Остров кошмаров. Корона и плаха - Бушков Александр Александрович - Страница 16

Коннектикут и Род-Айленд отпочковались от Массачусетса – по двум разным причинам. В Коннектикут часть массачусетцев ушла в поисках новых плодородных земель, с которыми на «исторической родине» дело обстояло не лучшим образом. Род-Айленд появился на свет по идейным, смело можно сказать, побуждениям. Роджер Уильямс, ученый богослов из Кембриджа, выступал против неформального главы англиканской церкви, архиепископа Кентерберийского Лоуда (к слову, в свое время наряду с доктором Лэмом одним из двух ближайших подручных герцога Бекингема). Задираться с Лоудом было смертельно опасно, что архиепископ не раз доказывал на практике. Опасаясь если не за свою жизнь, то за свободу и здоровье (Лоуд, как мы увидим вскоре, членовредительствовать любил), Уильямс перебрался в Массачусетс, но не ужился и там. В Массачусетсе железной рукой правили кальвинисты, подавляя любое несогласие, а Уильямс был горячим сторонником религиозных свобод. Кальвинисты собрались было отправить его в Англию на церковный суд, но, предупрежденный друзьями, Уильямс бежал в совершеннейшую глушь, где с примкнувшими к нему единомышленниками заложил город Провиденс, будущую столицу колонии Род-Айленд, в которой ввел совершеннейшую веротерпимость для всех христиан любого вероисповедания и толка. Симпатичный был человек, сторонник свобод не на словах, а на деле. Правда, свободы свободами, а бизнес бизнесом – очень долго основой экономики Род-Айленда было производство виски и торговля таковым (к этому бизнесу лично я опять-таки отношусь со всей симпатией, как и к вирджинскому табаку, до сих пор считающемуся одним из лучших наряду с турецким).

Одним словом, колонисты жили вольными казаками, что крайне раздражало как короля, так и архиепископа Лоуда. В результате война за независимость колоний едва не разразилась за без малого сто лет до того, как случилась в реальности. В 1635 г. король решил отправить в Америку крупную эскадру, чтобы вооруженной силой построить колонистов и привести к общему знаменателю. Прослышав об этом, колонисты стали спешно строить форты и блокгаузы, твердо решив не сдаваться. Пушек у них фактически не было, но всевозможного огнестрела имелось в избытке, к тому же поселенцы набили руку в схватках с индейцами и воевать готовились всерьез. Кровь не пролилась по весьма прозаической, но веской причине: королю вечно не хватало денег, не нашлось их и на снаряжение эскадры с десантом. Колонии на четверть века оказались предоставлены сами себе (что их нисколечко не огорчало, наоборот), пока за них не взялся ставший диктатором Англии Оливер Кромвель…

Вернемся в Англию. После одиннадцати с лишним лет самовластного правления Карлу все же пришлось созвать парламент – собранных с помощью незаконных налогов денег катастрофически не хватало, в первую очередь для войны с Шотландией, вспыхнувшей исключительно из-за очередных недальновидных шагов короля (к которым его побуждал архиепископ Лоуд).

Лоуд замыслил грандиозное, но с самого начала обреченное на провал предприятие – перестроить шотландскую церковь по англиканскому образцу, поставить и там епископов, а в богослужение широко ввести англиканскую обрядность. Не самый умный проект для страны, где большинство составляли не просто протестанты – их крайнее течение в лице пуритан-пресвитерианцев. Для них англиканские обряды были «наследием клятого папизма», а епископы – антихристовыми слугами. Церковными делами в Шотландии руководило так называемое Общее Собрание, где были представлены все пресвитерианские приходы и общины. Иаков, сначала как шотландский король, а потом монарх двух государств, пользовался там одной-единственной привилегией – присутствовать на заседаниях без какого бы то ни было решающего голоса.

