Белая роза пустыни (СИ) - Карелин Андрей Дмитриевич - Страница 46

========== Глава 34 ==========

– Окей, – беру инициативу в свои руки. – Давай ты, как в детском лагере, пойдёшь и намажешь Артёма и Танюху зубной пастой, а я пока на шухере посижу, здесь в палатке.

– Полежишь, – дополняет он.

– Ага, полежу, – улыбаюсь я. – Толя ты такой странный.

– А ты такая нудная…

– Я не нудная, – обижаюсь я.

– Ну ладно не нудная, не нудная, просто через-чур правильная, – забирает он свои слова обратно. – Ты что реально хочешь спать?

– Да-а-а, – не знаю, как ему объяснить. – Я реально уже засыпаю, прикинь.

– Ну может хотя бы в карты сыграем, – не знает он, что придумать. – Мы всегда в походах в карты играли по вечерам при фонарике.

– Давай, сыграем на раздевание. – Откидываю с себя спальник и сексуально оголяю ножку. – Ты подбелил, я уже голая.

– Ладно, уговорила, – вздыхает Толя. – Давай спать. – И шёпотом добавляет: – Нудная.

– Я всё слышу.

– А может, я хотел, чтобы ты слышала.

– Ладно, – взбиваю я себе подушку из кипы вещей. Ну, а кто реально берёт с собой подушку на море? Я укладываюсь на каремат, а Толя прижимается ко мне и закидывает на меня свою ногу. Теперь я зафиксирована и даже вдохнуть без его разрешения не могу.

– Тебе удобно? – заботливо интересуется он.

– А тебе? – Мой еврейский ответ вопросом на вопрос.

– Мне да, – отвечает Толя.

– Тогда и мне удобно, – примурлыкиваюсь я и мощусь, так, чтобы поскорей уснуть. А он ещё сильнее на меня наваливается.

– Спокойной ночи любимый.

– Спокойной ночи любимая.

Я закрываю глазки и не сразу проваливаюсь в сон. Перед тем как уснуть я слышу это гадское гудение комарика прямо над своим ухом.

«Да ладно, что опять…» не успеваю подумать я и вырубаюсь. Я сегодня так устала, натрахалась и наотдыхалась. Наверное, на солнце обгорела.

«И забеременела», этот гадский внутренний голос. Я кажется, догадываюсь, что такое синдром Туретта, это когда что-то подобное от твоего имени разговаривает вслух. Хотя есть подозрение, что это у всех есть внутренний голос, а не только у меня. Но это лишь подозрение, которое я не знаю, как проверить.

«А что если я реально беременна», думаю, но меня это совершенно не пугает, в конце концов мне же уже восемнадцать. Мне уже можно. Улыбаюсь себе во сне.

Просыпаюсь я поздно утром от нежных прикосновений его губ к своему плечу. А в глаза мне светит солнышко, пробивающееся через полупрозрачную крышу. В этой палатке жарко как в теплице.

– Засони, выбирайтесь уже на свежий воздух, хватит пылью дышать! – голос Татьяны.

Поворачиваюсь к Толику, улыбаюсь ему и целует его в губы.

– С добрым утром любимый.

– Приветик, – ласково отвечает он и продолжает поглаживать моё обнажённое бедро, прижимаясь ко мне всем телом.

– Выпустишь меня? – смотрю ему прямо в глаза.

– Посмотрим на твоё поведение, – хитро отвечает он. А я действительно сейчас в его руках, шевельнуться не могу без его разрешения. Приходится терпеливо ждать, когда он меня отпустит. Ненавижу ждать.

Но Толя меня не держит, и первый покидает палатку. Теперь здесь достаточно места и я могу развалиться как мне удобно.

– Какие на сегодня планы? – голос Татьяны.

– На парашюте полетаем, – отвечает Толик. – И, возможно, на водных лыжах.

«А я как раз хотела на водных лыжах стоять попробовать». Вылезаю из палатки и жмурюсь от яркого солнышка.

– С добрым утром, – улыбаюсь я.

– Приветик Юлечка, как спалось?

– Нормально, – не знаю что ответить.

– Юлька непривыкшая в палатке спать, ей подушки не хватало, она всю ночь вертелась и зубами скрипела. Под утро свернулась калачиком и уснула, – улыбается Толик.

Я, конечно, таких подробностей не знаю, я же не вижу себя со стороны, когда сплю. Хотя догадываюсь, что верчусь по ночам и зубами скриплю.

– Ничего, – говорит Татьяна. – Вернётесь домой, выспитесь на громадной кровати с широченным матрасом.

