Бракованная (СИ) - Рымарь Диана - Страница 48

— Получается, не такой уж и жлоб, — Ольга врывается в мои мысли веселым щебетом. — Когда я от своего уходила, он ко мне человека приставил, и тот следил за сбором моих вещей.

— Это зачем? — хлопаю ресницами.

— А чтобы драгоценности не вздумала брать. Кое-какие вещи разрешил забрать, но ни одной шубы или колечка… Вот это жлоб! Хотя я бы и голая ушла, прямо как ты. Иногда нужно просто уйти… А ты своего совсем не любила?

— Когда-то я очень хотела его любить. Но Величаев любить не умеет, он умеет лишь владеть…

— Как же мне это знакомо… — кивает сестра, обнимает меня.

А у меня болит сердце. Ведь правда, хотела любить, строить семью, рожать ему детей… Ничего этого не вышло. И финал у отношений горький.

Пусть бы лучше он ничего не присылал, было бы не так обидно.

— Отправлю ему всё обратно! — твержу сквозь слезы. Эх, не удалось сдержаться.

Глава 48. Паршивая овца

Через пять дней:

Воскресенье, 8 мая 2022 года

22:00

Лев

Будто лежу на облаке. Мое тело больше не взрывается болью, я почти в норме, в какой-то невесомости, где вообще нет никаких чувств. Точнее, есть лишь одно, главное чувство, большое и сильное, как энергия солнца. Любовь к Снегирьку, маленькой птичке с красными щеками, девушке, на которой мне повезло жениться.

Ее образ передо мной, она словно живая. Ходит, говорит, улыбается… Как же я люблю, когда она мне улыбается! Как же я ее люблю!

Вижу будто со стороны, как мы сидим в обнимку с моей прекрасной женой. Она беременна, с круглым животом, который я с удовольствием поглаживаю. Знаем, что будет девочка, уже и имя выбрали — Веста. Пусть не мальчишка, как я когда-то мечтал, пусть. Девчонки, они ласковее, больше любят отцов, а у меня к этой крохе отцовских чувств уже больше, чем может вместить дырявое сердце.

Эвелина никогда не была красивее, словно светится изнутри.

В одну секунду я будто становлюсь тем счастливцем, что сидит с красавицей-женой на диване. Она целует меня, ластится, кладет голову на плечо, и я млею от удовольствия.

Потом слышу ее тихий шепот:

— Мне пора идти, Лёва.

Снегирёк скользит губами по щеке, потом вскакивает, вырывается из моих рук и куда-то спешит.

«Нет, нет, не уходи! Побудь со мной, пожалуйста… — хочу прокричать. — Кто я без тебя? Что я без тебя?!»

Без нее становится так тоскливо, что хочется выть. Распахиваю глаза.

Вокруг темно, лишь слабый ночник горит в самом углу. Комната какая-то странная. Всё вокруг белое, на стене висит телевизор, а рядом с моей кроватью шипит какой-то аппарат, на мониторе показывается мое сердцебиение. Вижу, как от меня к аппарату тянутся какие-то проводки. Замечаю, что по другую сторону в кресле спит отец.

— О… — пытаюсь выговорить.

Не очень-то у меня получается. Губы не слушаются, звук выдавать не хотят. Пытаюсь еще раз и еще, наконец удается прохрипеть почти сносное:

— Отец…

Тот слышит, хотя получается совсем тихо.

— Сынок! — тут же просыпается он. — Родной мой, любимый человек…

Он подается ко мне, всматривается в лицо.

— Подожди, позову медсестру…

«Я в больнице… — окончательно понимаю. — Как же хорошо, что не мертвый на полигоне…»

Медсестра проверяет показатели датчиков, кое-что поправляет на моем онемевшем теле. Смачивает мне губы водой, дает сделать пару глотков через трубочку. Сразу после этого чувствую себя гораздо лучше.

Когда она уходит, спрашиваю:

— Это ты меня спас? Как?

Говорю тихо, но отец разбирает слова.

— Сынок, нам просто удивительно повезло! Хорошая девочка помогла, горничная Эля, помнишь такую? Она постучала спросить, не нужно ли чего, потом зашла в номер, а там Семён истекает кровью. Позвонила в скорую, в полицию, не испугалась, умница.

Тут же вспоминаю, как дал этой Эле хорошие чаевые за то, что так старательно убрала номер и… ее имя походило на имя Снегирька, у меня мгновенно прошла ассоциация. Видно, не зря. Спасибо тебе, Эля.

