Исход Эдема (СИ) - Дженнингс Сайрита Л. - Страница 25

— Конечно. Прости, что отвлек тебя.　

Быстро собрав посуду, Феникс осматривает мою руку и отмечает несколько синяков.　

— Заживет довольно быстро. Тем временем, если я могу что-то сделать, чтобы удовлетворить твои медицинский потребности, моя дверь всегда открыта.

И на этих словах он целует меня в лоб и желает спокойной ночи. Или хорошего дня. Не уверена точно, сколько сейчас времени, и пасмурные, темные облака за окнами не помогают точно определить время.　К счастью тошнота проходит после нескольких глотков воды, и минуя фарфоровый трон, я направляюсь прямо в душ. После почти недельного баловства Саскией, самостоятельное купание мне кажется в новинку.　Я буду вечно благодарна за ее тихую доброту? И меня тревожит вопрос, что с ней там будет. Ее обвинят в моем побеге? Накажет ли ее Люцифер за то, что она не углядела за мной? Или она повернет все информацию против меня, чтобы спасти свою жизнь?

Я глубоко вздыхаю, пробуя слезы разочарования в воде, которая льется сверху мне на голову. Теперь, когда шок проходит, я чувствую, что меня хоронят под тяжестью моей трагичной реальности. Я побывала в Аду. В Аду. Я пила вино и ужинала с самим Дьяволом, в то время как изысканным десертом стало лишение жизни. Я повторяла роль тупой шлюхи, скачущей вокруг в яркой одежде и с клоунским макияжем, чтобы сделать Люциферу приятно. И в конце концов, я что-то почувствовала. Не ненависть, как в самом начале. И не страх. Я почувствовала что-то в том самом бальном зале, пока он кружил меня под нашу собственную симфонию. Не знаю, что это было, но я должна забыть об этом. Я должна притвориться, что этого никогда не было, если я хочу иметь хоть какой-то шанс, чтобы восстановить отношения с Легионом.　

Если это именно то, чего он хочет.

Если это именно то, чего хочу я.

Что со мной происходит?

Куда меня это завело? Почему я чувствую себя чужой в собственной шкуре?　

Я не могу здесь думать. И если у меня есть хоть какой-то шанс возродить ту девушку — ту версию себя, которая умерла в той холодной, сырой бетонной комнате, может быть…может быть мне стоит быть здесь.　Я остаюсь под душем до тех пор, пока вода не остывает. Или может мне просто так кажется. И когда я протираю ладонью запотевшее от пара зеркало, девушка которая смотрит на меня совершенно незнакома мне. Изможденные карие глаза, бледная кожа, сгорбленные плечи. Я потерпела поражение. Позволила себе стать жертвой, а теперь посмотрите, что случилось. И я должна винить только себя.

Я знаю, что должна сделать. Даже если мне придется сломать каждую кость в моем теле, чтобы сделать это.

Я нахожу его стоящим у окна, глядящим в беззвездную ночь, когда вхожу в спальню. Он не поворачивается, но я знаю, что он чувствует мое присутствие. Мы связаны таким образом. Наши тела — это две половины целого, и каждая секунда, которую мы провели отдельно лишь усилило между нами магнитное притяжение. Я физически ощущаю его боль. Чувствую его силу в костях, пульсирующих от восхитительной агонии, которая заставляет меня, босую, дрожать.

— Ты слишком долго отсутствовала, — говорит он не оборачиваясь.

— Мне жаль. — Только это и говорю. Слова…мысли…их так трудно соединить, когда он рядом.

— Почему? Почему ты это сделала? Почему бросила меня? — В его голосе слышится боль и каждое слово, как острая бритва, режет меня.

— Я думала тебе будет все равно.

Он поворачивается ко мне и его бесподобно красивое лицо искажает выражение шока и боли.　

— Как ты могла так подумать? После того, как я сказал…открыл тебе свои чувства. Я пролью кровь ради тебя, Иден. Посмотри на меня, — требует он, его глаза цвета неба блестят от боли предательства

— Это не я, не тот, кем я должен быть. Ты меняешь меня. С того самого дня, как ты вошла в мою жизнь, ты изменила меня. Разве ты этого не видишь?

— Вижу. Ты же знаешь.　

Видя его таким…таким открытым, таким ранимым…это сводит меня с ума. Стена, которую я построила вокруг себя в попытке защитить разбитое сердце, начинает рушится.

