Выбери любимый жанр

Дело Бутиных - Хавкин Оскар Адольфович - Страница 14


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

14

— Я, Михаил Дмитриевич, вам уже представлялся как журнальный работник по призванию. — Он притронулся руками к металлической оправе очков. — О том, чего не знаю, чего не видел, что навеяно слухом, остерегаюсь доносить. В ущерб себе признаюсь, что далеко не во всем осведомлен. Но я примкнул к вам, потому как считаю: человек, готовый создать в крае свободное печатное слово, заслуживает доверия общественности!

Вот такие дебаты развернулись за семейным обедом Бутиных...

Но был человек, который упорно молчал и никак не вмешивался в разговор за столом.

Молчание этого человека, возможно, поддерживалось стеснительностью натуры, возможно, упадком настроения, возможно, непривычностью обстановки и нетвердым знанием языка. Скорее всего, он, человек этот, был совершенно равнодушен к тибетской медицине, ему был совсем ни к чему прииск Маломальский, и он не помышлял развлечься туманными картинами Крассо, и его не увлекало всевидение и всезнание Багашева. Постреливающие глазки заинтригованных молчаливым и необыкновенным гостем дам не достигали цели, — а ведь известно, как досаждает и притягивает женщин молчание мужчин...

Этим молчуном был Маврикий Лаврентьевич Мауриц — чешско-австрийско-русский музыкант, перенесенный судьбой через всю Европу и пол-Азии в сибирский град Нерчинск.

Он выглядел очень юным, даже моложе своих двадцати пяти лет.

И он выглядел гораздо старше своих двадцати пяти лет.

Все зависело от выражения своеобразного юно-старого лица.

Порою казалось, что Мауриц забывал, где он и с кем, забывал весь мир, и тогда лицо его старело. Когда же пробуждался от навязчивых дум, черты его лица молодели.

У Маурица были вьющиеся длинные волосы светло-каштанового цвета и печальные большие глаза на узком нервном иконном лике. И он большей частью был так погружен в себя, что вряд ли разбирал, что пьет и ест.

Он не был из числа политических беглецов, скрывшихся от преследований австрияков. И не похож на иностранцев, искавших в России наживы, денежной должности, легкого успеха.

Слухом земля полнится. Жила будто в Вене девушка, которую он любил. И она его. И оба любили Моцарта. Но Моцарт помочь им не мог. Она была бессильна супротив родительской власти. Ее увезли в Петербург, куда отца девушки направили по дипломатической части — не то он был фон Брюгель, не то фон Крюгер. Важнее фамилии игра судьбы. Крюгер-Брюгель внезапно, прожив совсем малое время в Петербурге, получает назначение в азиатскую страну, — отец увез дочь то ли в Тегеран, то ли в Стамбул, то ли в Бангкок! Видимо, Мауриц не мог найти концов, приехав в Петербург, — по незнанию языка, по неопытности и растерянности, а наипаче — по нагрянувшему безденежью. Безденежье, неразумная в стихия и неосмысленный поиск понесли Маурица в глубь России по нищенским ангажементам, пока циркач Сурте не доставил его в Азию, не в персидскую или китайскую, но в Азию русскую, сибирскую...

Кабы ведала Татьяна Дмитриевна о сей драматической истории, ей ничего не стоило бы в пору своего путешествия с мужем по южным странам навести справки насчет дипломата Крюгера-Брюгеля и кинуть этого бедолагу-музыканта в объятия его Джульетты!

В сердце Татьяны Дмитриевны, преисполненном любви к орхидеям и лотосам, возникло невольно чувство жалости к молодому музыканту, и до него, равнодушного и отстраненного, эта искра в женском сердце дошла. Мауриц с противоположной стороны стола вдруг слабо ей улыбнулся, едва-едва поведя губами.

И когда за столом наступило временное затишье, уже к концу обеда, все услышали тихие и внятно выговариваемые слова, обращенные к Татьяне Дмитриевне.

— Вы очень похожи на королеву Луиза! — он старательно неверно, где твердо, где смягченно произносил по-русски, — так по-нашему говорят немцы, чехи, австрияки.

Грубоватое лицо ее вспыхнуло — великая путешественница неожиданно потеряла самообладание.

— Я не знаю, господин Мауриц, с кем вы меня... почтили сравнением. Королева Луиза?

— Да, именно вы есть королева Луиза! — он уже не спускал с нее глаз — светло-карих, блестящих, робких и выразительных. — Это, мадам, супруга Карл Пять Людвик Евгений. Она есть королева шведская и норвежская, но она есть голландка. Я видел ее в Вене, я играл ей на флейте, мой любимый инструмент. Она приглашала меня в Стокгольм, но я не хотел туда, я хотел в Азия. Она очень добрый и образованный государыня. Она писала много книг! Вы, мадам, совсем похож на королеву Луиза!

