Ее чудовище (СИ) - Огинская Купава - Страница 16

Барон не отпускал и лишь толкал меня вперед, крепко держа за шиворот. Улиса скромно следовала чуть позади.

Редкие стражи, встречавшиеся на пути, предпочитали переждать наше присутствие, прижавшись к стенке. Высший, то ли и правда пребывавший в дурном настроении, то ли просто делавший вид, чтобы запугать окружающих, потемнел лицом и очень грозно сверкал глазами, рождая в простых человеческих душах страшные видения вечных костров и странных изломанных теней, вынужденных гореть в этом пламени. В глазах Барона им виделись огни преисподней, которая, по заветам жрецов Многоликого, ждала любого недостойного, посмевшего отвернуться от истинного бога. Разумеется, по их же мнению, истинным богом являлся Многоликий.

И разумеется, для ведьм в преисподней был разожжен самый яростный и жаркий костер…

— Мой оберег не снимай ни в коем случае, — еще раз повторил он, когда мы прошли по светлому длинному коридору и уперлись в лестницу, спускающуюся на первый этаж.

— Он от проклятия защищает?

— Да.

— И что теперь будет?

— Если командор окажется достаточно расторопным, проклятого найдут и уничтожат. Проклятие спадет. Конечно, будут жертвы, но люди постоянно умирают. Не думаю, что это кого-нибудь озаботит. Через пару десятилетий этот случай будут вспоминать как какую-нибудь страшную эпидемию неизвестной болезни. — Барон покачал головой. — Ты же будешь сидеть в своем магазине и не станешь искать неприятностей, поняла? И если почувствуешь неладное, тут же зови меня.

Я растерялась. Сверху раздался зычный голос командора, требующего разыскать ему некоего Лостэ. Этот звук и заполнил короткую паузу.

— Как звать?

— Каплю крови в воду и подумать обо мне. Я услышу тебя, где бы ни был. — Он обернулся на бредущую позади ведьму, ту его внимание совсем не обрадовало. — Ты будешь за ней присматривать.

Улиса насупилась и посмотрела на меня:

— Она маленькая, что ли?

— Если командор не оправдает моего доверия и начнутся беспорядки, ты будешь ее защищать, — терпеливо пояснил Барон.

— У вас что, другой еды в городе нет? — спросила я недовольно. Обидно мне было за Улису, которой ведьминская гордость не позволяла согласиться, а страх не давал отказаться.

— Думаешь, будь еще кто-то, стал бы я с тобой возиться? — спросил он прямо.

— Ну а уж если нет, почему бы ее из города не вывезти? —спросила ведьма, не забыв скромненько добавить: — И меня заодно.

— Зачем? — удивился Барон. — Все необходимое для ее защиты я сделал. Вы, люди, плохо реагируете на смену обстановки. И имеете нехорошую привычку умирать из-за внезапных переселений.

— Умирать? — опешила я. Как человек, перебравшийся из деревни в город и все еще пребывающий в добром здравии, я была крайне удивлена, услышав такое.

— Естественно. Шэйну пришлось сменить уже пять девиц. Они взяли в привычку умирать в его землях. Насколько мне известно, дольше всех продержалась третья. Почти три месяца.

— А потом?

— Потом здравый смысл ей отказал, и она умерла. Стала очередным даром Сумеречным землям.

Спрашивать о том, как именно это произошло, я не стала. Про Сумеречные земли, или Сумеречную зону, ходило достаточно страшных слухов, чтобы не удивляться смерти, куда невероятнее было то, что кто-то умудрился продержаться там три месяца.

Вот только мы жили не на материке и в близлежащих лесах никого страшнее волков и разбойников не водилось… Не считая нечисти, которую, в общем-то, и бояться не стоит, если целенаправленно беду не кликать. Но говорить об этом Барону я, разумеется, не стала. Раз уж он считает, что в незнакомом месте я могу начать чудить, то пусть и дальше так считает.

Выйдя на крыльцо, Высший, не глядя, ухватил за плечо опасливо подкравшуюся сзади Улису, и мы растворились в солнечном свете.

Подтверждая слухи о том, что днем он теряет большую часть силы, Барон перенес нас на ступени моего магазинчика, не сумев пробиться сквозь стены.

Днем для перемещений Высшему нужен был непосредственный контакт с солнечным светом, в то время как ночью одно знание того, что луна взошла, давало ему силы.

