Пикник под соснами (СИ) - Борисова Алина Александровна - Страница 7

Тянуло сыростью. Медленно, через силу, она чуть повернула голову и скосила глаза на вход. Его волшебный огонь более не горел, и холод вновь проникал в разбитый остов некогда прекрасной машины. Все было некогда прекрасным. Некогда. Не сейчас. Она заметила кровь. На матрасе, потом и на плече. Испугалась, что рана не закрылась. Раны от укусов обычно заживали быстро. Через сутки уже и следа не найти. Какой-то фермент в вампирской слюне. А уж кровотечений и вовсе… Но, может, алкоголь в крови помешал этому ферменту подействовать, и она теперь попросту истечет кровью? Бесполезной отравленной кровью, которая Анхену более не нужна.

Не нужна. Ненужная. Бесполезная, словно эта разбитая машина. Спустя несколько мучительно-горьких минут она все же нашла в себе силы ощупать рану. Нет, крови не было, там все затянулось, как и всегда. А это… Сообразила не сразу. Его просто стошнило. Его тошнит от нее, ее крови, ее запаха… Лучше бы им не встречаться, не видеться больше, она бы хоть в памяти его осталась красивой, а теперь… вспоминая о ней теперь, он будет вздрагивать от омерзения… Почти не задумываясь, она пошарила вокруг, нащупала какую-то тряпку, стерла кровь с плеча, попыталась оттереть матрас. Бесполезно. Уже впиталось. Уже собралась выкинуть тряпку вон, и только тут поняла, что держит в руках. Обрывок собственного платья.

Горько. Как горько все кончилось. И кружится голова, напрасно она встала, каждое движение отдавалось болью в висках. И холод. Он обступал все сильнее. Надо найти в себе силы, и одеться. Но из одежды есть только его вещи. Да, он отдал их ей, но это было до того, как…

Растерянно взглянула в сторону входа. Куда он ушел? Вернется ль? И что делать теперь ей? Мозг не сразу сумел осознать неправильность открывшейся взору картины. Залитое дождем кострище. Пара бревен, с которых стекают тяжелые капли, кучка наломанных Анхеном дров, которые так и не успели бросить в костер. И тело. Неподвижно лежащее ничком тело, полускрытое дровами. Черные волосы в грязной луже, неестественно выгнувшаяся рука.

— Анхен! — она в ужасе бросается к нему, позабыв о собственной слабости, о всех глупостях, что успела понапридумать, — Анхен!

Он лежит неподвижно, лицом в огромной луже, и в этой луже тоже кровь, кровь… Она пытается перевернуть его хотя бы на бок, но мокрое тяжелое тело скользит, вырываясь из слабых пальцев. Она плачет, и пытается снова и снова. На бок. Чтобы он мог дышать. Чтобы не захлебнулся. Его тело кажется ей ледяным. И никак не получается прощупать пульс.

Нет, это просто нервы, так не бывает. Он же вампир. Он могучий, непобедимый, бессмертный вампир. Он же не мог, просто не мог умереть от глотка отравленной крови. Или мог? Ведь недаром он всегда так не одобрял алкоголь.

Искусственное дыхание. Непрямой массаж сердца. Да, она умеет и знает, но точно ли это поможет ему? Не человек, вампир, и, возможно, другое сердце. Да и дыхание… Ее дыхание сейчас — это не то, что способно его спасти. Но другого нет, и она делает, делает, делает… Хоть что-нибудь. Хоть что-то, и, быть может, он все же очнется. Он же вампир, он же сильный, он сможет…

— Ина… — ей это показалось, или она услышала? Замерла, опасаясь вздохнуть, до боли всматриваясь в его бледные губы.

— Ина…

Она плачет и смеется, обессиленно падает ему на грудь, и теперь уже отчетливо слышит — он дышит. Он дышит, сердце бьется, а значит, все будет хорошо.

— Ина… — ему хватает сил лишь опустить руку ей на спину. Хотел погладить, прижать… а уже не вышло. Жива. Он не успел ее погубить, она сумела встать… без медикаментозной помощи. Он не погасил небесный свет ее глаз. Жива.

А дождь прошел. И даже солнце, наконец, показалось. Вот только оно совсем не высоко, того гляди исчезнет за горами, и длинные тени крадутся все ближе.

— Оденься, Ина… Надо вытереться и одеться… Будет холодно, — говорить выходит с трудом. Его голос похож на шорох песка в пустыне. И надо быть вампиром, чтобы расслышать. Она не вампир. Она пытается читать по губам.

