Чувствуй себя как дома (СИ) - Британ Мария - Страница 30

— Вы жили в поселке, когда мне было десять?

Лидия молчит, кот сворачивается клубочком. Лишь жужжание вентилятора нарушает тишину.

Хотя нет, все же это тиканье в моей голове.

Напряжение растет, лязгает, двоится, но, к счастью, Лидия произносит:

— Да. Ваш дом был красивым.

— Вы часто видели нас?

— Маму твою… Маму — да. Тебя — нет.

Мне чудится, что Лидия хочет схватить меня и швырнуть в клетку. Что эта загадочная старуха хранит ее специально для гостей.

— Неужели я… не гуляла по поселку? Почему нет?

— Мы гуляли в разное время.

— Что вам известно о моей маме?

Лидия расплывается в улыбке. Морщины текут по глазам. За этой старой пятнистой кожей прячется что-то важное, но старуха не желает со мной делиться.

— Тора любила фиолетовый. Бегать и падать. Играть на скрипке. Тартини.

— Джузеппе? — внезапно осеняет меня. — Какую композицию?

— «Дьявольскую трель».

— Мне бы найти человека, который играет на скрипке… — закусываю губу я. Пальцы впиваются в ручки кресла. Еще немного — и я пущу корни.

— Диана. Играет превосходно. Виртуозно, — сообщает мне Лидия шепотом, как давней подруге о свежей сплетне.

— Отлично.

Я поднимаюсь.

— Надеюсь, тебе понравился чай, Аня.

— Да, спасибо… — …волшебница, а не повар. — Мне пора.

И я спешу, спешу — на обед, заняться книгой, поплавать в море — куда угодно, лишь бы подальше от засахаренных обоев и законсервированной хозяйки.

Кот мчится за мной.

— Ты ему понравилась.

— Правда? — хмыкаю я.

— Чистая.

Гроза вновь об меня трется.

— Защитить пытается.

— От чего?

— От домов, герой. От домов.

Я киваю и шагаю прочь. Герой. Лидия словно привязала меня к себе.

Перед глазами снова и снова всплывают губы с фиолетовой помадой.

Я стучусь к Ди и успеваю миллион раз отругать себя за страх и нерешительность, прежде чем замок щелкает. В нос бьет запах яблок. Лишь в псевдо-доме Вячеслава я слышала его так же отчетливо.

— Заходи, — роняет Ди и прислоняется к дверному косяку. Белое кружевное платье — или ночная рубашка? — электризуется, липнет к ногам.

Я проскальзываю в номер. Эта комнатка меньше моей. Чересчур громоздкое кресло выглядит, как огромная бородавка на молоденьком личике. Подоконник завален яблоками, а на кровати лежит потрепанная записная книжка с котом на обложке.

Вопрос бьет в спину внезапно:

— Долго пялиться будешь?

— А? Что? — моргаю я. — Нет. Я не пялюсь.

Ди подплывает окну, хватает яблоко и впивается в него зубами.

— Будешь? Сегодня купила. Вкуснотище.

— Сыграй мне на скрипке, пожалуйста, — неожиданно легко для самой себя выдаю я.

Ди бледнеет и, кажется, сливается с цветом платья. Смотрит на яблоко так, словно мечтает его раздавить.

— Вот как. Что именно? И зачем тебе?

— Чтобы вспомнить. Мы ведь с тобой знакомы, да?

Ди отправляет огрызок в открытую форточку и ныряет в шкаф. На пол летят платья, крутки, фиолетовые колготки, и уже через миг на это разноцветное месиво из тканей падает скрипка.

— Что играть?

— «Дьявольскую трель».

Ди прижимает инструмент к шее. Лицо бледнеет еще сильнее, руки трясутся, будто она едва сдерживается, чтобы не огреть меня скрипкой.

— Не пожалеешь потом?

— Только если не вспомню.

Ди касается смычком струн и начинает играть — быстро, метко, четко. Тонкой извилистой тропкой выкладывает дорогу в ад. Усмехается, зовет меня за собой и беззвучно шепчет: «Добро пожаловать домой». Я не узнаю этот дом, не вижу тропки. Я следую за музыкой. А музыка выдергивает из моего естества ниточку за ниточкой, распарывает до основания и вяжет меня заново. Неумело, криво, запутывая все больше и больше.

В висках молотом — тик-так. Снаружи — дорога в преисподнюю.

Добро пожаловать, добро пожаловать…

Танцуй, танцуй, танцуй…

Ди ускоряется. Я отстаю от нее, срастаюсь со стеной, жмурюсь, но музыка тянет, тянет меня дальше. Размазывает по полу.