– Ага, – радостно киваю я. Как же я по кроватке соскучилась и по прохладе. Снова хочу зиму или осень, опять хочу мёрзнуть и кутаться в сто одёжек. Надели эти жара и лето, надоело всё время ходить голой.

«Ну, ты же на нудистском пляже», уточняет мой внутренний голос.

«А, ну да», соглашаюсь я. Догадываюсь, что наши предки так и ходили, пока одежду не изобрели. Хоть некоторые до сих пор так ходят. Артём и Татьяна, например. А ещё папуасы Новой Гвинеи.

Вылезаю из палатки и потягиваюсь, встаю на носочки и улыбаюсь солнышку. Толя находит где-то мои чёрные очки со стразиками и надевает мне их на глаза.

– Сейчас на мне из одежды только эти очки, – говорю.

– Я знаю, – улыбается Толя и лохматит мне волосы. Нравится ему меня лохматить, ничего не могу поделать.

– Кофе, чай, завтракать будете? – спрашивает нас Татьяна.

– Чифирнём подруга, – смотрю на неё и улыбаюсь.

– Я бы с тобой в одной камере посидела, – улыбается Танюха и прижимает меня к себе, а после обнимает и Толика. – Детки мои, детки, как же быстро выросли.

– А кстати, твои-то где? – С трудом выпутывается из Танюхиных объятий Толян. Она довольно сильная как для девушки. Хотя и Вика сильная, интересно кто из них сильнее?

– Да, их же сюда силком не затянешь. Мелкие дома с бабушкой, а старший с друзьями в Турции. Ничего Толя, заведёшь своих – посмотришь как это. – И при этих словах она почему-то на меня косится.

– А я тут причём? – безуспешно пытаюсь выпутаться из её объятий я.

– Ни при чём, абсолютно ни при чём, – смеётся Толик.

Наконец Танюха отпускает меня и возвращается к костру:

– Так что, молодёжь, завтракать будем?

– Я бы позавтракала, – говорю я и смотрю на Толика. – Если ты не против.

– Я тоже… что у нас сегодня?

– Овсянка с маслом и с сахаром.

А я поникла прям.

«Оказаться уже нельзя?» Не хочется обижать хозяев, а значит – придётся есть, тем более я проголодалась. Обычно я не ем по утрам. Но на часах уже около одиннадцати, скоро обед.

– А где Артём? – спрашивает Толик.

– В город поехал. А тебе он зачем? – отвечает ему Танюха. – Возьмёшь катер, и прокатишь Юльку на парашюте, тем более всё для этого есть.

– Ну ладно, – пожимает плечами Толик и направляется к костру. А я по привычке иду за ним. Только за ручку не держусь, это было бы уже слишком.

Татьяна насыпает нам в эмалированные тарелки горячей каши из котелка и добавляет туда по кусочку масла. Каша пахнет толи ванилью, толи зефиром. Я беру её ложкой и переворачиваю, смотрю, как она падает в тарелку.

– Как в пионерском лагере, – смотрю на Толика.

– Скажи, – отвечает он и съедает первую ложку.

Ну что же не буду выделяться, попробую. Хотя сначала нужно преодолеть брезгливость к этой слизкой жиже.

На вкус она нечего, бывало и хуже. Каша горячая и сладкая, ещё и пахнет хорошо. Главное не думать о том какая она липкая и противная. В конце концов, просвещённые англичане только такое и едят по утрам, а чем я хуже.

«Суши, пицца» с грусть вспоминаю я и понимаю, что не хочу ничего такого, главное внушить себе, что каша эта невероятно полезная. Что от каши у меня улучшится кожа на лице, уйдёт красная сеточка усталости с глаз, я стану стройнее и выше. Мне уже даже нравится овсянка. Набираю вторую ложку.

– Там сахар или мёд, – спрашиваю Татьяну.

– Сухое молоко, – отвечает она.

– Сухое молоко? – Переспрашиваю. – А такое вообще бывает?

«Похоже, я сказанула глупость, а детское питание это что?»

– Ага, – отвечает Татьяна. – Тут даже масла по минимуму, у нас же нет холодильника.

– Прикольно, – говорю себе под нос и снова переворачиваю ложку каши и смотрю, как она плюхнется назад в тарелку.

«Главное думать об идеальной коже, как все эти фитнес блогеры». Хотя не стану кривить душой, это реально вкусно. Никогда в жизни не ела такой вкусной овсянки.

– А рецепт? – смотрю на Танюху.

– Вода, сухое молоко, соль, сахар и овсянка… геркулесовая каша.