— Нет. Не совсем. Не достаточно, чтобы ты осталась со мной.

— Ты же знаешь, я не могу остаться. Мы разные — из разных миров. Я никогда не смогу вписаться в твой мир, как и ты не сможешь в мой. Но это не меняет то что я чувствую к тебе — к нам. Просто так должно быть.

Он качает головой.　

— Нет. Я не согласен. И если ты перестанешь лгать себе, ты увидишь, что ты тоже с этим не согласна. — Он идет туда, где я стою, заполняя расстояние между нами своим тлеющим огнем.

— Скажи мне, что не хочешь меня. Скажи мне, что не почувствовала ничего необычного, за то время, которое мы провели вместе. Знаю, что не всегда шло как надо, но это было по-настоящему. Это судьба, Иден. Наша судьба.　

— Может все этого недостаточно, — шепчу я.

— Разве? — произносит он, накручивая на палец мой выбившийся влажный локон из небрежного пучка. — Разве тебе недостаточно меня? Разве я не доказывал снова и снова, что всегда буду бороться за тебя? Что не остановлюсь ни перед чем,　

только чтобы быть с тобой?

— Говорил, — без раздумий отвечаю я.

— Тогда перекати все это. Впусти меня. Не борись. Не тогда, когда так сильно желаешь этого.

У меня перехватывает дыхание, и я закрываю глаза, когда чувствую, как он опускает голову и оставляет дорожку из легких поцелуев вдоль моего подбородка. Всякий раз, когда он прикасается ко мне, клянусь, я чувствую прикосновение ангельских крыльев. Эта часть его прошлого все еще где-то существует глубоко внутри него, даже если он отказывается верить. Но я вижу…чувствую. Если Бог есть, то он все еще живет внутри него.

— Просто дай мне попробовать, Иден, — бормочет он у моего горла, заставляя мое тело дрожать. — Просто дай мне шанс показать, что я могу любить тебя.

— Да, — взываю к небесам я. — Да, Люцифер.

Сжимая крепко в кулаках шелковые простыни, я пробиваюсь на поверхность сознания. Я не слышу криков, но у меня болит горло, словно я задыхаюсь и пытаюсь ртом хватать воздух. Окутывающий меня жар, опаляет кожу и разрушает сон — нет, кошмар — который держал меня в заложниках серебренными цепями, пропитанными ангельским ядом.

— Все хорошо, Иден. Я с тобой. Ты в безопасности, — бормочет Легион, прижимая меня к свое теплой, обнаженной груди. Он горячее, чем я помню. Почти обжигает меня. Или, может быть, я просто забыла, каково это.

— Ты, — стону я, — это ты.

— Конечно, я. Я никуда не уйду.

Знаю, что не должна, знаю, что играю с огнем, но я обнимаю его, желая оказаться в комфорте его тепла. Он обнимает меня так крепко, что его пальцы кажутся кинжалами, которые протыкают мою плоть. Но мне плевать. Мне нужно, чтобы он был еще ближе. Еще жестче. Горячее. Мне нужно, чтобы он сжег воспоминания о Люцифере своими прикосновениями. Мне нужно, чтобы он заставил забыть последние шесть дней или шесть часов. Мне нужно, чтобы он заставил забыть мое собственное имя.

В тусклом свете я нахожу его губы и выпиваю тоску, капающую с его языка, позволяя Легиону питать мою истощенную душу. Хотела бы я, чтобы он смог задушить меня такой силой. Утопил меня в своем желании, чтобы я больше не могла думать…больше не могла ничего чувствовать. Я бы предпочла ничего не чувствовать, чем противостоять этому…замешательству, этой ненависти к себе самой. И я знаю, что это неправильно. Знаю, что чертовски отвратительно красть его поцелуи и воровать его прикосновения, но мне нужно, чтобы он заставил меня вспомнить. Вспомнить, как это было до того, как я ушла. Прежде чем я упала во тьму и потеряла себя. Если я вспомню его, возможно, смогу вспомнить себя.

Я выдыхаю ему в рот, мое тело реагирует на его знакомые руки. Я знаю эту часть. Когда он прикасается ко мне вот так, словно я сделана из хрупкого, треснувшегося стекла, одновременно нежно и осторожно, словно он боится, что я могу разбиться в его руках и оставить на его коже глубокие порезы. Когда я дрожу от его прикосновений, Легион отстраняется.