— Слышите, сестра наша! — невозмутимо сказал младший Бутин. — Это сходство, сударыня, вас ко многому обязывает! Будьте на высоте, ваше величество!

Все от души рассмеялись, кто с недоумением, кто с живым любопытством, кто с симпатией глядя на чудаковатого чужеземного музыканта.

— Я говорил серьезно! — отозвался он.

— Не сердитесь на нас, Маврикий Лаврентьевич! — сказал Бутин. — Вы для нас уже член нашей семьи, мы с чужими шутки не шутим. Вы ведь нам весьма польстили. Мы — обыкновенные купцы, сибирского рода, нас гуранами зовут, и королевской крови в себе до сих пор не чуяли!

Бутин несколько суховато обратился к сестре:

— А теперь, любезная сестра, прошу снизойти до вашего мужа. Пойдите к нему и узнайте, не надо ли ему чего... Его вид вызывает у меня беспокойство.

И обратился ко всем:

— Милые наши дамы могут заниматься своими делами. А мы, мужчины, прошу наверх, в маленькую гостиную покурить да по рюмке мадеры... Вас, господин Мауриц, не стану затруднять, знаю ваше нетерпение заняться оркестром...

10

Когда Бутин, его родичи и ближайшие сотрудники остались одни, выпили мадеры и закурили, Михаил Дмитриевич, сощурившись, обратился к Багашеву с такими словами:

— Предоставляю вам, Иван Васильевич, да, впрочем, и всему обществу, господа, полнейшую свободу размышления касательно моих ближайших действий. Не скрою, весьма любопытно знать, насколько ход мыслей наших сподвижников и помощников совпадает с видами и расчетами фирмы!

— И гадать нечего! — немедля отозвался легкий на мысль Капараки. — Мы же все слышали: мозгуете, как бы ловчее и подешевле оттяпать у вдовушки прииск Маломальский! Я-то суеверный, меня бы названьице сего прииска отшатнуло!

— Низко ставите нас, зятюшка! — снисходительно ответил Николай Дмитриевич. — Ежели оттяпать в смысле торговать, то верно. Только дело это уже слаженное. Насчет цены, пожалуй, малость побьемся... с учетом названия! Она просит десять тысяч полуимпериалов, а мы даем пять. На семи сойдемся. Не уйдет от нас прииск... Мало-мальски соображаем, Микаэль Георгиус!

Добродушно говорил, даже дружелюбно, что более всего бесило «зятюшку». Все ж старая обида жила в нем.

— Уж вы, Бутины, маху не дадите! — Капараки повел горбатым носом, серповидные ноздри округлились. — Раз уж вцепились...

Михаил Дмитриевич ожидающе покуривал сигару, Капараки его не удивил. Что скажут другие?

— Я так кумекаю: амурская экспедиция, — по-мужицки почесал затылок Иринарх Артемьич, двоюродный брат «Дмитриевичей». Об этом предприятии он был осведомленнее других. — Сурьезнее дела нет! И богатейшие прииски, и торговля — лишь успевай обозы снаряжать. Да еще и речное дело. Тут сыграть надо побойчей да половчей!

— Я же сколь толкую: заводите пароходство! — басом загремел Зензинов. — От Сретенска до Благовещенска и далее вверх по Зее. Купляйте суда или, еще смелее, стройте верфи, хоть на Шилке, хоть на самом Амуре. Чем не программа!

— Мы ваших советов не забываем, дорогой Михаил Андреич, — сказал старший Бутин. — Большие туда капиталы брошены! Работников дельных там не хватает, это так. Вот вы, Иринарх Артемьевич в паре с Иннокентием Ивановичем, — он обернулся к высокому худощавому и поджарому Шилову, заведующему нерчинской конторой. — К той неделе подберем команду и с Богом в Благовещенск.

— Ну, Бутины, за все разом ухватились! — с деланым восхищением Капараки возвел очи к лепному потолку. — А вот что наиглавнее — то потолочные золоченые ангелы ведают! «Первейшее» — это новый дом в граде Нерчинске, в самой середке его. Дом большущий на полверсты в длину! И при доме сад! А фасадик — на Соборную площадь! И в дому не пять, не десять, а полсотни комнат, и на гостей, и на приемы, а в погребах бочки с ликером, бенедиктином, абрикотином, мараскином и моим любимейшим Кюрасао! Хоть губернатор заезжий, хоть вельможа столичный, хоть сам царь-батюшка!

14
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело