Княжна (СИ) - Ростов Олег - Страница 95

Некоторое время была тишина. Потом я понял, что Мстислава встала с лавки и стала прохаживаться. Она думала. Потом сказала:

— Я верю тебе, Этна. Хорошо, служи ему. Пусть лучше это будешь ты.

— Спасибо, госпожа.

— Я ещё не сказала, что разрешу тебе лечь на его ложе.

— Простите госпожа.

— Я подумаю. Иди.

И тут я понял, что Этна, которая ни кого не боялась, на всех наплевав, боится мою жену. Для меня это был шок. Она реально боялась Мстиславу!

Но это я узнал потом. Чуть позже. А сейчас, когда остальные пошли в княжью баню, большую, которую сделали по моих чертежам, с бассейном, я прошёл в нашу светлицу. Мстислава зашла вслед за мной. Она стояла тихая и будто умершая. Я снял шлем с золотой короной. Избавился от доспеха. Мстислава на этот раз стояла не шелохнувшись и мне не помогала как всегда. Но я её понимал. В ней боролись чувства — любовь, ревность и обида. Дьявольский коктейль. Снял подоспешник. Оставшись в простой рубахе, грязной и потной. Скинул её. Голдый по пояс подошёл к ней.

— Мстиша. — Взял её лицо в ладони. Поднял его. Её глаза были закрыты и из них катились слёзы.

— Ярослав. Ты обманул меня. — Прошептала она.

— Солнце моё, с чего ты так решила? Я сдержал слово. У меня не было женщин. Поверь. Этна не моя наложница. Она боец. Я люблю только тебя. Только тебя одну. Я ожидал другой встречи, Мстиша. Я рвался к тебе. Только к тебе одной. Мне никто больше не нужен. Только ты.

— Правда, Ярослав? — Она наконец открыла свои, такие любимые глаза.

— Правда, Мстиша. Если ты мне не веришь, зачем тогда мы вместе? И ещё, я хочу видеть сына.

Мстислава аккуратно высвободилась из моих ладоней. Позвонила в колокольчик. У меня глаза на лоб полезли, потом вспомнил, что я рассказывал ей о таких порядках в аристократических семьях. Моментально к нам в светлицу заглянула Звенислава.

— Звенислава, вели, чтобы принесли княжича. — Проговорила моя супруга. Звенислава исчезла. Жестко она тут всех построила. Через полминуты зашла мадам необъятных размеров с улыбкой до ушей и несла сверток. Я забрал его. Глянул вопросительно на жену. Она вздохнула, типа ну ты тупой, откинула треугольный верх свертка и я увидел маленькое личико младенца. Он спал, сопел в две створки. Смотрел на сына и не понимал, что чувствую. Потом просто поцеловал аккуратно его в лобик.

— Мстиша, спасибо, родная. Спасибо за сына. Ты самая лучшая. Самая прекрасная. Самая при самая!

Она покраснела. Улыбнулась. Я отдал ребёнка кормилице. Когда она в сопровождении Звениславы ушла и мы остались с Мстиславой опять одни, я схватил её.

— Достала ты меня уже! — Рявкнул я и стал стаскивать с неё одежду. — Я столько месяцев терпел. С меня достаточно.

Её глаза увеличились моментально.

— Ярослав подожди. Ты с ума сошел. Я ещё не готова!

— Наплевать. Мне разорвать платье или сама снимешь?

— Ярослав, успокойся! — В её глазах началась паника. По фиг. Я уже больше не могу.

— Значит разорвать.

— Ярослав. Подожди. Я ещё не готова. Сын слишком крупный был. Пожалуйста, любимый.

Чёрт. Чёрт и ещё раз Чёрт. Я стукнул кулаком по подоконнику. В её взгляде уже не было холодности. Они опять блестели.

— Ярослав, любый мой. Подожди. — Мстислава начала расстегивать мой пояс. — Ты сильно хочешь?

— А как ты считаешь, женщина? Я вообще-то не знал больше женщин кроме тебя! Мстиша, да я с ума схожу рядом с тобой.

— Я думаю, что могу тебе помочь. Ярослав! — Она расстегнула мой пояс. Начала стаскивать с меня штаны. Я стоял ни чего не предпринимая.

— Мстиша! Ты чего решила?

— Избавлю тебя от, как ты говоришь, первого напряжения! Муж мой.

