Хмурый Император (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 54

А после его ухода совещание продолжилось и закончилось утверждением положения о командно-штабных игр. Теперь каждый штаб должен был на регулярной основе ими заниматься от батальона и выше. А раз в квартал в столице собирались Генеральные игры, куда надлежало съезжаться от всех военных округов. И это было хорошо. Так подобные упражнения для мозга являлись невероятно важной компонентой подготовки командного состава. Ведь одно дело знать устав, а другое умение правильно оценивать обстановку и принимать сообразные ситуации решения.

После того, как все окончательно утряслось, включая торжественную встречу Вселенского патриарха, Николай Александрович поехал во Францию. Снова. В этот раз с официальным визитом. В надежде как-нибудь расширить и изыскать новые точки соприкосновения.

Зачем России вообще было нужно укреплять дружбу с этой державой? Все предельно просто и сложно одновременно. К 1890 году главным геополитическим противником России стала Австро-Венгрия, «сменившая окраску» со времен Наполеоновский войн самым кардинальным образом.

Вена, несмотря на крайне неустойчивую внутреннюю структуру, имела самые обширные устремления в экспансии. В частности, имела виды на кое-какие земли Российской Империи и все Балканы. В той или иной форме. Из-за чего противостояние Санкт-Петербурга и Вены на Балканах стремительно накалялось. Россия стремилась ограничить рост могущества опасного соседа, что тому совсем не нравилось.

Один на один в принципе, они бы вполне могли бодаться. Но живут страны не в вакууме. И сработал принцип реконфигурации традиционных коалиций. Если до Наполеоновских войн Вена была верным союзником России против Франко-Османской коалиции, то теперь все переменилось. Вена сблокировалась с Берлином, а Санкт-Петербургу не оставалось ничего, кроме как занять место одряхлевших османов в союзе с Францией.

Чем Николай Александрович и занялся. Планируя привлечь в этой сборке реальности на сторону союза и Италию. Сразу. А не так, как было в оригинальной истории. Однако, программа переговоров была не очень насыщенна, поэтому он мог позволить себе посещать театры, балет, оперу и прочие культурные мероприятия. Само собой, по возможности анонимно и в сопровождении охраны.

Вот он однажды и забрел на выступление Клеопатры де Мерод Эта юная особа 1875 года рождения прославилась уже в тринадцать лет, начав выступать в самом престижном балетном спектакле Парижа тех лет. К пятнадцати же годам считалась одной из самых значимых французских танцевальных див.

Казалось бы обычная танцовщица. Ан нет. Она относилась к знаменитой аристократической семье де Мерод. Этот род был славен большим количеством красивых замков в Бельгии, а также тем положением, которое он занимал там на протяжении веков. Даже после лишения значимых аристократических привилегий фамилия не сдулась и нашла себя на дипломатическом и политическом поприще. Вот и Клео нашла себя в совершенно нетипичной для аристократки нише. Правда не сама, а под чутким руководством мамы, выступавшей у нее вполне себе продюсером.

Впечатленный молодым дарованием он решил с девушкой пообщаться. Само собой, пригласив ее не приватно в свои покои, а на вполне приемлемой основе трапезничать в ресторанчике. Да не наедине, а с мамой, дабы не было никаких неловких вопросов потом. В конце концов он искал молодые таланты всюду и старался их по возможности стягивать в Россию. Вот и тут подумал, чтобы бы неплохо. Можно было бы и делегировать, конечно. Но в этом случае у него было окно и полностью отсутствовали планы, так что он решил сам заняться этим вопросом.

— Тщеславие, без сомнения, мой самый любимый из грехов. — С особым удовольствием и мягкой, блуждающей улыбкой, произнес Император, выслушав планы девушки. Местами ее перебивала и дополняла мама, но в целом она довольно ясно и четко озвучивала свой план «к вершине».

— Но почему? — Удивилась Клео, немало смутившись.

— Потому что он грех лишь на первый взгляд. — И дальше Император развернул, ссылаясь на тезисы православного богослова Серафима Соровского, значение термина «нищие духом», как люди, которые никогда не останавливаются на достигнутом. Таким образом, тщеславие и есть воплощение той нищеты духом, которое ведет в царствие небесное. На первый взгляд грех, особенно в глазах примитивных людей. Но если подумать одна из высших благодетелей.

