Потерянные ноты (СИ) - "Platisha Victoria Gembl" - Страница 25

— Знаю, — говорит она, — Ты любил его?

Брок напрягается. Смотрит подозрительно, хищно, будто готовый броситься зверь. Только что не скалится. Хейли берет его за руку. Сжимает сильно пальцы, не дает вырваться. Парень опускает голову, вытирает выступившие слезы и кивает обреченно.

— Люблю. Я люблю его. Как никого никогда не любил.

Хейли понимает, что не зря не пошла за врачом, когда Брок сворачивается клубком на полу, кладя голову на ее колени. Возможно, если бы рядом с ней были люди, готовые оказать ей помощь в тот нелегкие период, она бы не творила тех глупостей, с которыми теперь придется жить. А Броку есть куда возвращаться, есть о ком заботиться, его ждут дома. И Хейли сделает все, чтобы он вернулся домой живым. Она дает себе обещание позаботиться о нем. Ее сердце никогда не ошибается, и сейчас оно говорит, что Брок Райт должен пережить этот кошмар.

— Давай-ка ты пойдешь и умоешься. А я пока уберу тут все. Хорошо? Дойдешь сам?

Райт уверяет ее, что доберется до душевой самостоятельно, надеясь сохранить остатки гордости. Там есть зеркало в полный рост. Он запомнил его еще после первого попадания сюда. Он раздевается. Осторожно разматывает бинт. Входное отверстие у пули небольшое, почти незаметное. Выходное — больше. Кожа будто оплавилась. Брок искренне рад, что ранение пришлось на правую сторону.

— Скрипичный ключ, — шепчет он, дотрагиваясь до татуировки на левой лопатке.

Он не плачет. Рассматривает в зеркало изуродованную спину, любовно гладит тату. Себастиан не погиб. Он стал его частью очень давно. И теперь он не остался там, в обломках «Аризоны». Музыкант навсегда будет жить в сердце сержанта Райта. Он будет жить!

Брок возвращается в свою палату. Стена и пол уже отмыты, белье поменяно и на тумбочке стынет ужин. Хейли нигде нет. Наверное, отдыхает или на обходе. Она заботится о нем, как о маленьком. Еду приносит, постель поправляет. Он понимает, что это ее работа, но все равно бесконечно благодарен.Далеко не о каждом овдовевшая медсестра будет заботиться с таким энтузиазмом.

Проблемы не кончаются и ночью. Его мучают кошмары. Брок подпрыгивает на кровати. По вискам течет пот. Или слезы. Он не знает. Перед глазами все еще всплывают картинки из недавнего сна. Себастиан кричит, тянет к нему руки, зовет на помощь, а Брок не может ничего сделать. Он только беспомощно смотрит, как задыхается под водой его друг. Как стекленеют синие глаза. Он смаргивает неприятное ведение и больше не закрывает глаза. Ему страшно спать. Утро наступает незаметно с приходом рыжей медсестры.

В этот раз он даже не пытается заснуть. Ведь стоит закрыть глаза, как перед ним снова появляется Себастиан, зовущий на помощь, делающий последний вдох. Холодные слезы катятся по лицу, впитываясь в наволочку. Они быстро высыхают. Мелко дрожащие пальцы сминают проклятое письмо. Брок содрогается от беззвучных рыданий не первую ночь. Он переворачивается на спину, буравит тяжелым взглядом потолок до рассвета. Себастиан погиб 37 дней назад. За это время Брок успел осознать, что такое отчаяние с большой буквы. Вязкое и беспросветное, глухое, ноющее тупой болью в груди.Умереть проще, чем жить с ним бок о бок.

Хейли снова приносит завтрак. Как и каждый день, целую неделю, до этого. Она знает, что сержант Райт опять не спал всю ночь. Девушка предлагала попросить доктора, чтобы тот выписал какое-нибудь снотворное, на что Брок лишь отмахивался и говорил, что достаточно провел времени в бессознательном состоянии. Тогда она садилась напротив его кровати в излюбленное кресло и задавала разные вопросы о жизни до войны.

Впервые ему кажется, что он всерьез сходит с ума, когда проснувшись посреди ночи, видит силуэт у окна. Он кажется ему знакомым. Брок шепчет имя, как молитву. Силуэт не двигается. Брок закрывает глаза руками, трет с силой, когда открывает, комната пуста. Он рассказывает о ведение Хейли. Она внимательно слушает, кивая. Делает для себя какие-то выводы. Брок прямо видит, как она ставит галочку в графе «проблемы с психикой, к службе более не годен».

