Ее чудовище (СИ) - Огинская Купава - Страница 20

— Ты в состоянии сама залечить эту рану? Или лучше доверить дело целителям?

— Мне нужно в управление, — послушно отозвалась я. Вопроса не слышала, боролась с собой, просто уловила вопросительные интонации и ляпнула наугад. Кажется, попала.

— Полагаешь, их целитель лучший? — едко спросил он.

Я полагала, что правда ему не понравится.

— Пожалуйста.

Барон ругнулся на непонятном языке, на лице его застыло невероятное выражение злого бессилия и какого-то болезненного удивления. Словно он самому себе не верил. Не желал верить, что согласен, а главное – готов сделать так, как я прошу.

— От серьезного разговора ни тебя, ни ведьму это не спасет, — предупредил Высший.

Я закрыла глаза. Ученая уже была и совсем не хотела в очередной раз ослепнуть на несколько мгновений после перемещения.

В управлении было тепло, сухо и тихо. С меня капало, но я не испытывала по этому поводу никакого смущения или вины. С Барона вон тоже капало, и даже больше, потому что и сам он был больше, и почему-то вымок сильнее меня.

— Хм-м-м… — Он озадаченно огляделся, рассеянно выпустив меня на волю — ладони просто скользнули по моим рукам и опустились.

Стойка дежурного была пуста, весь первый этаж пребывал в каком-то тревожном запустении.

Вчера, когда он пришел «вызволять» меня из цепких лап командора, народу здесь было полно. Много-много очень деловых, демонстративно занятых стражников…

Не давая себе времени осмыслить все это, напридумывать каких-нибудь ужасов и хорошенечко напугаться, я решительно двинулась к лестнице — сделала всего два шага и была схвачена за плечо.

— Куда-то спешишь?

— На второй этаж.

— Разве лазарет находится там? — недоверчиво нахмурился Барон.

Я вздохнула, держаться было очень сложно. Я мечтала выполнить свой долг, доложить о произошедшей трагедии, рассказать о больной Ларси, а после забиться в какой-нибудь угол и от души прорыдаться. Выпустить из себя все, чтобы в груди больше не было так тесно.

— Там находятся кабинеты руководства.

Несколько мгновений он просто смотрел на меня.

— Любопытно, как ты объяснишь мне все это после, — признался он, отпустив мое плечо.

Я была уверена, что объяснить ему ничего не смогу и, скорее всего, расплачусь прямо у него на глазах. Опять.

Создавалось у меня такое ощущение, что плакать в присутствии Барона — верный способ выжить. Не пожалеет, так хоть убивать побрезгует.

Секретарь командора встретил нас совершенно неприветливо.

При виде Барона он подскочил, опрокинув свой стул, пробормотал слабым голосом: «Опять вы?» — и уже собрался отлучиться ненадолго в обморок.

— Командор Бэйс у себя? — быстро спросила я, испытывая стыдное желание дождаться, пока этот позор всей стражи осядет на пол, и попинать его от души.

Пальцы на погрызенной руке онемели и плохо слушались, в то время как саму руку дергало от боли, а рану жгло огнем, и человеколюбие мое куда-то запропастилось.

— Нет его, — пискнул секретарь, взгляд его метался между мной и Высшим. Я так до конца и не смогла понять, на кого из нас он смотрел с большим ужасом.

Барон позади меня хранил зловещее молчание.

— А капитан Санхел?

Секретарь дрожащим голосом послал нас в кабинет, расположенный справа от командорского, и с облегчением сполз под стол.

Капитан нашему явлению тоже рад не был. Резко распахнутая дверь и мокрая девица на пороге, бледная, дрожащая, с побелевшими губами и совершенно невменяемым взглядом, застали его врасплох. А Барон, маячивший за моей спиной, окончательно добил.

— Шелла… что с вами случилось?

— Где командор? — с порога спросила я, не сообразив для начала войти. С этим мне помог Барон. Втолкнул деликатно в кабинет, потом зашел сам и закрыл за нами дверь.

Санхел, с недоумением следя за его действиями, растерянно ответил:

— Около часа назад отправился со своим отрядом к градоправителю. Его жена скончалась этой ночью и… не пожелала покоиться в посмертии.