Мам, включи на ночь каприс номер двадцать четыре. Я без него не усну.

Мам, я вчера чуть не утонула, представляешь?!

Мам, а давай погуляем?

Ма-а-а-м, научи меня кататься на велосипеде.

Мама!

Но мама не любила кататься на велосипеде и не гуляла со мной. А вот Паганини — гулял. Раскрашивал улицы в зелено-серый и постоянно куда-то торопился.

Я же торопилась только к маме — чтобы она погладила мои родинки на лбу и в очередной раз произнесла: «Тебя поцеловал бог». А я почему-то думала, что меня заклеймили в преисподней.

Мама считала, что ад простирается вокруг дома. Я — не могла жить в нашем раю. Мне было тесно. Я задыхалась и кого-то искала.

Или наоборот — пряталась. Под кроватью. Господи, как же мало оттуда видно! Я, например, однажды следила из-под кровати, как мама сует мой подарок ко дню рождения в шкаф, и ничегошеньки не разглядела. Но чтобы подружиться со смертью, крохотной полоски обзора мне вполне хватило. Эта дама… пахнет полынью и железом. Тикает. Как же бойко она тикает!

Мне было десять.

Часы сломались, а она по-прежнему тикает и марширует в ногу со мной.

Преданная подруга.

Музыка исчезает мгновенно.

Больно, больно, больно, больно, больно…

Мам, а давай погуляем?

Вечереет. Голова трещит, звенит, плавится. Слишком громкая в этом поселке тишина. В моем номере — особенно. Я в вакууме. Меня пеленает сон, но упасть на кровать я не успеваю — звякает телефон.

Черт. Забыла, что обещала Рите отчитываться каждый вечер. Она… волнуется. Да, волнуется. Узнать бы, почему.

Я наполняю легкие воздухом — до отказа — и распахиваю форточку. Горело-соленый запах вечера электризует меня, заряжает, как батарейку.

— Алло, — улыбаюсь я так, что вот-вот сломается челюсть. — Как ты?

Тяжелый вздох.

— Ну слава небесам. Где ты пропадала? Я уже собиралась ехать! Совсем сбрендила?

— Прости, — лепечу я. — Закрутилась.

— Ты что-то выяснила?

— Нет.

— Выкладывай, — рявкает Рита.

— Пока нечего выкладывать, честно! Сняла комнату у одной семьи. Хороший ремонт, отличная столовая…

— Не слышала, что там есть настолько комфортабельные условия.

— Илона и Павел очень гостеприимны…

— Кто? — Шуршание. Нервное хихиканье. — Ты что, прикалываешься?

— Нет, с чего бы? Прекрасная семья, и цены у них невысокие.

Армия мурашек ползет по спине. Из открытой ванной текут, пачкают меня обои-кровоподтеки.

— Илона уехала из поселка десять лет назад, — хрипит Рита. — Ее муж Павел погиб. Бред же! Аня… Аня, это реально они?

Меня лихорадит, комната теряет объем. Я будто погрузилась в 2D-игру и теперь могу ходить лишь вдоль стенки. Бежать или пятиться — без права повернуть. Драться или дрожать. Удобно, когда нет выбора.

— Она блондинка, — выдавливаю я.

— Блондинка.

— Любит возиться с помидорами и картошкой.

— Да.

— Йогу обожает.

— Да, мы с ней поэтому и общались. Тренировали друг друга.

— Муж тайно мечтает кататься на доске.

— Он погиб на доске! — Молчание. — Аня, родная, ты точно в порядке? — Голос Риты обволакивает меня приторной сладостью. Так сестра разговаривает, когда…

— Я здорова! — Слезы душат меня, и я пинаю коленом стену. — Здорова. Клянусь, это не галлюцинации.

Рита всхлипывает. Не верит, дуреха.

— Паша утонул. Да, он любил кататься на доске, но он, черт побери, мертв! А Илона переехала в город и долго лечилась у психолога. Вечные истерики, все дела. В доме Градинаровых никто не живет!

— Врешь.

— Нет, Аня! — рыдает Рита. — Умоляю тебя, возвращайся! Пожалуйста! Или я подключу маму, и тогда за тобой приедет твой психиатр!

— Как, по-твоему, я могла их выдумать? Ты же сама сказала, что они существовали!

— Возможно, ты вспомнила соседей, и твой мозг спроецировал прошлое.

Возможно, ты дружила с ними, откуда я знаю! Аня, хватит. Эта затея ни к чему хорошему не приведет. Где ты живешь? С кем? Почему там? Книга не стоит твоего рассудка. Возвращайся.