Перевал (СИ) - "Эвенир" - Страница 18

А ещё в этот же самый миг вспомнил Родрик нарядного дворянина в гостиной принца и его желание заполучить себе женщину эалов. Чтобы спаривать её, эту «женщину», с рабами. Чтобы рожать чистокровных рабов. Показалось тогда Родрику, что из-за горных хребтов, из залитых кровью арен и душных гаремов тянутся к его мальчику жадные руки и нет им числа. Крепко прижал он к себе разомлевшего эала, пряча слёзы в серебристых прядях. Никогда в жизни не испытывал Родрик такого ужаса. А с ужасом пришла решимость: он сделает всё, чтобы спасти доверившегося ему юношу. Сровняет с землёй и Гнездо, и Карнаг, и Бернику, и Логосс, и Каер-Эал. Его преданность теперь принадлежит не королю и даже не стране. Она принадлежит вот этому волшебному существу, так доверчиво задремавшему в его руках.

Следующей ночью обрушился на Белое Гнездо настоящий зимний буран. Завывал в ущелье ветер, стонали в долине вековые кедры, и вздрагивал во сне Альхантар, теснее прижимаясь к Родрику, будто в поиске тепла и защиты. Три дня снег валил, не переставая, а на четвёртый день, когда улеглась пурга и все рабы и слуги в крепости вышли во двор, чтобы очистить его от снега, новая рабыня Анинда неожиданно бросилась Родрику в ноги. Лишь тогда вспомнил лорд о последнем караване, прошедшем через Поющий. Из которого нынче в живых остались только двое, те, которых он купил.

Новая пара быстро прижилась в Гнезде. Они оказались красильщиками, попавшими в рабство за долги. Хозяйственный кастелян Борс открыл им кладовые, где нашлось что-то полезное для их дела. Что-то, позволившее выкрасить шерстяную пряжу в ярко-синий цвет, прежде невиданный в Гнезде, а заодно провонять крепость необычайно крепким духом. Родрик решил было вмешаться в хозяйственные дела, но Аль похвастался пледом небесного цвета, так удивительно подходившего его глазам, и оказалось, что не так уж плох этот запах. Да и нелепо лорду беспокоиться из-за такой ерунды. Может, ещё окорока в погребе пересчитать?

Родрик присматривался к Анинде, замечая округлившиеся бока, налившиеся груди, подросший живот. А вот его Аль оставался все таким же гибким, тоненьким мальчишкой, которому под рубашку будто в шутку засунули арбуз. Эал смеялся:

— Так и должно быть, мой свет! Омеги редко набирают вес во время беременности, да и дети у нас рождаются меньше человеческих. И растут медленнее. А я, знаешь, такой счастливый. И я теперь знаю, все будет хорошо!

Лохматый Месяц боднул Аля в бедро, напоминая о себе. Эал засмеялся, обнимая старое чудовище. Не сдержал смеха и Родрик:

— Что ты тискаешь это чучело вонючее? Хочешь, я тебе зайку добуду или котёнка?

— Нет, что ты! Он милый. На тебя похож.

— Ну да, масть та же, — согласился Родрик с сомнительным комплиментом. — Знаешь, почему его так назвали? Видишь, у него на груди такая белая отметина, как серп? На молодой месяц похоже. А ведь это недостаток для породы, они все должны быть чёрные, безо всяких месяцев. Вот, наш кеннел-мастер Менарг, ты его знаешь? Как это — нет? Может, ты и на псарне не был? Это надо исправить. Но ладно, так вот, Менарг хотел этого щенка… Гхм… Ну, ты понял.

— Убить?! — испугался эал, обхватив за шею огромного пса. Тот от неожиданности тявкнул щенячьим дискантом.

— Ну да. Это же псарня, Аль, там надо породу сохранять. Ну, не реви, ты что?

— Не пойду на твою псарню. И этого твоего Менарга знать не хочу.

— Ну и не надо, так даже лучше. Рассказывать дальше? Так вот, этот Месяц, как почуял, удрал из псарни и, видимо, шлялся где-то по крепости, а я, ну как сказать, заснул не в своей постели. Утром натягиваю сапог, а он не влезает мне на ногу! Так вот, этот зверь, тогда вот такой, в две ладони, забрался ко мне в сапог. А когда я его достал оттуда, он тяпнул меня за руку и помочился мне на колени. Конечно, мне пришлось оставить его себе. Характер важнее окраса, а порода, она в характере.

Оказалось, что у омег, как и у человеческих женщин, мозги работают по-другому, мужчинам не понять. Вот и эал, став внезапно серьёзным, спросил, не поднимая глаз:

— А у тебя дети есть? Здесь, в крепости? И вообще?..

— Два сына и дочка. Это те, которых я признал. Ещё есть один сын, но его мать не живёт в крепости. Она замужем, дама хорошего рода. Её муж не знает, что мальчишка мой.

