Чувствуй себя как дома (СИ) - Британ Мария - Страница 60

Ну что, Вячеслав? Не помер еще? Тогда ты или бог, или Zahnrad. Другие давно в отпуске. Поздравляю! Мы почти у финиша. Садись в угол и попытайся не дышать. Угарный газ убьет тебя раньше, чем щупальца люстры.

Сегодня у меня важный день. Я поговорю с ней — абсолютно точно. Она все-таки сделала ремонт, представляешь? Граммофон купила. И на пороге — тапочки с помпонами, не сомневаюсь.

Как же я надеюсь, что у нее есть пластинки с «Наутилусами»! Мы станцуем под них.

Запах яблок… Он повсюду. Тора повсюду, а я слепой дурак. Девочка-вишенка мне это доказала.

Моя история закончится через час. Допишу ли я ее? Исполнится ли нам тридцать четыре? Или нашего «мы» не станет?

Да к черту нас.

Спасайся, Вячеслав. Уверен, до звезд тебе не хватает всего двух ступенек.

А я пойду.

И… На всякий случай прощай. Выбей этому дому зубы. Прицелься хорошенько, не дрейфь.

И помни: иногда нужно просто закрыть глаза.

Анна

ПОСЛЕ

Я возвращаюсь к нему, к этому несчастному крошечному комку. В нос бьет запах отвратительной могильной сырости. Но тот, кого я похоронила, жив. И плачет.

— Они нашли меня, — бормочет Темыч. — Какие же они злые!

Я опускаюсь на колени.

— Кто?

— Монстры.

Темыч жмурится и сжимает кулачки. Он всеми силами отгораживается от меня.

— Нет, что ты. Они… передумали на нас нападать и ушли в лес.

— Больно… Мне так больно!

Его бледная кожа будто светится в полумраке подвала. Или могилы?

Я глажу Темыча по макушке. Ну же, мальчик, открой глаза…

— Где больно?

— Везде… Они сожгли нас. Сломали и сожгли.

По лбу Темыча стекают капельки пота. Меня же бросает в холод. Сожгли. Темыч точно сросся с почерневшими стенами, забрал у обугленного скелета частичку ожогов.

На языке вертится вопрос, на который я уже знаю ответ:

— Как тебя зовут?

— Ворон.

Я отстраняюсь и мотаю головой. Мысли путаются. Что произошло, пока я воевала с Илоной? Кто этот маленький человек, называющий себя птицей? Что, если он всего лишь микрофон Ворона?

Нет… Темыч не заслуживает того, чтобы его нашли монстры.

— А меня? Как меня зовут — помнишь?

— Аня… Почему, почему ты сбежала? Мне было так страшно.

Я обнимаю Темыча за плечи. Сложно сказать, кто в нем говорит — маленький мальчик или Ворон, но это и неважно. Я бросила их обоих.

— Прости. — Я целую его в лоб — какой же он горячий! — Пойдем домой.

— Я дома. И я горю, — всхлипывает Темыч. — Где твой ворон? Ты научилась плавать? Захар обещал, что научит. А еще — что отвезет меня на море. Веришь? Море ведь холодное. Оно собьет мою температуру.

— Да очнись же ты!

Я в панике обыскиваю подвал. Ничего, кроме пыли, червей и тиканья. Проклятого тиканья. Взгляд цепляется за маленький пушистый комок под лестницей.

Да это же плюшевый кролик!

Я хватаю его и протягиваю Темычу.

— Открой глаза! Смотри. Он скучал по тебе.

Мальчишка отталкивает меня, и с его губ срывается крик.

Все затихает. Даже тиканье приглушается. Мы молчим нестерпимо долго. Я теряю счет времени, но снова и снова прикасаюсь губами ко лбу Темыча и с облегчением чувствую, что температура падает.

— Аня.

Я вздрагиваю. Как странно… Совсем недавно я не могла различить интонации Темыча и Ворона, но теперь я ни за что их не спутаю. Маленький мальчик вернулся. Когда-то мне казалось, что Темыч сумасшедший, что как только он вырастет, покалеченные люди заменят ему покалеченных жирафов и кроликов, но… Он просто ребенок. Он просто защищается от монстров. Для обычных детей они вымышленные, а для него — огромные, с сердцами-шестеренками и скрипящим голосом. Ему не повезло. Он проиграл в лотерею.

— Прости, — повторяю я. — Как ты?

Темыч подтягивает колени к груди.

— Я не хочу слышать. Мне страшно. Что со мной? Почему я?