— Что ж, капитан, тогда выслушать меня придется вам. Пришла я с недобрыми вестями… — Слова комом встали в горле, но я с ним справилась и виртуозно сумела в минуту уложить весь кошмар моего недавнего визита в дом Аришей. И не забыла даже упомянуть о возможной беде, притаившеся в семье кондитера Фивта.

Санхел, оставшийся в управлении по состоянию здоровья (капитана очень уязвляла уверенность Бэйса в том, что заместитель его все еще слаб, но переубедить начальство он не имел возмножности), выслушал меня внимательно. После велел:

— Отправляйтесь к целителю, пусть осмотрит рану. Я этим займусь.

Перебил его не предвещающий ничего хорошего голос Барона:

— Сначала покажи мне амулет, безголовая… — узнав причину моего ранения, он всерьез обеспокоился состоянием своего амулета.

Полагаю, если бы камушек хоть чуть изменился со вчерашнего дня, мне бы тут же открутили голову. Но амулет был абсолютно цел. Ни сколов, ни трещин, даже цвет не изменился.

И Высший (я была почти уверена, что мне не показалось) перевел дыхание.

*

В лазарете, проявив невероятную смелость, нас встретила целительница. Повезло мне попасть не к местному коновалу господину Иветти, а к новенькой, недавно приехавшей в город и поступившей на службу Магде Лиз.

Ходили слухи, что в столице ей пророчили великое будущее, но ничуть не думающая об этом своем великом будущем, беспечная девица как-то умудрилась перебежать дорогу сразу трем влиятельным семьям (впрочем, не угодить аристократам было совсем несложно, об этом знали все) и вынуждена была бежать. Также госпоже Лиз приписывали склочный и тяжелый характер и в то же время исключительную замкнутость.

Как все это в ней соседствовало, я представляла слабо, но с уверенностью могла заявить, что смелости в целительнице было хоть отбавляй. При виде Барона она позволила себе лишь сдавленно охнуть.

Я поспешно выступила вперед, смущенно продемонстрировала ей укус и полностью перетянула на себя внимание госпожи Лиз.

— Капитан Санхел велел идти к вам, — призналась я после того, как меня усадили на неудобную кушетку и крепко вцепились в пострадавшую руку, внимательно разглядывая следы зубов.

— На удивление здравое решение. Не ожидала подобного благоразумия с его стороны, — хмуро отозвалась она. Хмыкнула и иронично добавила: — Впрочем, это же не его шкуру попортили.

После недолгого осмотра рану мою залили раствором розового цвета, назначение которого я поняла не сразу. Вступив во взаимодействие с моей кровью, раствор зашипел и несильно вспенился, обеззараживая раны.

— Неплохо вам досталось, — заметила Лиз, смешивая порошки в ступке и старательно избегая смотреть в сторону Барона. Кажется, она надеялась, что, если не обращать на него внимания, он исчезнет. Пока Высший молчал, ей даже удавалось в это верить.

— Повезло, что живой ушла, — тихо призналась я.

— Сейчас я наложу мазь и перевяжу рану, — пообещала она, добавляя в ступку пару капель тягучей жидкости вкусного медового цвета, — и вы сможете вернуться домой.

Вот только перевязать меня ей было не суждено.

Стоило госпоже Лиз с небольшой стеклянной лопаточкой в одной руке и керамической ступкой в другой сделать шаг ко мне, как в лазарет, забыв постучать, ворвался стражник.

— Магда! Твоя помощь нужна, — запыхавшийся и мокрый, с исцарапанным лицом, он чуть погодя заметил меня. — Привет, мелкая.

Потом он заметил Барона, и лицо его, и без того не сильно богатое на краски, стало совсем белым.

— Вот же бесово…

— Сержант, — предостерегающе выдохнула я, и он замолчал.

— Прошу прощения, у нас в холодной сейчас лежит труп супруги градоправителя и истекающий кровью капрал. И если я сейчас же не притащу туда целительницу, Бэйс обещал уложить меня третьим в ряду. Я несколько на взводе, — быстро проговорил страж, во все глаза таращась на Барона. Он его будто сравнивал с какими-то слухами и чем дольше смотрел, тем сильнее уверялся в том, что слухи не врут — редкое явление для вестей подобного толка.