Молчание протянулось, и было оно недобрым, холодным каким-то, будто двое чужих людей присели за стол в таверне. А потом Аль сказал тихо-тихо:

— Я хотел бы тоже. Родить тебе сына.

— Я бы тоже этого хотел, мой зайка, — Родрик осторожно обнял эала. — Но вдруг родится омега?

— Нет, от смешанных браков рождаются только беты, — засмеялся Аль. — Кровь эалов себя бережёт.

Старшего сына, уже взрослого, восемнадцатилетнего Ренольда, Родрик показал Алю назавтра из окна, когда парень вёл отряд в дозор. Эал неохотно покидал покои лорда, уверенный, что каждый встречный заметит его интересное положение. Родрик выводил мальчишку на прогулку, спускаясь по боковой лестнице в небольшой внутренний двор, по его приказу очищенный от снега. Они бродили по узким дорожкам между покрытыми инеем деревьями, болтая о мелочах, о том, какие цветы посадят здесь весной, и нужно ли устроить кормушку для птиц уже сейчас, и имеет ли смысл практиковаться в стрельбе из лука во дворе в двадцать шагов длиной. Маленького эала не было видно под тяжелой зимней одеждой, лишь островатый носик торчал над медвежьей шубой, да блестели из-под пушистой шапки глаза-незабудки, но Аль все равно боялся, с опаской косился на окна, выходившие во двор, прислушивался к шагам караула на галерее да прятался за спину Родрика при каждом подозрительном шорохе. Прогулку он воспринимал как испытание, а после забирался с ногами на постель с листами драгоценной веленевой бумаги, на которой грифельной палочкой выводил аккуратные строчки, хмурился, стирал написанное и снова писал. На вопрос Родрика ответил, что пишет перевод эальских поэм и легенд на язык Берники.

— Вам же вроде бы запрещено рассказывать о себе? — удивился Родрик.

И услышал в ответ горячее:

— Никто больше не имеет права мне запрещать! Только ты. Но ты ведь не против?

— Конечно, пиши! — ответил лорд. — Я и сам прочту, если ты мне дашь.

Эал обрадовался, полез обниматься, прикусил мочку уха, завздыхал томно. Родрик привычно обнял любовника, скользнул ладонью за пояс, обхватил маленькую ягодицу, погладил пальцами дырочку, уже влажную, готовую. Полетели в сторону листы бумаги, грифель, сапоги, пояс, рубашки, штаны…

Это случалось с ними часто, почти каждый день и несколько раз за ночь. Родрик не мог насытиться своим юным любовником, да и Аль оказался безмерно чувственным, жадным, даже требовательным. Нежась в объятиях своего лорда, он будто пытался оправдаться:

— Это из-за беременности. Я слышал, взрослые омеги говорили, что беременность — это как затянувшаяся течка. Это нужно ребёнку — чтобы омега испытывал желание и получал удовольствие.

Однажды Родрик спросил, усмехнувшись:

— Течка? Это что же, как у сук?

Эал нахмурился, засопел обиженно, уполз под своё одеяло. Пришлось обнять его, поцеловать пушистую макушку, попросить прощения:

— Не сердись, маленький, это просто так вырвалось у меня. Просто странно это так, у меня в голове не укладывается.

Долго обижаться Аль не умел и уже через минуту потирался влажной попкой о бедро любимого, объясняя с придыханием, видимо, цитируя какого-то эальского мудреца-омегу:

— Мы не вольны над тем, какими нас создали Силы Света… Наша природа — это наша ноша, но не вина.

Позже Родрик все же вернулся к опасной теме.

— А как ты, Аль? Течку как переносил? С кем-то из рода?

— У меня не было ещё, — ответил мальчик, робко розовея прозрачными ушками. — Но если бы пришлось, то да, отец привёл бы кого-нибудь из своих людей. Как правило, семейного альфу с хорошей репутацией. А вскоре после этого меня бы выдали замуж. Не знаю за кого, у меня ещё не было жениха. Но, наверное, в род Западной Воды, так у нас принято.

Если бы не постельные забавы, Родрик и вовсе бы заскучал в крепости. Обычно он не сидел за стенами, разве что в самую злую непогоду. Горцы знают тайные тропы, по которым можно пройти в любое время года, знают, как не сбиться с пути в метель и переждать буран в снежной норе. Знал это и Родрик и поэтому часто водил дозоры, устраивал вылазки в Логосс и, уж конечно, в другое время не преминул бы разыскать пропавший в начале зимы караван. Ведь там по меньшей мере серебро нашлось бы, оружие у стражников, хорошие меха, драгоценности… Но не мог он оставить своего Аля одного, даже верному Кейну не мог доверить опасную тайну. Вот и приходилось сидеть в четырёх стенах, выслушивать донесения разведчиков, выводить мальчика на прогулки да наблюдать за беременной Аниндой, с каждым днём хорошевшей, наливавшейся тихим сиянием.