Практическая романтика (СИ) - Алексеева Оксана - Страница 43

Вообще-то, я не слабая. Никогда слабой не была. И этот вызов пропущу мимо:

— Это просто поцелуй, Герман. Напомню, что ты в последний раз вообще Кешу целовал. Надеюсь, ты хоть всех записываешь, с твоей-то памятью?

Телефон не унимался. Герман, не отрывая от меня взгляда, вытащил мобильник и прижал к уху.

— Что?

— Вы где? — я слышала голос Мишеля. — Ложная тревога, это не Кикимора была! Верка в номер прибежала, а вас нет. Весь этаж уже обыскали!

— А мы умеем очень хорошо прятаться. Друг от друга, — Герман не улыбался, но звучало почему-то с иронией. — Кстати, не добудете ключ от четыреста четырнадцатого? Очень надо.

Я спотыкалась о каждую мысль. И от каждой покрывалась холодным потом.

Ну и что такого? Да, я целовалась с Германом. Такое о себе, наверное, полгорода может рассказать. Кроме Верочки.

Я дала ему надежду и очень ярко продемонстрировала, что про Юру могу напрочь забыть? Ну и что такого? Это он Юре лучший друг, вот пусть и мучается.

И что вообще такого — мы молодые, у нас нет тормозов, зато есть в голове хаос, бардак и гормоны… и Германы, что даже звучит почти одинаково. Кто, скажите на милость, в двадцать лет не летит в пропасть, стоит его только подтолкнуть? Все летят! Иногда даже серьезные и самые ответственные! А я, может, ни на грош ему не поверила, ни на секунду не усомнилась, что просто проверял, а потом расскажет об этом Юре и похохочет. И плевать, что я проверку не прошла, я тут вообще не нанималась чьим-то ожиданиям соответствовать.

И что с того, что ладонь каждый раз прижимается к губам, когда вспоминаю? И только в эти две секунды, пока не опомнюсь, точно знаю: если Герман кого-то и проверял, то только самого себя. И он провалил эту проверку похлеще меня.

Следующее же утро нас встретило ясным небом, вновь открыв морской берег для абсолютной романтики. Как и было обещано, дожди закончились. Сделали свое грязное дело и закончились. Даже Кикимора съехала, с чего-то решив, что ее в этом отеле не любят.

Герман очень заметно изменился: притих и напрягся одновременно. Теперь он буквально замирал каждый раз, когда я открывала рот, — было похоже, что ждет любого сигнала. Сигнала к чему? Нет, он всерьез рассчитывал рассмотреть в моем поведении такой сигнал?

Мучилась я почти неделю. А потом резко успокоилась, будто сначала затопило, а потом отхлынуло. Успокоилась, потому что приняла решение, не слишком приятное, зато однозначное. К Герману мое решение вообще никак не относилось, он лишь поспособствовал процессу его принятия. Показал, что и я могу вот так, без оглядки, терять голову. Как дура, как… Верочка. Пусть, в отличие от Верочки, всего на несколько минут, но сам факт уже отвергал любые полумеры. Я больше не хочу поцелуев с полным осознанием дела — таких, когда в любой момент можешь отстраниться и спокойно улыбнуться, пошутить, вспомнить о погоде. Герман, чтоб ему пусто было, показал, как бывает по-другому. И уж теперь, когда я встречу своего человека, то по первому же поцелую пойму это: по трясучке в руках, по полному отключению сознания, по ощущению вакуума вокруг. Я не романтичная натура, потому спокойно признаю — незачем тратиться на меньшее, просто время терять.

Юру я обожала бесконечно, и именно поэтому отважилась на разговор. В последнюю очередь я бы хотела его обидеть, но чем дольше тяну, тем обиднее потом сделаю. Потому и потащила на пляж почти ночью. Задачу усложнял факт, что я собираюсь просить его о взаимоисключающих вещах, — вот к этому пункту подойти почти невозможно, я понадеялась, что как-нибудь вырулю.

— Юра, — я не отводила глаза, хотя очень хотелось уставиться в песок. Или на море — на море вообще было бы лучше всего. — Помнишь, ты в такси предлагал… в общем, я думаю, что нам больше не нужно встречаться.

Я хотела сказать «изображать пару», но это прозвучало бы еще грубее. Все-таки мы ее не только изображали.