— Очень необычная трактовка, — с интересом произнесла Клео.

— Святое писание это довольно архаичный текст. Для него и ему подобных книг характерно использование метафорических образов кённингов в той или иной форме и степени. Во всяком случае для европейской цивилизации, ибо они имеют место на всем ее просторе от античной Греции до древних земель викингов. Иудея, где христианство и зародилось, хоть и относилась к Азии, но вполне была «в струе» Средиземноморской цивилизации из которой Европа и выросла.

— Жаль, что на проповедях этого не рассказывают, — немного нахмурившись, заметила его мать. — Это любопытно.

— А зачем это делать? Если Святое писание подавать прямо, в лоб, то духовный подвиг становится очень простым делом и доступным почти что каждому. Возьмите то же смирение тела. Как его воспринимают обычно? Правильно, как ограничение в питании и избегание излишне частого мытья. Просто? Вполне. На это способны многие, значит каждый может почувствовать себя героем и сподвижником. А если это подавать правильно? Возникнут вопросы и варианты. Например, посмотрите на свою дочь. Чтобы хорошо танцевать она много тренируется. Через боль и усталость, которые она превозмогает. Много тяжелого труда над совершенствованием собственного тела делают ее движения легкими. Это ли не настоящее смирение тела? Больше того так она поступает изо-дня в день. Из года в год. Долго и методично. Ибо сказано по делам их узнаете. Как? Очень просто. Клео смиряет свое тело тренировками. Она алчет духа, не желая останавливаться на достигнутом, и находит его, порхая подобно прекрасно бабочке на сцене, что есть лучшее внешнее проявление божественной благодати.

— Вы думаете? — Насторожено поинтересовалась мать.

— Убежден. Для сравнения возьмите какого-нибудь Жака. Он редко моется не потому что подвижник, а потому что лентяй и грязнуля. Он не вкушает скоромного в пост, что не мешает ему в эти дни обжираться постными блюдами. Из-за чего он жирный как перекормленная свинья и воняет как потная скотина, едва передвигаясь с ужасной отдышкой. Яблоня не рождает редьки, так и хорошие, богоугодные дела не рождают таких вот последствий. Но готов ли этот Жан каждый день тренироваться? Готов ли смирять свое тело ради стремления к совершенству? Не думаю. Он ленив, примитивен, банален. Для него это слишком просто. Ему такая проповедь не понравится. Ему хочется найти оправдание своим порокам. Как и многим другим.

— Ваше Императорское Величество, если вдруг вы захотите отречься от престола, то, думаю, из вас получился неплохой проповедник. — Усмехнулась родительница Клеопатры.

— Вы льстите мне. Какой из меня проповедник? Толпе не понравятся мои слова. Никто не любит осознавать, что он сам виновен во всех своих бедах. Хороший проповедник должен уметь красиво лгать, говоря толпе то, что она хочет услышать. И давать простые рецепты обретения счастья. Чтобы не думать, чтобы не напрягаться…

Мило посидели, приятно пообщались. Однако на утро об их встрече уже знал весь Париж, так как сработало «сарафанное радио». А еще через день этот вопрос подняли в Парламенте. Глава республиканской фракции, стремясь реабилитировать свой блок, предложил даровать Клеопатре Диане де Мерод титул «дочь Святого Мартина».

Как ни странно идея понравилась.

Республиканцам тем, что она не имела никаких прав на французский престол. Да и «человек из народа» танцовщица, хоть и дворянка. Монархической же партии во главе с Буланже эта идея «зашла», потому что они стремились к любым форматам укрепления союза с Россией. Да, к личности Клеопатры были вопросы, но как ни крути, а она относилась к очень древнему и знатному роду, что позволяло закрыть глаза на многое. Конечно, было бы лучше, если бы она была королевской или императорской крови, но на безрыбье и рак за колбасу сойдет. Конечно, кое-какие переговоры с Бурбонами и Бонапартами шли, но без всякого успеха. Гибель Шарля вновь раскололо единство монархистов, разметав их по противоборствующим лагерям. И теперь они хватались за любые возможности вновь консолидироваться. Во всяком случае, самые прогрессивные и разумные из них.