Ведьмин Талисман, или Ловушка для архимага (СИ) - Нехищная Алена - Страница 28

— Хранить этот мир, разумеется.

— Вот как? И от кого же?

— Я не могу этого вам сказать… Вы все думаете, что я с вами, потому что хочу отомстить за сына, но это не совсем так, точнее… Орден уничтожен, понимаете? И никого, кроме меня… Тот человек, которого вы все привыкли называть безумцем, его потомки сидят на троне, а он все еще жив… Он был одним из нас и он нас уничтожил. Было предсказано его появление задолго, но никто не заподозрил. Некому выполнять миссию. Я последний, кто знает… Лисья смерть ничего не решит, он всего лишь один из многих… Нужно уничтожить архимагический круг и Арумециса… И возродить орден… Еще так много сделать… Мне нужен переемник, понимаете? Я не успею. Даже если наше дело увенчается увпехом, еще так много впереди…

— Я ничего не понимаю. Чего вы хотите добиться?

— Возрождения Ордена. Наш мир идет по неправильному пути, понимаете? В Бездну. Орден — это последнее предупреждение Древних. Послание. Забор, поставленный перед пропастью взрослыми, чтобы ребенок не свалился, если хотите. Великий Предатель, Великий Лицедей… Пришел и разрушил…

— Я слышала другое о вашем ордене, если вы говорите о том, о котором я думаю. Каким боком человеческие жертвоприношения согласуются с великой миссией спасения мира?

— Что значат несколько жизней по сравнению с судьбой всего мира! Все имеет свою цену…

— О, сколько ж раз за свою жизнь я слышала этот прекрасный постулат! — неожиданно взвилась Леонарда. — Ради спасения мира — укокошим к черту все население мира! В чем вопрос?! Нет, слышите, и пусть у меня руки будут по локоть в крови, если можно будет спасти хоть одну жизнь, неважно, чью, я это сделаю!

Игнецис угрюмо запахнул пальто, поднял ворот до подбородка.

— Так вы поэтому настояли на Венце Забвения вместо Гримма или Фирэа? А ведь вы были так убедительны, что даже магистр Гипатаха вам поверил…

— Энергосущности ненадежны. Даже если девчонка не справится, другие могут заметить, помочь… Все может случиться… Своими руками всегда надежнее… — в который раз угрюмо повторила Леонарда и оба замолчали. Каждый нечаянно открылся больше, чем требовала осторожность. Игнецис мрачно размышлял, что он почти поверил… Почти всерьез понадеялся, дурак старый, что Леонарде можно довериться… Что, быть может, она и станет тем самым переемником… Какая неосторожность! Будь тут дед, никогда не допустил бы…

Рука оgять сжимает медальон. Болит сердце, зимний холод пробирает до костей. Нет ответа на зов. Неужели бродячий дух великого мага наконец нашел покой? Да как он мог! Игнецис тоже так стар и так устал, но у него нет ни дедовой силы, ни опыта — как ему в одиночку выполнить миссию?

Я не полностью потеряла сознание — помнила, как меня тащили куда-то, усаживали. Вокруг запястий сомкнулось что-то холодное, я открыла глаза. Мои руки были прикованы к железному креслу, на котором я сидела. А сидела я во главе длии-инного, длии-инного стола, противоположный конец которого терялся во мраке длии-инного, длии-инного зала, плохо освещенного двумя небольшими светляками. Куратор Леонарда была здесь, еще здесь был завкафедры демонологии магистр Торван Гипатаха, а какой-то мужчина, стоявший спиной ко мне, настраивал ауроскоп, поблескивавший тысячами хрупких длинных кристаллов.

— Она очнулась, — сказал мужчина, оборачиваясь, и я по русой козлинной бородке опознала в нем одного из магистров-менталистов.

— Яра, — Леонарда подошла, опустилась передо мной на корточки. — Ты как? Пришла в себя? Понимаешь, где находишься?

— В Зале Заседаний на кресле подсудимых… — пробормотала я ошеломленно. — Почему я здесь?

Я совсем не понимала, что происходит, но почти не испугалась сначала. Ситуация, конечно, странная, но всему должно найтись логичное объяснение. Леонарда, помнится, говорила, что ей понадобится моя помощь. Сейчас она все расскажет…

— Извини, что я тебя в это втянула, — сказала куратор, глядя мне в глаза. — У меня не было выбора.