Мощная оппозиция Лоуду возникла в самой Англии. Видный юрист Принн выпустил книгу «Бич актеров», в которой обобщил пуританские претензии к англиканству. И, увы, довел их до полного абсурда – выступал против театров, которые называл «храмами дьявола», актеров («слуг Сатаны»), охотничьих забав, Майских деревьев, музыки вообще, украшения домов на Рождество елками (язычество, как и Майские деревья!), игры в карты и, наконец, по непонятным мне причинам – против париков у мужчин и женщин. Священник Лейтон (кстати, шотландец родом) публично называл епископов и прелатов «пустозвонами», «кровожадными людьми», сам епископат – «порождением суетного человеческого ума» и «установлением антихриста», а королеву Генриетту – «дочерью Хетта» (одного из самых неприглядных библейских персонажей, этакого главгада). Священник Бэстик в одной из проповедей высказался об англиканской церкви смачно: «Ад разверзся, и к нам явился черт в камилавках и клобуках, ризах и стихарях». Его единомышленник, запрещенный к служению Бёртон, призывал всех «добрых христиан» противиться епископам как душегубителям, порождению звериному, слугам антихриста».

Легко представить, как к этакой пропаганде отнесся англиканский епископат. Да и многие, от знатных до простолюдинов, этим идеям противились – из-за любви к театру, пляскам у Майских деревьев, карточной игре…

Архиепископ Лоуд был упрямым, решительным и жестоким. Принна лишили ученой степени, выставили к позорному столбу и приговорили к пожизненному заключению. Лейтона тоже выставили к позорному столбу, били плетьми, поставили на щеку клеймо, отрезали одно ухо и порвали одну ноздрю. Так же поступили и с его сторонником, судебным поверенным Мирном – поставили к столбу, предварительно оштрафовав на тысячу фунтов, отрезали сначала одно ухо, потом второе. Бэстика тоже оштрафовали на тысячу. Всех упекли в тюрьму пожизненно. Лоуд ввел жесткую цензуру пуританской печати – появились во множестве анонимные памфлеты против англиканской церкви. Вскоре учредил так называемый «Статут о воскресном дне». Всякий, неважно, мужчина или женщина, какого бы вероисповедания ни придерживался, обязан был посещать воскресное англиканское богослужение. Нарушителей штрафовали.

В Шотландии пресвитериане не собирались сдаваться так просто. Они заключили соглашение, известное под названием ковенант (его сторонников стали называть ковенантерами). Ковенант объявил, что ни малейших изменений в своей церковной практике не допустит, а против любых попыток их установить будет драться любыми средствами. Это были не пустые слова – вскоре шотландская армия вторглась в Англию под знаменами, на которых было написано «За Христову корону и ковенант». Навстречу выступили войска короля Карла.

В прежние времена англичане гораздо чаще били шотландцев, чем получали от них люлей. Теперь вышло наоборот. Солдаты Карла дрались без особого запала – были злы на долгие задержки жалованья, к тому же среди них оказалось немало протестантов, втайне сочувствовавших ковенантерам. Что гораздо важнее, шотландским войском командовал фельдмаршал Лесли, прошедший неплохую школу в Тридцатилетней войне под начальством шведского короля Густава-Адольфа, одного из лучших полководцев XVII в. В этой войне участвовали на стороне протестантов немало шотландцев – и они, получившие немалый опыт, поспешили на родину, узнав о тамошних событиях.

Ситуация сложилась уникальная: между собой воевали два королевства, имевшие над собой общего монарха. После первого же сражения у города Тайна английское войско попросту разбежалось. Современник и свидетель этого драпа писал: «Никогда еще столь многие не бежали от столь немногих с меньшим беспорядком». Шотландцы быстро заняли несколько северных и северо-западных английских графств, где и располагались английские угольные месторождения.

Впрочем, шотландцы вели себя очень умно. Они объявили, что пришли не как оккупанты, а явились защищать «права и свободы англичан». Лесли и его генералы и в самом деле поддерживали тесную связь с парламентской оппозицией и английскими пуританами. Демонстративно следили, чтобы доставка угля в Лондон из занятых ими областей не прерывалась ни на день. Однако требовали не только удовлетворить требования ковенанта о неприкосновенности пресвитерианской веры, но и оплачивать содержание шотландской армии в Англии, пока их требования не будут выполнены. Сначала выкатили кругленькую сумму в сорок тысяч фунтов ежемесячно. Потом после долгих переговоров снизили ее до двадцати пяти с половиной тысяч, но все равно деньги были солидные, и у короля Карла их попросту не имелось.