Чувствуй себя как дома (СИ) - Британ Мария - Страница 47

Я где-то слышала это слово. Точнее — видела…

Конечно!

Золотистая надпись переливалась в свете монитора, а противный голосок пищал:

— Еще три минуты.

Борька Иглов. Ученик, способный разозлить меня за секунду. Мальчишка, обожающий дорогие часы. Часы, тикающие-бьющиеся громче моего сердца.

Захар

ДО

Я вламываюсь в спортзал с твердым намерением схватить Лиду за волосы и выдрать ей пару клоков. Но — немею. Внезапно, необратимо. Мой тренер, жизнерадостный и яркий, сидит на полу. Вытирает слезы и потекшую тушь.

За окном темнеет. Целый день я был на задании. Чертовом задании, не позволившем мне поговорить с Торой. И прежде чем возвращаться туда, где Хлопушка возненавидела меня, я должен разобраться, из-за чего. Или из-за кого.

— Прости, Захар. Бруно… — всхлипывает Лида. — Бруно понял, чем она занимается. Понял, где. Понял, кто ее прикрывал. Я думала, он убьет меня.

— Да ничего он не сделает, — отрезаю я. — Но если Тору уволят… В общем, она не переживет этого.

Лида бросается мне на шею.

— Прости меня! Прости, прости!

Ее яркость исчезает вместе со слезами. Она полиняла. Ей нужен хороший стиральный порошок или химчистка. А впрочем, и это не поможет.

— Я так хотела романтики! Потащила его на крышу, дура! Я ведь не знала, что вы там! — Лида закусывает губу и отстраняется. — Бруно увидел проклятую шестеренку и сразу смекнул, что я в этом замешана. А ведь он запретил нам даже прикасаться к разработкам Zahnrad! Мы поссорились, он обыскал мой кабинет… Все перерыл! И нашел записи Торы.

Она вытирает слезы тыльной стороной ладони. Ее фигура, сутулая, потускневшая, выглядит неестественно в спортзале. И, наверное, гантели и мячи распадутся на атомы, если их хозяйка сейчас же не наденет ярко-розовые лосины.

— Почему ты с ним?

— Потому что он — мой дом, — криво усмехается Лида.

Я бреду в нашу комнату. Вокруг — месиво часов, людей, лиц-циферблатов. Нет, я не чайник. И Тора тоже. Чайник — это завод Zahnrad. Это корпус, где мы живем. Я слышу, как он нагревается. Я чувствую, как мы превращаемся в накипь.

Иногда стоит просто закрыть глаза.

Закрыть глаза.

Закрыть.

Я спотыкаюсь и проклинаю ступеньки, скользкий пол, темноту, звезды. Я добрался до них, но… как теперь спуститься?

Нырнув в спальню, я замечаю на кровати записку. Крохотную. Пахнущую яблоками. Не в себе от волнения я разворачиваю ее.

«Ложись спать, буду поздно. Хочу проветриться. Целую».

Целую.

Она не злится! Она все поняла!

Облегченно выдохнув, я придавливаю себя одеялом и молюсь, чтобы Хлопушка вернулась. Чтобы прокричала: «люблю тебя!» Чтобы сыграла на скрипке. Чтобы мини-губы больше не калечило проклятое «ненавижу».

Я не сплю. Не сплю. Не сплю.

Сегодня утром Тора загадала кролика. Интересно, что бы она загадала сейчас?

В комнате темно, но это и к лучшему. Я представляю, как протягиваю руку и дотрагиваюсь до Торы. Как глажу ее волосы, губы, ключицы.

Она рядом — чуть выше звезд. Мне просто нужна лестница подлиннее. На пару ступенек.

Семь утра. Торы нет.

Я распахиваю окно — слишком разит вчерашним «ненавижу». Моя одежда пропахла им, вытеснила аромат яблок.

Мне все приснилось.

Приснилось.

Я выскальзываю в коридор и сливаюсь с толпой. Стая спешит на работу.

Где-то играет музыка.

Если прижать ракушку к уху, вы не услышите шум моря. Это миф. На самом деле звуки проехавшей машины, цокота каблуков длинноногой красавицы, движения крови в организме резонируют со стенками ушной раковины. Но стоит закрыть глаза — и ты на песчаном берегу.

Я взлетаю по лестнице — к кабинету Бруно. Мне нужно ему все объяснить. Он поймет.

Мифы превращаются в реальность, если зажмуриться. Просто закрыть глаза и представить, что ты мчишься к звездам.