— Во что?

Леонарда дернула уголком рта, помолчала немного, смотря в сторону, будто подбирая слова.

— Яра… Есть вещи, которые значат гораздо больше жизни отдельно взятого человека. Когда на кону стоят судьбы многих других людей… страны… мира… В том, что расплачиваться должна ты, справедливости нет, но… Если бы на одной чаше весов лежали жизни множества людей, а на другой — одна твоя, скажи мне сама, что бы ты выбрала?

Мне стало тревожно.

— Магистр Ассанавет, я ничего не понимаю.

— Скажи мне, что бы ты выбрала.

— Ну… не знаю… жизнь множества, наверное… Магистр Ассанавет, что происходит? Почему я в кресле подсудимых?

— Так свою жизнь или многих других людей?

Под ее ясным, вопрошающим взором меня пробрала жуть.

— Не знаю! — повторила я беспомощно. — Смотря каких людей… Если это жизнь беглых каторжников, убийц всяких, воров…

Жить хотелось, и то, что моя смерть кого-то там может спасти, почему-то совсем не уменьшало этого желания. Я как-то сразу поняла, что спрашивает она всерьез, даже мысли не мелькнуло, что это может быть испытание какое-нибудь, розыгрыш, реалистичный сон, в конце-концов…

— Это не ответ. Не каторжников. Яра, ответь на вопрос.

— Жизнь многих, — наконец решилась я, чувствуя, как что-то ухнуло в груди в такт этим словам. Мне казалось, но не верилось, что я действительно подписываю себе смертный приговор. Слишком уж странной была обстановка, слишком страшно случившееся прежде, слишком серьезна и непривычно напряжена куратор.

— Я знала, что ты сделаешь честный выбор, — сказала Леонарда.

Она поднялась с корточек, подошла к столу, взяла лежавший на краю серый обруч:

— Яра, тебе известно, что это?

Толстый железный обруч с пятном каких-то вдавлений-полос по верхнему краю, похожих то ли на печать, то ли на неизвестную руну…

— Это… Венец Забвения, да? — нам его показывали на парах по менталистике. Артефакт Древних. Нам рассказывали, всего их три штуки, но один затерялся где-то во время Черно-Белых войн, один в подвалах Инквизиции, а третий вот, хранится у нас в Академии, в этом зале.

Ничто на свете и никто не в силах отнять у мага его Дар. Это невозможно по всем законам природы. Мага можно заковать цепями и оградить тысячью заклятий, можно навесить на него Око и следить за каждым движением, можно убить… но, по некоторым сведениям, Дар остается с нами даже за гранью жизни… И только артефакты Древних привычно нарушают все пределы возможного. Причем как они это делают — объяснить не удается, хотя многие исследователи пытались. Но Венцу нашли применение. Ведь магов не сажают в тюрьмы — они обычно слишком быстро оттуда сбегают. Штраф, лишение лицензии на практику, Око… а для мага, совершившего слишком тяжкое преступление, существует только одна альтернатива казни — Венец Забвения. Кроме Дара Коронация лишает памяти, причем не так, как это делают менталисты — начисто лишает, восстановить невозможно никакими способами. И — части разума. Этого — по-разному. Кто-то просто начинает туже соображать, а кто-то превращается в растение.

— Яра. Выслушай меня внимательно. Чем больше ты будешь бороться с воздействием Венца, тем большую часть тебя он уничтожит. Не сопротивляйся. Пожалуйста. Если ты не будешь сопротивляться, ты очнешься в здравом уме, а дальше я тебя вытащу. Я помогу тебе восстановиться. Нам от тебя, кроме памяти, ничего не нужно.

— Что… з-зачем? Вы хотите надеть его на меня?

— Прости меня. Если бы это было в моей воле, я предпочла бы одеть его на себя. У меня нет выбора. Слишком много жизней на кону. Ты сама сказала — многие жизни дороже одной. Я не прошу тебя пожертвовать жизнью. Только памятью.

— И Даром, — сказала я замороженными губами, чувствуя себя человеком, который даже не успел проснуться, когда получил удар кинжалом в сердце и среди полного благополучия, в сонной неге пытается понять, как это может быть, что он сейчас умрет. Я все больше осознавала, что это взаправду, без шуток. У нее был очень серьезный, подрагивающий от волнения голос. Она действительно собиралась одеть на меня Венец.