Он не ожидал — по стекленеющим глазам было видно. Настроение в ноль, от недавней улыбки ни следа. Но вряд ли такие события вообще когда-то случаются под песни и пляски.

— Тебе кто-то нравится? — он спросил в лоб и очень сухо.

Я не ответила сразу, потому что не предполагала такого вопроса. Может, именно так и стоило соврать — мол, да, влюбилась, ничего с собой поделать не могу, и тем самым окончательно обрубить? Ведь мы с ним и раньше признавались друг другу, что не влюблены, просто нравимся. Но врать Юре не хотелось. Он же мое смятение расшифровал иначе:

— Герман?

— Нет, конечно! — я вскинулась.

— Мишель? — секундная задержка взгляда на моем лице. — Ульяна, это логичные вопросы, ты же в последнее время ни с кем больше не общаешься.

Вот в этом Юра и есть, за что я его и уважаю бесконечно: даже когда ему явно не по себе, он говорит спокойно и пытается разобраться. Логичные вопросы, да уж.

— Ничего такого, — я за это время выбрала. — Просто поняла, что дальше симпатии дело не пойдет, и голову тебе морочить не хочу. Ну, скажи сам, что думаешь иначе! — я перешла почти на вызов, хотя совсем не собиралась говорить в таком тоне. — Сколько мы встречаемся — месяц, больше? Я не права, что за это время мы бы уже оказались в другой точке плоскости, если бы хотели?

Юра чуть сузил глаза. Он злился, и я последняя, кто мог бы его за это винить.

— А, то есть я виноват в том, что уважал все это время твое личное пространство? Так видишь ли, Ульяна, я был уверен, что с тобой так нельзя. Почему-то именно такое у меня создалось впечатление — серьезная, ответственная, думающая об отношениях уже после того, как подумаешь о практике, например. А от других меня давно тошнит, потому тебя и разглядел, но боялся все испортить. Не знал, что именно это ты мне в упрек и поставишь.

Черт, совсем не туда пошел разговор. Конечно, он прав. Я и есть серьезная, и все остальное. Я умерила пыл, говоря теперь спокойнее — чтобы понял правильно и тоже попытался отстраниться от эмоций:

— Нет, ничего подобного. Если бы напирал, то все закончилось бы еще быстрее. Но разве ты сам не ощущаешь, что между нами вообще ничего не меняется? Мы как два пазла — склеились и лежим. Из нас вышли идеальные друзья, Юр. Разве нет?

Он отвернулся профилем и усмехнулся. Может, этим признавал мою правоту, а может, не хотел развивать эту тему.

— Не знаю, насколько ты права, Ульяна, — ответил после долго молчания. — Но мне все еще кажется, что требуется больше времени и другая обстановка. Здесь так шумно, постоянно какая-то движуха. На самом деле, у нас никогда с тобой не было возможности достаточно долго общаться, чтобы никто не дергал.

Я ничего не говорила. Но и не обдумывала его слова всерьез. Хотя легко представилось, как мы, уже в городе, гуляем в осеннем парке, держась за руки. Болтаем, болтаем — и врастаем друг в друга намертво. Потом уже так привыкаем к этому состоянию, что женимся, заводим детей и никогда не думаем о разводе. Мы даже ругаться не будем, нам будет не из-за чего ругаться. Мы подходим друг другу на уровне тонких вибраций. И когда нам будет по шестьдесят, обязательно купим одинаковые пижамы. Мне уже в тот момент не хотелось проживать такую жизнь, потому что я ее за две минуты в голове прожила. Потому и молчала.

Юра медленно кивнул.

— Ладно, раз так. В истерике биться не стану. Но если действительно никого на примете, то я все еще рядом.

Вот и разрешение. Ему неприятно, обидно, я ему нравлюсь, и он такого не ожидал, но от истерики еще дальше, чем я. Так зачем это все? Ради одинаковых пижам?

— Спасибо, — сказала искренне и вдохнула побольше воздуха, чтобы на весь порыв хватило: — Я еще хотела кое-что сказать. И это сложнее.

— Еще сложнее? — Юра даже смог улыбнуться.

— Да. Не сообщай о расставании друзьям.

Он нахмурился:

— Ты все еще боишься, что они вернутся к старой теме? Зря ты это, ты уже давно всем своя.

— На всякий случай.

Юра подумал и пожал плечами.