Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки - Страница 2

— Мое золотко, — вытерев слезы, Айами взяла дочку на руки. — Хочешь, стишки почитаем?

Так и начали соседки общаться чаще. То Айями пригласит к себе на ужин, то Эммалиэ оладушков на завтрак настряпает и позовет, объясняя:

— Одной-то скучно кушать, а когда втроем, то и водица кажется слаще.

Отступая, амидарейская армия подорвала железнодорожные пути, чтобы лишить противника стратегического преимущества. Рано утром прогремели взрывы, от которых содрогнулся городок. Сотряслись стены, осыпалась штукатурка, разбилась люстра. Обожают проворачивать тайные делишки по утрам, — подумала сердито Айями, сметая веником осколки. Взрывной волной в квартире Эммалиэ выбило окна. Хорошо, что хозяйка не пострадала. Теперь по комнатам гуляет ветер, а новые стекла не вставить, потому что негде взять. Женщины разобрали книжный шкаф и забили оконные проемы досками — криво-косо, по-бабски.

Тогда-то Айями и предложила соседке съехаться, чтобы вести общее хозяйство. Вместе и сподручнее, и экономнее, и безопаснее. Дров потребуется вдвое меньше, и можно продать вторую печку. Так и сделали. Эммалиэ перебралась к Айами, заняв тощий диван, и дочка счастливо прыгала на кровати:

— Уя-я! Мы тепей как тьи поёсенка зазивем! В одном домике!

— Да, Люнечка, дружно заживем, — кивнула Айями.

Проданная печка обеспечила "трех поросят" углем и дровами на долгую зиму. Пришлось складировать драгоценное топливо в квартире Эммалиэ. Год прошел, снова надвигаются холода. Чем топить и греться?

— Мебели много и брошенных квартир полно, — сказала Эммалиэ. — Да и библиотека мужа впустую пропадает.

— Разве ж можно? — Айями изумилась кощунству. Книги и в огонь?!

— Выбирай: покрыться инеем с томиком Лекиселя или сидеть в тепле, нагретом с помощью томика Лекиселя? А за окном зима и минус двадцать.

Подумав, Айями признала, что лучше сидеть дома, в тепле. А стихи Лекиселя останутся в памяти.

Каждое утро обязательный ритуал — поход с тележкой на набережную реки. Зачерпываешь ведерком воду, переливаешь в бидон и с наполненной емкостью возвращаешься к дому, минуя три квартала. Тележка гремит по мостовой. Хорошо, что Айями живет на первом этаже. Она затаскивает, вернее, заволакивает бидон осторожно, чтобы у тележки не отлетели колесики.

Света нет, канализация не работает, водоснабжения и отопления тоже нет. Население греется у печек, дымовые трубы с зонтиками торчат из форточек. Отхожее место — во дворе, общее на трехэтажный дом, бывший когда-то бараком, позже отремонтированным и перепланированным под квартиры. Скрипучие деревянные лестницы, неровные щербатые полы, высокие потолки, худые окна, старые батареи в хомутах, протекающая крыша… Ну и пусть протекает! Зато собственное семейное гнездышко. Как счастливы были Айями и Микас, получив ордер на отдельный уголок на окраине! Счастье лилось фонтаном. Три месяца идиллии, пока не началась война.

Они и не поссорились толком ни разу. Не ругались и не спорили, как многие семейные пары со стажем. Замужняя жизнь Айями уложилась в три месяца, о чем напоминает фотография в рамке на комоде. На ней Микас и Айями — молодые и смеющиеся. Свадьба получилась без прикрас, зато веселая. Невеста в простом светлом платье и жених в черном костюме. Микас вручил букетик ромашек, и пара отправилась в ратушу — жениться. И друзья пришли, чтобы поздравить. Дарили цветы, желали счастья. Где они теперь, друзья? Кто на войне сгинул, кто уехал, а кто вместе с Айями работает на фабрике. Уставшие, задерганные. Кто-то надеется и ждет весточек с фронта, а кто-то, как Айями, давно перестал ждать.

— Это твой папа, — показывает она на лицо улыбающегося мужчины.

— Папа, — повторяет Люнечка с благоговением и проводит пальчиком по снимку.

Однажды, катя тележку с водой, Айями увидела у ратуши толпу женщин — шумную, крикливую.

— Пойдем к фабрике! — схватила за локоть Илларея, бывшая одноклассница. Тоже вдова, но бездетная. — Пусть отдадут заработанное. Иначе протянем ноги с голодухи.

Наскоро перепоручив тележку Эммалиэ, гулявшей с дочкой у дома, Айями бросилась за взбудораженной толпой. Доведенные до отчаяния женщины двинули к воротам фабрики, где их встретил сторож — хромоногий Ториам, наставивший ружье на волнующееся людское море. Он залез на охранную вышку и целился свысока.