Барон поцеловал меня в лоб, зародив в моей голове странную мысль о том, что на достойные похороны я уже как раз накопила, пообещал наведаться вечером и исчез, растворился, ненадолго задержавшись в воздухе лишь золотистым, едва различимым сиянием.

— Если командор не успеет заткнуть своим людям рты, весть о Бароне разойдется по городу, — заметила Улиса.

— Будто одного проклятия мало, — согласно вздохнула я.

Беда стояла на нашем пороге, и мы это чувствовали. А скоро должен был почувствовать и весь город.

— Но, знаешь, — ведьма фыркнула, — не зря я вещи собирала. Показывай, где мне предстоит жить ближайшее время.

Она не умела или просто не хотела думать о плохом долго. Да и зачем, когда на свете есть много других тем для размышлений, куда приятнее и безопаснее для душевного спокойствия?

— Ты учти, кровать у меня одна, — заговорила я, вытащив из глубокого кармана, скрытого в складках юбки, связку ключей, — кому-то придется спать на…

— Ничего, поместимся, — перебила меня она. — Надеюсь, ты не храпишь.

Магазин я открывала молча, жалея о том, что всего полгода назад выкинула старую кровать прежней хозяйки этого дома. И с чего я взяла, что она бесполезно занимает место?

Пока ведьма обустраивалась, выцарапывая у шкафа свободное место для своих вещей и осматривая мое скромное жилище, я бездумно сидела в старом каркасном кресле у окна, чувствуя себя невозможно уставшей.

Последние силы я истратила на то, чтобы чуть прибраться в жилой зоне, привести ее хоть к какому-то подобию порядка. Потом села и уже просто не смогла встать.

В голове было слишком много мыслей, мне нужно было столько всего совершить, и в то же время я абсолютно не понимала, что делать.

А потому просто сидела и тихо паниковала.

Надо же… проклятие.

Когда в мой дом беда постучала в прошлый раз, от нее хотя бы можно было сбежать, как-то спастись. Хоть попытаться. Конечно, деревню тогда почти никто не покинул, мало кто решился оставить привычную жизнь и уйти в неизвестность. Да и те, кто ушел, сделали это лишь после того, как умер последний больной и все слезы высохли. Они бежали не от болезни, они бежали от воспоминаний.

Мы же сейчас были заперты, отрезаны от всего мира. Как крысы в бочке…

*

Высший заявился вечером, как и обещал. Да не один, а в компании большого торта.

Вероятно, торт должен был примирить нас с присутствием Барона.

Несколько мгновений он и правда примирял: пока я рассматривала незнакомую эмблему кондитерской — искусно нарисованный кусок пирога с очень реалистичной вишенкой, парящий на ярком розовом фоне под рыжей надписью «Витаэ», а Барон стоял около стола.

Но потом он подошел ко мне, встал за спиной, тревожа инстинкт самосохранения, и опустил руки на мои плечи. С этим примирить меня не смог бы даже тортик.

— Поставлю-ка я чайник, — пробормотала Улиса, не желавшая находиться к Высшему так опасно близко.

— Неужели торт из столицы? — спросила я грустно, жалея, что не додумалась сбежать первой.

— Из Темных земель, — с гордостью отозвался Барон. Будто бы там жили лучшие кондитеры на всем Изломе.

— О-о-о-о, — глубокомысленно протянула я, осторожно выбираясь из-под его рук. — Знаете, я, пожалуй, помогу Улисе чай сделать.

Барон благосклонно позволил мне сбежать к ведьме. К очень шокированной ведьме:

— Он принес торт, — хрипло прошептала она.

— Угу. Делает все, чтобы его еда была приятной на вкус, — фыркнула я, решив не говорить ей, что уже были конфеты, которые Улиса, судя по всему, тогда просто не заметила. Слишком активно занималась спасением капитана и по сторонам смотрела мало.

Розы же я благоразумно поставила на подоконник и предусмотрительно прикрыла занавеской, чтобы ни самой их лишний раз не видеть, ни Улисе потрясение всех основ ее мировоззрения не устроить.

Чаепитие, несмотря на вкусный торт и заваренный ведьмой чай, проходило в гнетущей атмосфере. Барон пребывал в своих мрачных мыслях, хмурился и смотрел прямо перед собой, словно пытался найти решение проблем в тонких линиях старой деревянной столешницы. Мы с Улисой увлеченно разглядывали чай в чашках, изредка косясь на Высшего.