— Анхен… Ты ведь поправишься, Анхен? Все ведь пройдет? — жизнь возвращается к нему медленно, слишком медленно. Но разве она знает, как должно быть? Вампиры практически бессмертны, практически неуязвимы, это знает каждый. Но как быстро их организм способен справится с любой проблемой? Людей этому не учат. Даже на медицинском.

— Да… Не сразу, но поправлюсь… — его губы чуть дрогнули, пытаясь изобразить улыбку. Его улыбка умела успокаивать лучше всяких слов. Он знал и пользовался, но сейчас… Улыбка не получилась, ей показалось, губы дрогнули от боли. — Когда оденешься, поищи мне лекарство… Синяя коробочка, в ней ампулы… Без надписей, просто черная вязь… Узоры…

— Да… Да, конечно, сейчас… сейчас, — слабость, отступившая от страха за него, вновь вернулась, навалилась на плечи с утроенной силой. И уже головы не поднять. А уж идти… Глаза закрываются сами.

— Ина…

Она идет. Она же врач, она сильнее собственной слабости. Одевает его рубаху и это странное черное платье, название которого она уже забыла. Платье слишком длинно, полы будут тащиться по грязи. И она завязывает узлом каждое из четырех полотнищ, из которых состоит его несшитая юбка. Ногам холоднее, но зато не испачкается. Долго ищет

коробочку с лекарством. Часть ящиков заклинило, да еще и вдавило один в другой, перекорежив, проломив дно. Открыть удалось лишь из упрямства и безысходности с самой последней из всех последних попыток. Синяя коробочка… наверно, это была она. Множество витиеватых черных узоров на размокшей бумаге и мелкие осколки стекла… Да, это были ампулы. Но они раздавлены, все до единой. Лекарство вытекло… впиталось, смешалось… лекарства нет…

Какое-то время она отчаянно перебирает содержимое других ящиков, вдруг были еще, другие, старые, завалились, а он и забыл… Нет, ничего похожего. Зато попадается пустой пластиковый контейнер. Непонятно, что хранилось в нем раньше, но для воды подойдет. Хотя бы воды, раз уж больше совсем ничего… Горло сполоснуть, а может, и внутрь. При отравлении надо много пить, но это людям, а ему… ему, наверно, лучше крови, но крови нет, кроме той, что его и отравила…

Пошатываясь, она добирается до реки. Поскальзывается на мокрых камнях, падает коленками в воду. Испуганно осматривается. Нет, не поранилась. Ее текущая кровь была бы ему сейчас худшим раздражителем из всех возможных. И лишь теперь вспоминает, что и сама умирает от жажды, и долго пьет ледяную воду, будучи не в силах остановиться. От холода сводит зубы, начинает саднить горло. Она споласкивает контейнер и набирает воды ему.

Он лежит все там же, в той же позе, глаза закрыты, дыхания почти незаметно.

— Анхен! — она пугается, что ему опять хуже, но он отзывается, его ресницы чуть вздрагивают, он открывает глаза. — Я принесла тебе воды. Попьешь?

Он пытается приподнять голову, но бессильно откидывается назад.

— Позже. Поставь. Сначала лекарство.

— Лекарства нет, Анхен. Я нашла коробку, но ампулы… они разбились. Все.

Стон сдержать не удается, глаза закрываются сами. Ну почему он не проверил? Как он мог? И ведь знал же, что на алкоголь у него реакция нестандартная. Тяжелейшая аллергия, другим вампирам и не снилось. Понадеялся… Или настолько хотел умереть? Ему казалось, что разбив машину, свое стремление к самоубийству он удовлетворил. Показалось.

Вздрагивает, ощутив прикосновение мокрой ткани к своему лицу. Инга аккуратно протирает его широким рукавом своей (теперь уже своей) рубахи.

— Может, все же попробуешь выпить воды?

Он чуть кивает, и она приподнимает ему голову и помогает напиться. Он пьет медленно и неловко, даже глотает с заметным усилием. И его вновь тошнит, спазм за спазмом, даже когда воды уже не остается.

— Это ничего, — шепчет он ей. И отключается.

А она вновь протирает ему лицо рукавами рубахи, убирает со лба слипшиеся черные пряди. Какие страшные круги залегли у него под глазами. Надо бы перенести его в машину, но она понимает, что ей не справиться. Значит, надо снова вытащить из машины матрас и перекатить на него Анхена. Это должно быть не очень сложно. Перевернуть же его у нее получилось, а это почти то же самое. Не может же он лежать на мокрой земле.