— Расскажи мне о нем, — просит Хейли, убирая рыжие пряди за ухо.

— Нечего тут рассказывать, — фыркает он, — Не хочу, чтобы об этом потом судачили по углам все, кому не лень. Под трибунал не рвусь, знаешь ли.

— Да брось, ты серьезно? Если бы я хотела тебя раскрыть, просто отдала бы это письмо кому-нибудь из персонала, — она машет перед ним мятым конвертом, — Сержант, тебе надо поговорить об этом. Я готова выслушать. Я хочу узнать того человека, которого ты любил. Ты можешь мне доверять.

— Его звали Себастиан Грин, — с улыбкой начинает он, — Упрямый мальчишка. Зубрила. Музыкант от Бога. Совсем не солдат. Мы познакомились случайно, хотя всю жизнь жили в одном доме. Я запнулся об него, когда опаздывал на футбольный матч. Он упал, поранил спину, а все равно заботился о сохранности потерянных нот. Их унес ветер. В итоге, я нашел эти дурацкие ноты, притащился к нему. А он даже не удосужился обработать рану. Я все сам сделал. Так мы подружились. Он стал моим лучшим другом. Почти братом.

— Как тебя угораздило влюбиться в лучшего друга? — не без иронии спрашивает девушка.

— Не знаю, — он пожимает плечами, — Я как-то неожиданно понял. Все к этому шло, конечно, но я помешался на его защите. А потом просто на нем. Это было безумно страшно потому, что время такое, опасное. Если бы кто узнал, забили бы насмерть голыми руками. Я боялся за него. В итоге мы потеряли три года.

— Как получилось так, что он… Вы попали на войну?

— Мой брат служил здесь. Его звали Кристофер.

— Да, я помню. Крис Райт. Он погиб в один день с моим мужем.

— Я не знал. Прости. Так вот. Крис погиб, а я не смог унять свой взрывной характер. Себастиан сказал, что пойдет за мной. Я пытался отговорить его. Честно. Но это же Себастиан. Упертый комок гордости, любящий мерзкий холодный чай с тремя ложками сахара, который в нем даже не растворялся. До войны, он волосы в хвост забирал. В учебке обстригли — не по уставу такая прическа. А мне нравилось. Они мягкими были, как шелк. Когда он сочинял музыку, что-то чиркал в старом блокноте, он так самозабвенно грыз кончик карандаша.

Брок смахивает слезы, мол, опять глаза прохудились, извини. Хейли не задает вопросов. Помогает снять бинт, накладывает резко пахнущую мазь и оставляет наедине со своими мыслями. Она больше не заговаривает о Себастиане Грине. Брок почти готов сказать ей спасибо. Кошмары медленно, но верно отступали, освобождая место гнетущему чувству вины и тоске. Нет, он не перестал видеть любимое лицо всякий раз, когда закрывал глаза. Боль просто отошла на второй план. Перестала быть едкой, словно кислота. Возможно, Брок немного примирился с тяжелой действительностью. А возможно, слишком лелеял надежду на лучший исход.

Через три дня его выписывают. Хейли хлопает его по плечу. Говорит, что если будет нужна, он знает, где ее найти. Брок отправляется в штаб, сообщить о своей выписке и готовности вернуться на передовую. В городе он покупает цветы. Совесть пищит назойливым сверчком, что необходимо отблагодарить добросердечную медсестру. Брок не склонен оспаривать ее советы.

Задуманному не суждено сбыться. Цветы остаются гнить в урне неподалеку. Потому что вылетевший из штаба лейтенант кричит ему вслед. Просит остановиться. Командир говорит, что Райт все еще один из лучших, оставшихся в живых сержантов на этом участке фронта.Он дотошно объясняет Броку суть задачи, разжевывает каждую деталь. На следующее утро сержант с вверенными ему подчиненными уезжает на задание.

Брок знает, что виноват, облажался, как новичок. Подставился глупо. Подверг опасности и себя и своих людей. Поэтому молча стоит в кабинете начальства, опустив голову, всем своим видом признавая вину. Его отряду было поручено остановить мотоциклетную колонну фашистов на дороге, чтобы союзные войска свободно прошли к своим. Они ее остановили. Даже без потерь. В конце операции сержанта вдруг дернуло проверить, хорошо ли сработали заряды, все ли цели уничтожены, хотя взрывы вперемешку с криками с их позиции было отлично слышно.Недаром они ее несколько дней искали. Ребята рапортуют, что своими глазами видели, как полыхали немецкие мотоциклы и пара машин сопровождения, большая часть экипажа которых так же уничтожена.