Княжна (СИ) - Ростов Олег - Страница 53

Мы разместились под стенами, Чернигова на таком расстоянии, что бы пушками снести их хиленькую защиту, но на достаточном, что бы остаться невредимыми, в случае если они захотят окатить нас ливнем стрел или кипящим маслицем!

Всю ночь наши воины спали попеременно, неся караул и подмечая любое маломальское изменение во вражеском стане.

Я не стала отказывать себе в отдыхе, даже удалось уложить рядом с собой мужа, заставить его поспать хотя бы пару часов. Он у меня постоянно срывался, выходил из шатра, обходил дружинников и интересовался, всё ли нормально. На рассвете, когда солнце золотым ободком серебрило землю, покрытую белоснежной шапкой снега, в стане врага началось оживление. Пора. Разожгли костры и приготовили еду. Не спеша, делая все размеренно без лишней поспешности. Нам больше некуда торопиться, мы под их воротами, им от нас некуда бежать, а нам же для боя нужны силы и плотный завтрак!

Приготовленная каша с мясом и сухарики хлеба, были съедены с превеликим удовольствием, ещё и с добавкой. Я даже Ярославу добавки принесла, негоже в такой день, плохо кушать и не важно, что этот день для кого-то будет последним. Настроение на удивление было замечательное — боевое! Вот он, один рывок и первые из предавших меня и моего отца падут, а затем будут поляне, а о тех я позабочусь с превеликим удовольствием!

Как бы я не хотела, снести их стены без разбирательства, поставив их на колени, но не дать им шанса сдаться не могу. Переговорщик, выехавший с целью образумить и дать шанс нашим врагам, поскакал прочь от нашего лагеря.

Смотря на удаляющуюся спину воина, сидя на своем коне рядом с Ярославом, не сводила глаз со стен Чернигова. Вот на стене произошли изменения, из-за спин кметей показался сам князь Радогост. Видя как ему, что-то объясняет наш воин, он лишь рассмеялся, а потом возвёл лук и, натянув тетиву, пустил стрелу в нашего воина. Ярость медленным потоком захлестнула с головой, от необдуманного поступка удержал Ярослав, в то время как конь нёс к нашему лагерю еле держащегося в седле мужчину. Ну что ж, они сделали свой выбор, пред всеми богами, мы давали им шанс, но видимо такова их судьба. Именно из-за богов все видящих я бы могла пожалеть невинных детей, жён и дочерей, удержать порыв моего мужа стереть их с лица земли, а теперь, теперь у них нет шансов! Ярослав, мой любимый, больше ничем не ограничен, с самого начала желая уничтожить зарвавшихся правителей посмевших поднять руку на другой княжеский род, был остановлен мной. Моим желанием сохранить жизнь неповинных детей, но теперь, теперь будет литься кровь и ни кто не спасётся от нашей мести и ярости!

Наш парламентёр был ранен. Его стащили с коня и понесли в шатер, развёрнутый специально для лекарей. Монголы тоже всегда посылали парламентёров. А из истории помню, как наши князья потерявшие берега убивали их. После чего подлежали по законам Яссы смерти. Но эти законы пока ещё не написаны. Но это не отменяет наказания за убийство или покушения на парламентёров.

— Гуннульв, Сигурт! Мне не нужна княжья семья. Она должна вся умереть. Полностью. — Я посмотрел на викингов. Они кивнули.

— Говорят у князя Радогоста дочери красивые и жену он молодую, княжну аланов взял. — Ухмыльнулся Сигурт.

— Вот и возьмите их. Только в живых потом не оставлять. Всё это змеиное семя под нож. — Добавила Мстислава.

— Слушайте меня! — Крикнул я, обращаясь к войску. Чернигов пока не жечь. Мы там отдохнём в тепле и в банях попаримся. Всё что там возьмёте ваше. Все девки, бабы ваши. Пусть попарят вас и ублажат!

Банда взревела!

— Мизгирь!

— Я здесь, княже!

— Орудия на прямую наводку. Ядрами, разбей ворота, Надвратную бвшню. Бей в углы башни.

— Понял.

Боевые расчёты вытащили орудия на стрельбу прямой наводкой. До стен Чернигова было около трехсот пятидесяти — четырёхсот метров. На полигоне мы и то больше дистанцию выдерживали. Я не вмешивался. Мизгирь всё сам должен был сделать и его подчинённые под его руководством. Даже восьмидесятку зарядили ядром. Пусть ядра каменные, это ерунда. Дай только время и будут чугунные. Мизгирь поколдовал над одним из больших орудий.

— Выстрел! — Рявкнул он и ткнул крюком с горящей паклей в запальное отверстие.

