Операция «Катамаран». Падение. После похорон - Фалуш Дьёрдь - Страница 56

Она присела на край клумбы, наслаждаясь солнцем, которое сейчас, в обеденное время, не изнуряло ее. Ни о чем не думала, не рассуждала, не пыталась даже привести мысли в порядок. Вместо этого полностью расслабилась так, что руки беспомощно повисли вдоль тела. Дыхание стало спокойным, и Анна потихоньку приступила к сбору впечатлений. Сначала хаотично, как попало. Потом стала выстраивать их в ряд как кирпичики. Высотный дом, рядом его двойник, площадь с магазинами, газоны, шоссе, типичные черты жилого квартала — среда в широком понимании этого слова.

Несколько детей и взрослых перед магазинами, гораздо больше — на другой стороне. Различные выражения лиц, детали. Потом это не повторится. Подобный осмотр надо проделать прежде, чем она встанет и перейдет улицу.

Человек, упавший вниз, выглядел на удивление целым и внешне пристойным, но это целое состояло из таких острых углов, что — было видно сразу — принадлежало уже другому миру. Голова неровно сидела на шее, а одна рука была сломана по крайней мере в двух местах.

Анна немного повернула голову мужчины, чтобы лучше рассмотреть лицо. Лет пятьдесят пять, простоватая, ординарная внешность. Лишний раз и не взглянешь. Серые брюки, светло-голубая рубашка, коричневый галстук.

Окружной врач Сёренсен был поглощен осмотром, а Франк помогал полицейским натягивать веревку ограждения. Анна видела Сёренсена лишь однажды у начальника полиции во время ее представления будущим коллегам. В деле она еще ни разу с ним не встречалась. Но ей хорошо знаком этот жаргон, по которому можно полагать, что работа доктору вполне известна.

— Он умер мгновенно. Иногда чудом маленькие дети остаются в живых. Франк говорит, что он с восьмого этажа. Посмотрите на голову, вроде сидит крепко, хотя даже вышедший в тираж форвард может одним ударом сбить ее…

— Спасибо, Сёренсен.

Он будто привык, чтоб его прерывали — сам никак не мог поставить точку, — и, быстро умолкнув, профессионально продолжал осмотр.

— Вы не взглянете? — спросил доктор.

— Нет, спасибо, — ответила Анна. Врач покосился на нее.

— Вы можете забрать его, когда Йенсен окончит фотографировать.

— Хорошо, хорошо, — забормотал Сёренсен.

Клейнер сидел на скамейке возле песочницы рядом с пожилой женщиной, казавшейся совсем маленькой по сравнению с его крупной фигурой. Он снял пиджак, но оставил галстук. Его чуть одутловатое лицо слегка выдавало возраст хозяина.

Клейнер закрыл блокнот и легким кивком головы показал Анне, что он закончил, затем качнул головой в сторону соседки, словно подчеркивая, что она-то и есть тут главная.

— Фру Мортенсен, очень хорошо, что вы все мне рассказали, но будьте добры, расскажите еще раз обо всем, что вы видели, комиссару полиции фру Нильсен.

Женщина обратила на Анну спокойный взор. Загорелое, с хорошими чертами лицо. Белые завитые волосы не хотели держаться в узле, а падали прямо на уши и шею. Морщины на щеках и опущенные вниз уголки рта создавали впечатление легкой грусти.

Это, наверное, были здоровые признаки. Анна отметила абсолютно нормальную реакцию женщины на тяжелое потрясение. Глубоко вздохнув, та терпеливо и медленно повторила:

— Я видела, он был сброшен!

Делая это заявление, женщина смотрела Анне прямо в глаза. Потом помолчала минутку, чтоб дать Анне время продумать то, что было только что сказано, и продолжала:

— Это случилось в тот момент, когда автобус тронулся с остановки, а я пережидала, чтоб перейти улицу. Рядом не было никого, кого бы я знала.

Последнее замечание было сделано нарочито, как самое главное из всего сказанного. Выражение лица у Клейнера подтверждало явную способность женщины определить, что важно в ее рассказе, а что второстепенно.

— Да? — переспросила Анна.

