Женитьба и другие злоключения принца Кармаэля. Книга 1 (СИ) - Этери Анна - Страница 3

— А чего это Ваше Высочество улыбается? На графскую дочь глаз положили? — склонившись, зашептал мне в самое ухо Венди. — Ты смотри, ее папаша уже давно обдумывает, как бы вас поженить… — Я вздрогнул. О чем не мечталось, так это об узах брака. Под моим укоряющим взглядом Венди, мой друг и сын канцлера, не смутился, а даже имел наглость задорно подмигнуть.

— Умеешь ты настрой испортить, — зашипел я, поудобней усаживаясь в кресле. На деле я был рад его видеть — хоть одна знакомая физиономия, не желающая обессилить меня нескончаемыми церемониями и ритуалами. Он отвесил мне поклон. А может, я и поспешил с выводами.

За подносом с золотыми побрякушками последовали ковры из Садовии, шелка из Клеменции, тонкий фарфор из… демон знает откуда… из такой дали, что, как его по дороге не разгрохали, ума не приложу.

Один поздравитель разлился настолько длинной речью — должно быть, несколько суток напролет сочинял — что отец, видно, придремал, опершись подбородком на ладонь; один глаз у него был закрыт, а другой открыт и как-то странно остекленел. Вот что значит быть великим императором! — спать у всех на виду, не вызывая подозрений. Завидую! Такой высокой техникой я не владел и чуть с кресла не свалился, уснув под изысканные речевые обороты. Венди вовремя за плечо придержал, а то бы здорово растянулся.

Когда внесли окованный медью сундучок, наполненный золотыми монетами, мы с Венди сразу оживились, прикидывая, на что потратить.

— В казну! — безапелляционно повелел отец, сопроводив восклицание широким взмахом руки.

— Жаль. Таверны бы не устояли, — уныло прокомментировал Венди, взирая на уплывающее из наших рук богатство.

Я уже начал мечтать об обеде, как о спасении из этого замкнутого, злокозненного пространства — тронного зала — находясь в полуобморочном состоянии; со вчерашнего дня во рту ни крошки! Как вдруг что-то изменилось. Я это почувствовал чуть ли не физически. Отец сказал, что это у нас в крови. Чувствовать темных. На бессознательном почти уровне.

Их процессия потянулась от дверей. Впереди всех вышагивал высокий и тонкий, словно жердь, кэшнаирец с желтыми, как у змеи, глазами и вселенской тоской во взоре. На нем висело черное с золотыми узорами одеяние, подпоясанное широким поясом. На голове какой-то трудно определяемый убор, напоминающий сцепившихся насмерть черно-золотых змей.

— Зурус Эль’Саапрана, сераскир*, — шепнул отец. — Лично приехал тебя поздравить. (Военный министр*)

— Какая честь.

Я смотрел на отца, не понимая, кто из нас первый свихнулся. Министр! Темной империи! Во дворце! А папа спокойно сидит и даже как будто посмеивается. Ну-ну, посмотрим, что мне этот сераскир презентует. Я расслабился. Не я же император. Если отец считает, что все хорошо, мне-то чего волноваться?

Министра сопровождали с десяток воинов в черных формах с золотой вышивкой, волосы их были замысловато заплетены в косы, согласно варварским обычаям Кэшнаира. У них все мужчины устраивали на головах бог весть что, в то время как женщины ходили исключительно с распущенными волосами. Вот и пойми их.

Придворные и гости появлению темных удивились не меньше моего: по залу прокатилась волна недоуменных вздохов, возгласов, случилась даже пара обмороков наиболее чувствительных дам и… как мне потом рассказали… грохнулся без чувств наш министр просвещения. Кое-кто из мужчин был готов схватиться за оружие (и я в том числе), но никто не рискнул при императоре обнажать сталь и оскорблять императорских гостей, тем более что те заявились без каких-либо средств самообороны. По крайней мере, внешне. Что у них там под покровами одежд один Лагас ведает.

Притронувшись поочередно ко лбу, губам и сердцу, Зурус Эль’Саапрана соорудил причудливый, витиеватый поклон и сверкнул желтыми каменьями глаз. Мне сделалось не по себе. Вот сейчас из-под своего балахона вытащит кинжал, и мне прямо в сердце. Ему, конечно, отомстят, и потом еще долгие годы будут мстить всем темным, устраивая жестокие, кровопролитные рейды на их города. Меня же похоронят с почестями, как героя… или невинно убиенного младенца?! Демоны! От этого всего ничуть не легче.