— Ториам! Мы знаем, склады полны! Открой ворота. Нам нужно на что-то жить! У нас дети пухнут с голоду! — кричали ему.

— Представь, сколько там добра, — сказала возбужденно Илларея. — Каждому достанется по баулу, а то и по два. Можно распродать по деревням и купить угля или продуктов на зиму.

— Как-то нехорошо… — предложение показалось Айями святотатством. Запасы предназначались для фронта, а их хотели растащить.

— Айями, ты с нами или нет? — спросила Илларея. — О нас забыли: как хочешь, так и выживай. А как выживать? Лапу сосать?

— Ториам! Открывай! — налегла на ворота толпа, раскачивая.

— Четыре шага назад, или я за себя не отвечаю! — выкрикнул сипло сторож и закашлялся.

— Неужто будешь в своих стрелять? — воскликнул кто-то.

Буду. Четыре шага назад, мародёрки! Считаю до трех: раз… два… — прищурился Ториам, наводя ружье.

Бунтовщицы отступили, не веря до конца. Хлоп, — в дорожной пыли взметнулся фонтанчик. Эхо выстрела раскатилось по окрестностям.

Женщины подались назад, отхлынув. Пригибались к земле, закрывая головы. Кто-то завизжал.

— Три! Не подходи! Не пожалею! — крикнул Ториам. — Мое дело — сберечь, и я сберегу. Шкурой за добро отвечаю.

— Паскудник ты, Ториам! Оттого бабы от тебя и бегут! — закричали женщины, отойдя от ворот. Как уесть того, у кого явное преимущество? Только ядовитым словом.

— Пусть бегут, — ответил тот, утерев пот со лба. — Идите, милые, отсюда, всеми святыми прошу. Не доводите до греха.

Через два дня Илларея перехватила Айями на набережной и предупредила вполголоса:

— На рассвете фабрику подорвут, гады. Окна береги, — и, всхлипнув, побежала по улице.

Вечером Айями и Эммалиэ выставили оконные рамы, переложили посуду и бьющиеся предметы страничками, вырванными из книг. Айями изображала весёлость, чтобы не напугать дочку.

— Это новая особенная игра, — успокоила Люнечку, одевая её потеплей.

Ночь вышла бессонной и тревожной. Женщины вздрагивали от малейшего шороха и ждали. Ошиблась Илларея или нет?

На заре громыхнуло впечатляюще, с оранжевыми отсветами в небе и в окнах. Тряхнуло несколько раз, отчего посыпалось со звоном стекло, заходили ходуном стены. Хоть бы выдержали, — взмолилась Айями.

— Мама! — дочка спросонья схватила за руку, когда кровать подпрыгнула на месте.

— Тише, милая. Это гром гремит, дождик будет, — Айями прижала кроху к себе, а по щекам катились злые слезы. Отступая, арьергард армии предпочел устроить диверсию, взорвав фабрику, и сжег складские запасы, чтобы те не достались интервентам.

Черный дым на двое суток заволок небо над городком, а воздух пропитался сладковатостью. Так пах особый сорт каучука, который использовали при производстве термоткани.

Когда пламя пожарища погасло, наиболее решительные отправились к руинам фабрики. Вдруг не всё сожжено дотла, и что-нибудь ценное осталось на пепелище? К вечеру прогремели два взрыва, согнав птиц с крыш и заставив жителей испуганно вздрогнуть. Оказалось, территория возле фабрики заминирована. А три женщины, в том числе Илларея, не вернулись в город.

Город пропитался неопределенностью. Ждали неизвестно чего. Уж с месяц как перестали звучать боевые сводки из громкоговорителей и замолчали амидарейские радиостанции. Информационный вакуум заполнили слухи — фантастические, страшные и прямо противоположные. Кто-то говорил, что Алахэлла выкинула белый флаг. Мол, вражеская армия зашла с двух флангов и заняла столицу, не встретив сопротивления. Сердце Айями болезненно сжималось. Ни она, ни Микас не видели Алахэллу воочию, но страстно мечтали там побывать. Едва поженившись, запланировали отметить годовщину свадьбы в главном городе страны. Микас рассчитал: если ежемесячно откладывать по сто амдаров, то через пять лет удастся пройтись по Гранитной площади и полюбоваться куполами Собора всех святых. Красивейший город, древнейшие архитектурные памятники… В храмах — золото, серебро, алтари, образа… Каналы и ажурные мостики, тенистые скверы и парки… Знаменитая палисандровая аллея из ста тысяч деревьев, огибающая кольцом центр города… Легендарный каскад водопадов у Главной ратуши и полусфера тройной радуги в облаке водяной пыли…