— Как только автобус тронулся, он тут как тут. Думаю, заметила я его уже между пятым и шестым этажами, все произошло мгновенно. Будто он повис на секунду в воздухе, перед тем как упасть. Понимаю, что не могла этого видеть, но так мне показалось. Может, от шока…

Анна дружески кивнула женщине, обадривая ее, дело шло на лад, но потом женщина вдруг умолкла. Погрузилась в себя. Вмешался Клейнер:

— А что дальше, фру Мортенсен?

— И я увидела!

— Что? — недоуменно спросила Анна.

— Тень, облик, или как это там называется.

— Где?

— На балконе! Тень скользнула с его балкона, скрылась за гардинами. Они были плотно задернуты, но вдруг покачнулись. Только человек мог привести гардины в движение. — Женщина утомленно перевела взгляд на рекламные щиты супермаркета, яркие на сером фоне здания.

— Но вы только что сказали, что заметили мужчину на… кажется, это был пятый этаж? Когда автобус тронулся с места, вы увидели именно это? Как же вы говорите, что видели, как он был сброшен?

Анна задала сразу слишком много вопросов, но женщина сориентировалась быстро:

— Потому что было именно так. Тень скрылась за гардины именно на его балконе.

Анна нахмурилась, пытаясь разобраться в рассказе.

— А вы до этого знали, где он живет? Как вы смогли догадаться или даже подумать обо всем, что происходило наверху, пока вы стояли на автобусной остановке? — вмешался Клейнер.

— Нет, я это все заметила только после того, как рассказала вам, — обиделась на него фру Мортенсен. — Тень была как раз над падающим человеком, а это был приблизительно восьмой этаж, а там и жил он, так мне сказали, а что касается гардин… — то это было как в фильме, иначе я объяснить не могу.

— Но ведь вы не видели никого, кто столкнул человека вниз? — настаивал Клейнер. Женщине он явно не нравился, и она продолжала обиженно:

— Я не могла увидеть из-за автобуса.

Анна отметила реакцию женщины на взметнувшиеся от удивления брови Клейнера. Ему бы не следовало так выражать свои чувства, если люди смотрят. Это вызывает обиду и не способствует выявлению свидетельских показаний.

— Да, — продолжал Клейнер, — из вашего рассказа, фру Мортенсен, я понял, что вам кажется, что именно так все и произошло. Но в эти обеденные часы на балконах дома отдыхали и другие люди, и они могли пройти сквозь плотно запахнутые от жары занавеси… Не мог ли это быть балкон другого этажа? Может, ниже, а может, повыше?

— Все возможно, — вдруг вяло и беспомощно ответила женщина. Ее явно утомили вопросы, и она больше не выдерживала. — Я видела, как кто-то скрылся за гардинами двумя или тремя этажами выше летящего человека.

— Двумя или тремя этажами! Это ведь меняет дело? — настаивал Клейнер.

— Возможно, и меняет, — согласилась фру Мортенсен.

Анна подала знак Клейнеру и улыбнулась женщине. Конечно, все это было слишком ошеломляюще.

Клейнер и пожилая женщина поднялись. Клейнер взял ее под локоть, но она с негодованием отвела его руку. Анна чуть улыбнулась, хотя Клейнер пытался взглядом найти у нее поддержку.

Франк тем временем осматривал квартиру пострадавшего. Дым из кухни подействовал как сигнал к решительным поступкам.

— Я уже все снял с плиты, открыл окно и выпустил чад, — сказал он, стоя спиной к Анне и заканчивая проверку ящиков письменного стола.

Ей сначала пришлось зайти на кухню. То, что Франк снял с плиты, было когда-то двумя яичницами. Яйца на сковородках обуглились и протестующе шипели. На кухонном столе лежали приготовленные ветчина и хлеб.

— Хватило бы для двоих, — заметил Франк, все еще занятый письменным столом. Анна огляделась. Беглый, поверхностный взгляд, но его оказалось достаточным. Хорошая светлая мебель, купленная не более шести лет назад. Изящная, ничего лишнего. Но комната была обставлена так, что никому, пожалуй, не захотелось бы остаться здесь. На стенах висели вполне добротные реалистические картины. Все было слишком аккуратно и казалось тщательно прибранным. Живой ли человек жил здесь? Анне не очень-то тут понравилось. Как на мебельной выставке.

Франк докладывал: «Эрик Смедер, 55 лет, не женат, детей нет, до 18 лет по крайней мере, нет сведений об алиментах. Начальник отдела кадров в муниципалитете Эгесхавна. Счет в банке, по официальным данным, в полном порядке».