Я сталкиваюсь с Екатериной Константиновной и бормочу извинения. Мне в спину, точно в мишень для дартса, летят ругательства. Екатерина Константиновна не знает, как за секунду добраться до моря. А ведь это легко: прислони ракушку к уху. Закрой глаза.

Я вхожу в кабинет Бруно без стука, задыхаясь от волнения.

— Захар… Доброе утро.

Герр Шульц расплылся в кресле бесформенным облаком. Ногти стучат по столу. Поссорился с ногтерезом?..

Опустившись на стул, я спрашиваю:

— Где Тора?

Бруно пристально смотрит на меня и щелкает ручкой.

— Без понятия. Но мы с ней обсудили далеко не все.

— И я…

— Ты не думай, — перебивает он меня, — я не монстр. И не убийца.

Я глотаю нервный смешок.

— Правда?

Щелк-щелк-щелк — ругается ручка. Цок-цок-цок — возмущаются ногти.

— Ты малолетка. Неотесанный пацан. Недоучка. — Бруно раздувается, как огромный парус. Кресло под ним трещит. — Как по-твоему, зачем я вас нанял? Чтобы убивать? И не говори о домах. Они заслуживают…

— Даже Чайка? Даже она заслуживает?

Болевые точки у всех одинаковые, и плевать, что у тебя внутри — шестеренки или кровь. Я хороший спасатель и — плохой собеседник.

На лице Бруно проступают красные пятна. Пальцы каменеют. Ручка падает, укатывается под стол.

— Да, — шипит Бруно, наклоняясь ко мне. — Даже она.

— Вы по ней не скучаете?

— Я ненавижу чаек. И ненавижу магнолии.

— Именно поэтому вы плакали?

Он хватает меня за воротник и встряхивает.

— Найди Тору, Захар. Я обещаю, что не заставлю ее выплачивать штрафы. И не уволю. Она — наш единственный шанс.

— Хорошо, — киваю я, а сам прокручиваю в голове вчерашнюю сцену.

Тора исчезла. Тора обманула нас.

Тора ушла в свободное плавание.

Интересно, она до сих пор считает, что я ее выдал? До сих пор проклинает меня? Что, если в эту секунду она стирает со стен Ворона отпечатки наших ладоней?

Глупая, глупая девочка. Ты не оставила мне ничего, кроме снов. Так нечестно.

Слышишь?

Нечестно.

— Она пропала, — заявляю я, переступив порог кабинета Лиды.

К ногтерезу заглянула и Ди: она переминается с ноги на ногу, готовая в любой момент разбить Zahnrad. Но сегодня нам угрожают не дома и даже не кот с отросшими ногтями. Мы слабы без Торы. Все до единого.

Лида сползает на стул, вцепляется пальцами в колени. Слезший лак напоминает японские острова.

— Мы найдем ее, — продолжаю я.

Часы выстроились в ряд на длинной полке. Ди гладит циферблаты и морщится:

— Смеешься? Если она пропала, то это его рук дело. Его! Он убьет Тору. Или уже убил.

Я смотрю в потолок и вижу лицо Бруно. Перекошенное, как Пизанская башня. Он ненавидел нас с Торой, часы, Лиду, Ди. Магнолии и чаек. Нет, он не знает, где она. Бруно не умеет играть на публику. Бруно плохой актер.

— Он не виноват.

— Захар прав, — подает голос Лида. — Он нормальный.

— Да нифига! — багровеет Ди, сжимая кулаки. — Ни-фи-га! Он псих!

Я качаю головой.

— Псих, которому позарез нужна Тора. Мы будем ее искать. Хотя бы потому, что это задание твоего начальника.

— Или хотя бы потому, что ты неудачник, и она тебя бросила, — парирует Ди.

— Иди к дьяволу.

Все не так страшно. Закрой глаза. Просто закрой.

Я скучаю, Тора.

Танцуй, где бы ты ни была, играй на скрипке, но не уезжай на море. Ты ведь не устала? Я буду ждать вас с Вороном. Обещаю.

— А если это действительно Бруно? — Ди подходит ко мне вплотную. Мы почти соприкасаемся лбами. — Что тогда?

— Тогда я закопаю его.

Расцарапаю изнутри. Вырву сердце. Закрою глаза и пойму, что на ощупь оно такое же, как мокрый надувной мяч.

Я сыграю им в волейбол.

— Как же вы ошиба-а-а-етесь, — шепчет Лида. Слезы высохли, и черные подтеки разделили ее лицо на островки. Хонсю, Сикоку, Кюсю и Хоккайдо, не иначе. — Как же вы ошибаетесь, ребята.