После чего опустилась на колени…

С момента как меня покинул мой князь. Для меня настала серая полоса переживаний и ожидания. Не находя себе места, волнуясь за любимого, старалась унять душевные терзания ежедневной работой от восхода до заката. Мне было жизненно необходимо занять чем-нибудь руки и отвлечься от терзающих меня мыслей. Не раз провожая воев на бой и зная, вернуться не все, переживала за самого дорогого и любимого человека. Пока они сражались за нашу честь и свободу мы с пришлыми отстраивали слободу. Как только боевые дракары причалили, а вои северных кьердов, пришли на поклон со своими семьями началась новая страница в моей жизни.

Я княгиня, та на чьих плечах лежит ответственность за бояр и за пришлых чужаков с далёкого холодного севера. И только мне под силу решать как сложится их судьба, как примет их мой люд. Будет ли их жизнь светлой и процветающей или же подавленной и угнетенной. Зная своего мужа его отношение к побратимам мне хотелось бы, что бы они были счастливы служа нам верой и правдой. А для этого я должна приложить не мало усилий, сблизив суровых кьердов и вятичей. Не дожидаясь пока они отделяться, отгородившись от нас. Я планировала на веки укрепить нашу связь. Привязав не только к мужу его побратимов, но и к себе их жён. Этих холодных, невероятно гордых и стойких женщин. Воительниц! Лишь один взгляд глаза в глаза позволил понять насколько редкое необузданное сокровище оказалось в моих руках. Что и говорить они покорили меня с первого взгляда. Их манеры, поведение, гордость и несгибаемая сила, честь и достоинство все это в купе с материнской заботой оставили неизгладимый отпечаток на моем сердце. Их стремление жить, следовать за мужем, и строить своё счастье самостоятельно, заслуживает не только уважения, но и моей личной помощи. Им ведь приходится не легко. Без мужей, с детьми на руках, без дома, лишь с одной надеждой на возможное возвращение дорогих им людей. Мне ничего не оставалось как просто подождать. И я знала, и ждала пока ко мне на поклон явится мать вождя. Дождалась. Каиса, так звали матушку Гуннульва, она ещё в первый день одарила меня и моих боярынь подарками выражая благодарность князю и княгине за уют и теплый кров. Уже тогда понимая, что ей не обойтись без моей помощи она просила о небольшом одолжении. Смотря на ее убелённые сединой чернильно-черные волосы и изрезанное мелкими морщинками лицо с яркими бездонно-голубыми глазами. Глазами, что были живы и мудры, смотря на мир с его тяготами со спокойствием и прожитым опытом.

Зная наверняка, что не успеют до холодов отстроить слободу, Каиса, просила меня дать им лучших мастеров. Так как их мужчины ушли оставив на хрупких женских плечах обустройство и быт. Выделив им лучших обеспечив их нужными для строительства материалами, отдала их в полное женское подчинение. Сама же изредка приходила увидеть воочию их работу. И чем больше я за ними наблюдала, тем чаще проскальзывала мысль «заполучить их к себе в свиту». Если раньше я хотела держать их поближе к себе, то сейчас я была бы не против сделать их своими боярынями. Увидев как-то по утру занимательную картину, подолгу над ней размышляла.

Любя своего ненаглядного всем сердцем, не могла представить ещё кого-то рядом с ним. Стоило только подумать, моё сердце каменело, превращаясь в ледяной осколок льда из ярости обиды и ненависти. Я никогда не думала, что могу возжелать обладать своим единственным всецело и бесповоротно не деля ни с кем. Он только мой и меня греет его обещание и мысль что он его сдержит. А если нет, я всегда смогу поступить как эти женщины-воительницы.

— Светлая княгиня, тебе доставляет удовольствие наблюдать за моими дочерьми?

— Да Каиса, мне нравится смотреть на них и видеть себя. Я ведь не могу поднять ни меч, ни саблю, а твои девочки не дают мне забыть, помогая желать вот так же, — взмахнув рукой и обведя, яростно сражающихся молодых и не очень девушек улыбнулась краешками губ продолжая, — яростно и непокорно жить, они словно звери запертые в клетке сражаются до последнего.

Улыбнувшись, умудренная годами женщина ласково коснулась сложенных пред собой моих ладоней.

— Нам приходится быть такими, жёсткими и непоколебимыми. Бой для нас, даже такой тренировочный это грань между жизнью и смертью. Проиграть означает отдать свой дом, свою жизнь и детей на растерзание ворогам. Даже тренируясь мои девочки защищают всё самое ценное до последнего. Мы готовы умереть за нашу семью и детей, готовы отдать жизнь в бою за шанс продолжения нашего рода. Мы яростны и непоколебимы в наших решениях и мы этим гордимся! Мои дети ни один из них ни на долю мгновения не засомневаются убить или оставить жить младенца, который в будущем может стать змеем пожравшим золотые яйца.