«Буууммм», грохнула пушка, откатываясь немного назад на полозьях. Мы с Мстишей, Бояном, нурманами и другими, кто был в курсе, прикрыли уши ладонями. Но всё равно по ушам ударило. Облако дыма, стало сносить ветерком в сторону. Ядро попало в одну из створок ворот. Полетели куски дерева. В воротах образовалась не большая дыра. Одна из толстых дубовых досок была разбита.

— Мизгирь, бей в стыки, в замки венцов.

Грохнула вторая пушка и ядро разбило левый нижний венец надвратной башни.

— Молодец, продолжай так же!

Опять грохнуло. Это уже восьмидесятка. От надвратной башни полетели куски дерева.

В следующий раз отольём стопятидесятку и двухсотку. И надо бы гранаты сделать, что бы стрельнул из орудия и попав в цель разорвалась. Но сдесь мощную надо взрывчатку. Черный порох не так хорош. Ладно этим потом займёмся. Два часа обстрела и надвратная башня стала разваливать. Её покосило, брёвна потерявшие опору, так как угловые замки их венцов были разбиты. Потом в щепки разнесли ворота и всё рухнуло.

Войско взревело. Глаза воев горели дьявольским огнем. Огнем убийства и поживы. Они приготовились.

— Мизгирь. Заряжай все три орудия каменным дробом. Будем чистить путь!

Пушкари умело банили орудия. Потом перезарядка.

Дружина выстроилась в колонну. Первыми рвались нурманы. Чёрт с ними пусть идут. Прикрывая пушкарей щитами начали движение к стенами. Пушки двигали ближе к стенам. На расстоянии двести метров, два больших орудия произвели по выстрелу поверху частокола с обеих сторон от ворот, срубая и раскалывая заостренные концы брёвен, убивая и калеча защитников. Третье малое орудие пододвинули ещё вперед метров на двадцать. На развалинах ворот и надвратной башни, показались защитники во главе с Радогостом.

— Вторуша, винтовку! — Рявкнул я. Пацан моментально нарисовался рядом. Приклад СВТ-40 упёрся в плечо. В перекрестье прицела попал князь радимичей. Сместил прицел ему на ногу. Сухо щелкнул выстрел. Радогост упал как подрубленный. Есть! И тут же грохнуло малое орудие, вынося всех защитников с завала как метлой.

Нурманы завывая бросились вперёд. В быстром темпе перемахнули завал, исчезая за ним. за ними побежали вятичи.

В Чернигов вливались захватчики волна за волной. Посмотрел на свою жену. Она раскраснелась, сидя на своей кобылке. На губах кровожадная улыбка, в глазах лихорадочный блеск. Мда, жесткая девочка. На самом деле жестокий век, жестокие нравы, жестокий люд.

Я сидел на своём Вороне, рядом Мстислава на своей кобылке. Все ушли в Чернигов. Нас окружало полторы сотни конных кметей. Отборные. Лучше всех вооруженный, матёрые. Видно было, что им тоже хочется туда, окунуться в кровавый танец смерти. Но они молчали. Они не могли, так как берегли самое ценное, что есть у вятичей, их княгиню. Мстислава посмотрела на меня. Её лицо, глаза были возбуждены.

— Ладо мой. Муж мой. Не пора ли нам?

— Ждём. Я не собираюсь тобой рисковать. Ты что Мстиша, решила в схватке поучаствовать? Забудь. Не дай бог увижу, прикажу тебя связать и засунуть под охраной в наш возок. Будешь сидеть там. Поняла?

— Поняла, Ярославушка.

— Вот и молодец.

Вскоре прискакал гонец.

— Княже светлый. Княгиня-матушка. Стены все очистили, бой идёт за княжий терем. Там нурманы зверствуют. Можно входить в город.

— Спасибо, Первуша. — Да, это был старший брат моего оруженосца. Посмотрел на жену. — Вот теперь вперед, можно. Мы стронулись с места и поскакали к тому, что осталось от ворот. Там уже расчищали дорогу, растаскивая как целые брёвна, так и их обломки.

По всюду лежали мертвые. Особенно много было убитых дружинников и вообще мужчин. Некоторые были разорваны и лежали только фрагментарно. Скорее всего попали под удар каменной картечи. Страшное дело. Раненых не было, их уже добили нурманы и вятичи. В городе было шумно. Отовсюду неслись крики. Крики ярости и торжества. Лязг железа. Всё это переплеталось с криками боли и ужаса. Призывы о помощи и стенания к милосердию. Но взывать к милосердию распаленных битвой воинов, вкусивших крови, было бесполезно. Нурманы милосердием отродясь не страдали, как, впрочем, и вятичи. А последние вообще были обозлены за вероломство, за убийства и кровь своих родичей.