, копируя Георгия и стараясь его не огорчать.

«Папа расстроится» — страшнее, чем лишение сладкого или компьютера в виде наказания.

Егор сейчас был на работе, их с братом компания выиграла большой тендер, так мужчины почти дневали и ночевали на стройке, выкладываясь по полной. Каким образом Гоша еще успевал повозиться с сыновьями, непременно поцеловать на ночь жену, а мальчишкам почитать сказку — неизменный ритуал, почти священнодействие — она не понимала.

И со своей стороны, старалась, как могла, облегчить мужу жизнь, ловко лавируя между домом и работой.

Счастье — оно невозможно в одиночку, счастье — это когда твой любимый делает счастливее тебя, а ты — его. Когда вместе не только в горе и радости, но и в непростых жизненных ситуациях. Когда не боишься упасть, потому уверен — он подхватит. Когда не боишься ошибаться, потому что знаешь — никто над тобой не станет смеяться. Когда не боишься косых взглядов — у тебя самый надежный на свете тыл.

Маша вспомнила, как ей однажды позвонила незнакомая женщина.

— Вы знаете, что ваш муж вам изменяет?

— Конечно, мы вместе с ним составляли график посещения любовниц, — немедленно ответила Маша.

Незнакомка бросила трубку, видимо, ожидала другой реакции.

Или ещё один звонок, уже какой-то другой «доброжелатель»:

— Вы знаете, что любовница вашего мужа беременна? — визгливым голосом.

— Правда? — решила уточнить Маша.

— Да! — с вызовом.

— Боже, какая радость! Дети — это чудесно! Поздравляю! Спасибо за хорошие новости!

Собеседница прошипела что-то, похожее на «ненормальная» и отключилась.

Конечно же, Мария понимала, что красивый, молодой, состоятельный мужчина обязательно привлечет внимание охотниц за состоянием, но совершенно не переживала. Она любила и знала, что для Гоши кроме неё женщин не существует. Если бы эти глупышки видели его лицо, когда он укладывал спать сыновей, или когда наклонялся к жене, предвкушая и дразня, если бы знали, как он заботливо относится к семье!

Зачем она будет это кому-то доказывать, тем более, рассказывать мужу о глупых попытках вывести её из себя?