— Что с Семёном? — спрашиваю я, а на душе скребут кошки.

— Жив! — радостно кивает отец. — Порезали его знатно, но вкарабкивается. Очнулся в тот же день, попросил медсестру со мной связаться. А мне удалось связаться с местной полицией, найти нужных людей. Рассказал им, что к чему, кого надо искать, а те сумели выследить Ванштейна. Кстати, его и подельника, который выпустил в тебя пулю, полицейские застрелили. Кретины начали в них палить, представляешь? Хорошо, что всё быстро закончилось, успели вызвать скорую, привезли тебя в больницу и почти сразу на операционный стол…

— Почему… — хриплю я сквозь сухость в горле. — Почему так странно себя чувствую?

— Ты под обезболивающими, сынок. Главное, не двигайся, тебя специально держали спящим, чтобы сам себе не навредил. Ты пережил две сложные операции, но теперь идешь на поправку, это самое главное… Еще бы чуть-чуть, еще пара сантиметров, и всё…

— Получается, сердце цело?

— Цело, сынок! — заверяет отец. — Еще как цело, ты проживешь долгую счастливую жизнь…

Это вряд ли. Без Эвы очень вряд ли.

Как только образ жены всплывает в мозгу, сразу вспоминается ее уход, и не тот, который привиделся, а настоящий.. Ее требование о разводе, наша кошмарная последняя встреча — всё сразу, оптом, в мельчайших деталях. Это мне не привиделось, к сожалению.

Очень хочу с ней поговорить, да что там, даже просто увидеть одним глазком, за руку подержать — вообще роскошь. Вдруг она здесь? Ведь людей в больницах принято навещать…

— Эва здесь? — спрашиваю с надрывом.

Он качает головой, и мне становится ужасно грустно. Не пришла… Удивительно! Моя жена — добрая, ласковая душа, конечно, явилась бы в больницу даже несмотря на развод. Может быть, приходила, пока я спал?

— А где Эва? Ты же сообщил ей, что я в больнице? Она приходила?

Отец делает паузу, потом качает головой и выдает:

— Она не придет, сынок… Тварь и есть тварь, пора тебе ее забыть…

— Не называй ее так, — шиплю зло. — Ты сказал ей, что меня ранили?

— Она не придет, смирись! Имей гордость, наконец! Паршивую овцу из семьи надо гнать взашей, еще спасибо скажи, что не явилась нервы трепать. Она даже посланные тобой вещи вернула обратно.

Я морщусь от резкой боли в области сердца. Спорить сил нет, их вообще ни на что нет, разом кончились.

— Эй, что-то ты побледнел! — беспокоится отец. — Скажу, чтобы тебе вкололи еще болеутоляющего…

— Вряд ли это поможет… — тихо шепчу я.

Глава 49. Странная медсестра

Через два дня:

Вторник, 10 мая 2022 года

12:00

Лев

Плыву на очередном облаке и диву даюсь, как я раньше жил без обезболивающих. С ними мозг становится мягким, мысли текут в странном направлении.

Я в полудреме, в своей палате. Почти сплю… и в то же время чувствую, что в комнату кто-то входит. Открываю глаза и замечаю какую-то незнакомую медсестру.

Медсестра и медсестра, снова закрываю глаза, жду, пока уйдет, чтобы снова нырнуть в свой любимый сон, где есть Эва и Веста. Я к ним хочу, когда бодрствую — меня всё время к ним тянет, поэтому бодрствую я недолго.

Медсестра проверяет аппарат, контролирующий показатели моего сердца. Потом поправляет мне подушку и… вдруг скользит губами по моей щеке.

— Какого… — Я открываю глаза, собираюсь выругаться матом и отчего-то замолкаю на полуслове.

— Извини, думала, ты спишь… — тянет женщина сдавленным голосом.

Не убегает, становится возле моей кровати, переминается с ноги на ногу, словно ей жутко неловко. Она в возрасте — лет пятьдесят, а то и больше, волосы спрятала под белую медсестринскую шапочку, лицо приятное, круглое, смутно знакомое, особенно глаза. Большие, карие, обрамленные густыми ресницами, края чуть опущены… Черт, я ведь знаю эти глаза, вижу их каждый день, когда смотрюсь в зеркало, мои глаза…

У нее мои глаза.

— Мама… — тихо шепчу.

Я слишком давно не произносил это слово. Оно будто разъедает губы. Чуждо мне. В моей жизни мамы нет, она — призрак далекого прошлого.