Танцы на стеклах – 2 - "Алекс Д" - Страница 15

Я ухмыляюсь, опираясь спиной на дверь ее тюрьмы, собираясь насладится ее дальнейшим унижением. Мэл резко опускает руки вниз, и, вместо потрясения и ужаса, в ее глазах вспыхивает ярость.

– Ненавижу тебя. Никогда не прощу, – хрипло говорит она, пронзая меня испепеляющим взглядом. Ее подбородок поднимается выше. – Придет день, Адам Саадат, когда ты встанешь на колени, и я тоже буду смеяться над тобой.

– Что ты сказала? – вся кровь разом отхлынула от моего лица, когда до меня дошел смысл ее слов. Она обезумела, как иначе можно назвать ее тягу к саморазрушению? Я делю шаг вперед, глядя в неистовые ярко-голубые глаза, сверкающие, как самые дорогие редкие алмазы, когда-либо добываемые в Анмаре. Именно так сверкал бы Domua main alhabib[12] – легендарный голубой алмаз, который был утерян много веков назад. Мой взгляд скользит по ее лицу, замечая небольшие изъяны. На местах, которые скрывала маска, остались небольшие покраснения, но даже они не портят ее красоты… Неужели нельзя быть менее обольстительной? Она пахнет, как самый запретный грех, который так хочется вкусить, но гордость и остатки здравого смысла не позволяют поддаться соблазну. Внутри меня происходит настоящая борьба, бунт, сопротивление, война, которую я обязан выиграть. Протягивая руку, сжимаю ее скулы, и с силой опускаю вниз.

– Это твое место, сучка, – жестким тоном произношу я, когда ее колени касаются пола. – И всегда будет. Привыкай, melegim.

Грубо толкаю ее назад, резко разворачиваюсь и стремительно покидаю комнату, запирая за собой дверь, мельком взглянув на нее. Она яростно смотрит мне вслед.

Черт возьми, почему у меня такое чувство, что последнее слово осталось не за мной?

Вылетаю в сад, не обращая внимания на спешащих ко мне наяд, которые за время моего отсутствия изголодались по сексу и мужскому вниманию. Я уделю им время позже.

Сейчас я слишком зол. Мне нужен ветер, скорость, адреналин. И чуть позже – длительный, яростный секс. Я вернусь, но не сегодня.

Сажусь в ядовито-желтый Bugatti, опускаю стекла и несусь вдоль побережья, ощущая на лице соленое дыхание ветра.

Сразу после возвращения с острова, я планировал приступить к работе в Штаб-Квартире «Лакшери Корп», которая располагалась в самом центре деловой части города Асад, который являлся столицей Анмара, но моим планам не суждено было сбыться.

Сити-центр начал строится тридцать лет назад, и сейчас напоминал Нью-Йорк с его плотно натыканными небоскребами, разбавленными шикарными ресторанами, фешенебельными гостиницами и бутиками. И Асад резко отличался в архитектурном плане от остальных городов Анмара, которые сохранили свою самобытность и колоритность: роскошные дворцы и виллы, белокаменные мечети с большими куполами, шумные рынки с прилавками, которые ломятся от изобилия товаров, узкие улочки торговых городов, пропитанные ароматами басбусы, бергамота и шафрана, ослепляя яркими красками тканей на любой вкус и кошелек. Туристов больше привлекала магия востока, которая пронизывала старые города, а Асад посещали, в основном, бизнесмены и инвесторы. И чувствовал себя тут, как рыба в воде. Этот город олицетворял собой все то, к чему я стремился. Успех, роскошь, власть, уверенность.

Но именно здесь я ощущал себя свободным. Целый год после окончания Йелля, когда мне пришлось очень быстро постигать азы семейного дела, я не выезжал за пределы Асада без необходимости, с головой погрузившись в изучение всех тонкостей ведения дел на рынке драгоценных металлов. Жил в гостинице, хотя отец наставил на том, чтобы я остановился в резиденции его первой жены. Ни за что на свете не вернусь туда, где все насквозь пропитано моими ночными кошмарами. Я предпочел гостиницу. Видеть стареющую суку Нору не было никакого желания.