Зурус действительно запустил руку под свои многослойные одеяния (я напрягся, вцепившись в подлокотники кресла) и эффектным жестом вынул из-за пазухи… свиток. Я выдохнул. Не министр, а прямо фокусник!

Бумага была тисненной золотом и перевязана красной лентой. Кэшнаирец церемонно распустил ленту, раскрутил свиток и, дождавшись кивка императора, моего отца, принялся читать. Я долго вслушивался в его монотонный, хотя и не лишенный определенной красоты голос, полный «сладкозвучных» шипящих и гаркающих звуков, ни бельмеса не понимая. Эх, узнал бы об этом мой учитель по кэшнаирскому языку, наверняка бы покраснел за своего ученика. Впрочем, кое-что я все-таки уловил. Сия «депеша» была от самого императора кэшнаирской империи… «Эргрегори Со-Нэйрон вэн Астарта»… «ренте грен интерта»… ну типа во имя мира… «ту солишир»… этот великолепный дар. Дальше я вообще не разобрал ни слова, разве что свое имя, затесавшееся в контексте. Меня явно сердечно поздравляли. Надеюсь, в качестве подарка не спалят дворец. Кто знает этих темных.

На лице отца была совершенно серьезная, задумчивая мина. Мама взирала на посла с легкой улыбкой снисхождения и, как мне показалось, иронией. А Патриция светилась, словно начищенный доспех, и ерзала на кресле, как на иголках. Ежа ей, что ли, подложили? Что-то она там, в словах этого Эль’Саапрана, разобрала. Эх, Пати, Пати… Не зря у нее высокий балл по кэшнаирскому языкознанию. А мне учиться надо лучше! Вот и эта чудная девчонка из сада пролепетала что-то непонятное, а я… Не понял! Что она там сказала-то? Дай Лагас памяти. И, главное, на каком?.. Я выпрямил спину и напряженно втянул ноздрями воздух. Какого сакрахара в нашем саду рыскала темная? Кто ее туда пустил? Отбилась от стаи?

— Ну, и что ты об этом думаешь? — шепнул мне отец.

— Хорошо читает. — Он покосился на меня с подозрением, и я ляпнул первое, что пришло в голову: — За душу берет.

Император тяжело вздохнул — ну что еще-то? — и жестом призвал стоящего за его троном канцлера; Араберто склонился к нему, выслушал шепот на ухо, выпрямился и почтительно кивнул. Эль’Саапрана к этому времени уже закончил свой длинный монолог и, раскланявшись так, будто на ровном месте споткнулся, отбыл, влившись в свой дружный темный коллектив. Канцлер занял его место, поклонился и, развернув свой свиток, начал читать. С первых строк стало ясно, что это тот же текст, что читал кэшнаирец, только уже на нашем, саразийском. Чем дальше я слушал, тем больше недоумевал… и зеленел… от злости. Еле дождался конца чтения документа, заключающего в себе всю мою судьбу, и, отговорившись «хлебнуть водички», выскочил из тронного зала через служебный выход. От гнева внутри все кипело. Так и знал, что этим кончится!

Отец вошел в комнатку следом за мной и неслышно притворил дверь. Лицо у него было не то чтобы виноватое, но мне хотелось так думать.

— Ни за что! — сразу обозначил я свою позицию. Тут надо сказать, что у кэшнаирцев был совершенно дикий обычай: они дарили невест! Я об этом, конечно, слышал, но никогда не думал, что мне перепадет такое счастье. Причем дарили не абы кого, а Первую принцессу Кэшнаирской Империи! Что на политической арене подразумевает заключение мира, разумеется, если я приму дар, то есть женюсь на ней. — Чтобы я и темная… Да ни за что! Пусть меня лучше демоны растерзают! Или заживо сожрут! Но это… Лучше бы меня маленьким в колыбели задушили! Или каретой переехали! Или камнями забили! На худой конец, я бы сам упал с лошади и свернул себе шею! — От перечислений вариантов собственной кончины стало легче. Но, меряя шагами крошечную комнатку, я чувствовал, как меня одолевают мрачные мысли. — Все знали, все! Один я, как дурак — ничего! — Я уставился на отца, севшего на стул в углу.

— Кто «все»?

— Да все… Пати, например. Несколько дней надо мной потешалась. Да в ее взгляде можно было прочесть всю мою судьбу как поэму! — Это я загнул.