Я обнимаю его сильнее прежнего и шепчу:

— Не надевай больше на голову пакет, ладно? Я подарю тебе рыцарский шлем.

Теперь я плаваю каждый вечер. Когда кожа пляжа очищается и море — слава небесам! — выплевывает туристов, пахнет свободой. Я люблю блуждать по берегу в одиночестве и думать об акуле.

Пролетела неделя. Илона так же приветлива со мной, как и раньше. Она не возвращается к тому разговору, я — тоже. Он мне приснился. Я внушаю себе это изо дня в день. Мы с Темычем часто лечим его плюшевых друзей, читаем комиксы и спорим, кто лучше — DC или Marvel.

— DC крутые, — заявляет Темыч. — У них есть Флэш. Ты представляешь, как ему подфартило?! Этому парню не нужно платить за билеты в Прагу!

— Почему именно в Прагу?

— Это далеко, и там, наверное, нет живых домов. А еще там красиво. Я по телеку видел.

Мы идем на пляж, и его лицо вытягивается, как только я достаю свое полотенце:

— Ничего себе! У меня такое же, но я его потерял…

Я стараюсь избегать Павла, ведь во мне по-прежнему бьется сердце дома. На днях я забрала Облако и постирала его, но Ворон уже проник в стеклянные глаза кота. Уже поклялся, что исполнит мое желание.

Порой на меня накатывает волна паники. И тогда я запираюсь на ключ и не высовываюсь из номера. Разве что иногда прогуливаюсь в столовую. Лида постоянно на меня пялится. Если бы ее взгляд резал, я бы давно превратилась в бумажную снежинку.

Обычно страхи рассеиваются под вечер. Дом расслабляет тиски. Мы с солнцем свободны по очереди. Когда я прячусь, оно обнимается с раскаленной землей. Когда прячется оно, я бреду к морю и звоню Рите. Дарю ей шум волн через динамик телефона.

— Все нормально?

— Все нормально.

«Нормально» — мое любимое слово. Моя цель. Я отпросилась с работы еще на неделю — чувство, что подрывник вот-вот откроет свою тайну, не покидает меня. Когда-нибудь я забуду о домах, но сейчас прошлое непозволительно близко — за стеной. Пальцы провалились в нее, как в картон.

От мрачных мыслей меня отвлекает книга. Я пишу ее днями напролет. Если бы не Темыч, я бы вообще не выходила из номера. Мне до дрожи хочется проверить сюжет на достоверность. И опять я запираюсь, а ключ сую под подушку. Но чем дольше я противлюсь чарам дома, тем паршивее получается текст.

Однажды я едва не поддалась Ворону. Дверь в комнату видеонаблюдения кто-то открыл, — должно быть, это Темыч искал кролика — и я увидела фото Илоны и Павла-серфингиста. Голова раскалывалась от вопросов и сомнений. Что, если украсть его? Что, если похоронить фото в урне, среди шкурок бананов и помидоров? Что, если у Илоны забрать последнее напоминание о первом муже?

Стиснув зубы, я прошла мимо и в этот день не написала ни строчки. Думаю, дом был в ярости, но не желал сдаваться, потому что на следующее утро я вернулась к работе.

Я все отчетливее осознаю, что внутри меня живут две Ани: та, чьи родинки на лбу — рубцы от ампутированных рогов, и та, кого поцеловал Бог. Первая — зеркало, в котором отражается дом. Вторая — зеркало, в котором отражается старая Аня. А старая Аня пишет скучно.

Но я не вытаскиваю ключ из-под подушки. Я пишу книгу и не смотрю в зеркала.

Мне остается завершающая глава, и я отправляюсь на пляж — нужно развеяться. На часах — пять вечера. Море штормит, людей нет. Волны черные-черные, сплошная нефть. Ветер путается в волосах, а я — в нем. Я не надела купальник, решила, что холодно. Но сейчас, глядя на кипящую нефть, я не могу удержаться и снимаю обувь.

Когда идешь в гости — всегда снимай обувь.

Новая Аня меняет курс и разворачивается с юга на север. Теперь пальцы протыкают стену насквозь, а лицо застывает в бетоне. Если напрягусь, проломлю барьер. От прошлого меня отделяет миллиметр.

Здравствуй, акула. Я снова к тебе.

Волны не сбивают с ног. И все же море засасывает меня, тащит навстречу акуле, и я не сопротивляюсь. Разгадка близко.

Я ныряю. Вода щиплет глаза. Но это и к лучшему — боль неплохо отрезвляет.