Как тогда, так и сейчас наша ненависть друг к другу с годами не уменьшалась, а только набирала обороты. Нора чувствовала укрепляющееся уважительное, благосклонное отношение шейха ко мне, и понимала, что ее ненаглядный Али перестает быть любимчиком, когда появляюсь я. Если семья собирается вместе, отец всегда сажает меня по правую руку, и то же самое происходит во время увеселительных мероприятий. Будь то скачки или соколиная охота. Шейх чаще спрашивает мое мнение, изредка обращая внимание на других сыновей. Конечно, подобное пренебрежение не улучшает моих отношений с братьями, хотя я никогда не стремился заслужить их любовь уважение. Как, впрочем, и любовь отца – он сам стремился узнать меня лучше в течении тех недолгих моментов, когда у него было на это время.

Однажды во время соколиной охоты, за которой мы наблюдали, как зрители, а Али и его сокол участвовали в традиционном соревновании, я спросил напрямую у отца, почему он уделяет мне больше внимания, чем остальным сыновьям, и откуда взялась особенная заинтересованность моими делами и успехами.

– Потому что дети от любимой женщины всегда занимают особенное место в сердце мужчины, Адам, – ответил отец. – Когда я смотрю на тебя, я вижу Амелию в чертах твоего лица. Ее серебристые глаза, светлые волосы, ее, скрытый за хладнокровным взглядом, горячий темперамент. Ты думаешь, он всегда меня ненавидела?

Я промолчал, пожав плечами. Мои воспоминания отличались от того, что помнил отец. Мама не любила его, боялась, она плакала часами, после того, как он уходил. Я не думаю, что между ними было что-то больше ненависти с ее стороны и одержимого желания укротить ее – со стороны отца. В подобных баталиях и столкновениях двух темпераментов, двух сложных характеров, свободолюбивых цельных личностей всегда страдает кто-то третий. Я оказался между двух огней. Но я никогда не сомневался в том, что моя мать была смелой и сильной женщиной. Гордой, иногда слишком упрямой. Она могла справится с отцом, я знаю… но не захотела, сдалась, предпочла сбежать, а не бороться.

Шейх усмехнулся уголками губ.

– Поверь, я это заслужил. Ее ненависть и злость. Но никакие мои ужасные, по ее меркам, поступки не оправдывают того, что она сделала. Амелия знала, что одно ее слово и все драгоценности мира лягут к ее ногам. Одно ласковое слово. Нам ведь не так много надо. Правда, сын?

Он подмигнул мне и отвернулся, задумчиво поглаживая аккуратно постриженную черную бороду, наблюдая за действом, разворачивающимся перед зрителями. Королевский вид спорта – так в народе называют соколиную охоту. Али купил свою птицу за полмиллиона долларов и несколько лет упорно тренировал ее. Как и отец в более молоды годы, Али был одержим победой. И даже само участие в процессе соколиной охоты, как наблюдение за ней, способны подарить взрыв адреналина, вызывающий зависимость на всю жизнь, погружая в магическую атмосферу, взывая к глубоко спрятанным инстинктам охотника. Достаточно раз увидеть нападение-ставку сокола со сложенными крыльями в бескрайнем небе в погоне за ускользающей добычей, чтобы стать одержимым поклонником непростого вида спорта, требующего максимальной отдачи.

В детстве отец подарил мне белого кречета. И через пару недель тот умер от неизвестной болезни. Я вздохнул с облегчением.

Все мои братья были одержимы охотой, пытаясь перещеголять друг друга в умении.

Со мной такого не случилось.

Отец брал меня с собой в пустыню, где я со стороны наблюдал за тренировками его самого и братьев.

Завораживающее зрелище, но я предпочитал смотреть.

Я не испытывал одержимости чем-либо, пока не встретил Меланию Йонсен.

Я хотел бы настичь ее, как сокол свою добычу. Стремительно и беспощадно.

– Если хочешь быть свободным от оков, Адам, никогда не позволяй женщине управлять тобой. Мне нравится Рания. Она способна подарить мужчине покой и счастье, – произносит отец, внимательно наблюдая за сменой эмоций на моем лице. – Она похожа на Айгуль, мою вторую жену. Такая же милая и робкая.