Самая главная злодейка (СИ) - Ильина Ольга Александровна - Страница 11

то я доверяю ему свою жизнь, и очень бы не хотелось в итоге

получить удар в спину.

ГЛАВА 3 Диады

«Не надо было ее отпускать» — подумал Эвен, когда Клем

скрылась за поворотом коридора. Но что он мог сделать? Запретить?

Такой команды не поступало. Инар вообще в последнее время был

крайне молчалив и мрачен. Эвен старался не лезть и глупых советов

не давать, понимал, как ему не просто. Повелитель привык всегда все

держать под контролем, просчитывать и выверять каждый свой шаг, а

сейчас у него выбили почву из-под ног, и кто? Та, кому они все

должны беззаветно доверять, та, что привыкла играть чужими

судьбами, как пешками на шахматной доске.

Возвращаться в комнату смысла не было, он давно не спал, да и

Инар скорее всего уже в своем кабинете пытается заглушить боль

работой. Так и оказалось, едва войдя, он увидел холодного,

сосредоточенного и мрачного повелителя, просматривающего запись

допроса Сирель де Лиар.

— В который раз ты смотришь эту запись? — спросил он,

присоединившись к другу.

— После столь своевременной смерти Элмира, это наша

единственная зацепка.

— И если бы не папаша де Лиар, ты бы ее вскрыл.

— Она единственная зацепка, — мрачно повторил повелитель.

— А этот допрос просто глупый фарс, пустышка.

— Как и допрос того полукровки — невольного убийцы и еще

десятка сотрудников Тайной Канцелярии.

— И тебе не кажется это странным?

— Мне все в этом деле кажется странным, но сам знаешь, пока

ты так зациклен на одном, ты рискуешь пропустить другое, что-то

более важное.

— Мне нужна эта девчонка, нужны ее воспоминания,— словно

не слыша его слов, проговорил Инар, впившись взглядом в

проекцию. — Но ты прав, можно действовать и по-другому. Мы

пустим слух, что девчонка была очень близка с сестрой, пока не

помутилась в разуме. И что именно поэтому я не спешу разрывать

помолвку.

— Хочешь сделать из девочки приманку? А не слишком ли

это…

— Она уже втянута, — резко оборвал друга повелитель. — И

она знает, на что идет.

— А ты-то сам знаешь?

— У нее будет прекрасная защита помимо статуса моей

невесты. Вряд ли они станут так рисковать, но если все же рискнут —

Халиэль справится.

— А ты сам? Справишься?

— Намекаешь на мою совесть? Поверь, ради того, чтобы она

была в безопасности, я, не задумываясь, пожертвую сотней таких

Тариэль.

Эвену не нужно было переспрашивать кто такая «она», он и так

знал, но не знал другого — понимает ли его единственный друг, до

какого дна он может опуститься, если продолжит в том же духе?

— Ты изменился. Связь тебя меняет.

— Может быть, — почти равнодушно отозвался повелитель, но

в этом почти скрывалось столько всего… — Займись дэйвами,

этими… недовольными. Скажи, что если у них есть претензии к

моему руководству страной, то я с радостью выслушаю их лично.

— Боюсь, если я так скажу, столица быстро опустеет, —

ухмыльнулся Эвен.

— Зато дышать станет легче.

— А что мне делать со стержнем дома Парс? Он четвертый день

требует аудиенции.

— Я не намерен менять своих решений, — жестко ответил

мужчина, бросив ледяной взгляд в сторону друга. — Контракт

останется в силе.

— Как долго?

— Пока мне это выгодно.

— Клем…

Инар так резко обернулся, что Эвен почти отшатнулся, но все

же взял себя в руки и продолжил.

— Клем оставила письмо для тебя. Просила отдать, когда уедет,

но я подумал…

— Положи на стол, — приказал он и снова вернулся к

проектору. А Эвен рискнул сказать то, что давно копилось.

— Ты должен поговорить с ней, объясниться. Девочка на грани.

И мне тяжело осознавать, что я тоже приложил к этому руку. Нельзя

было с ней так говорить вчера, нельзя…

— Это было необходимо, — отрезал Инар, еще более мрачно,

чем минуту назад. Сколько он еще выдержит?

— Как знаешь, но если тебе интересно мое мнение…

— Мне не интересно. И давай оставим эту тему.

— Давай оставим, — хмуро согласился Тень повелителя.

— Тогда иди, задание у тебя есть.

— Да, конечно, — разочарованно вздохнул Эвен. Он надеялся

хоть на какую-то реакцию Инара, а не на эту мрачную решимость.

Она чревата ошибками, нестабильностью, тем, чего добивался

Элмир.

И все же что-то не давало ему так просто уйти, вот только

подходящих слов не находилось, он повернулся на пороге комнаты,

хотел что-то сказать, но застыл пораженный, заметив взгляд

повелителя, уже не на проектор, на стол, где лежало письмо. И то, как

он смотрел, всего мгновение, прежде чем понять, что Эвен все еще

стоит на пороге, прежде чем в недоумении поднять взгляд, прежде

чем спросить:

— Ты что-то забыл?

«Богиня, как же ты любишь ее», — мысленно прошептал Эвен,

расшифровав этот невольно брошенный взгляд.

— Нет, я пойду, — сглотнув, ответил он и поспешил оставить

друга.

«Связь истинных столь же прекрасна, сколько и губительна. Она

дарит счастье и ввергает в пучину отчаяния, она бесконечна и

жестока, как сама смерть. И это страшно — видеть, к чему такая

связь приводит», — подумал он, закрывая дверь. Нет, он никогда бы

не променял свое обычное, приземленное, и не менее настоящее

чувство к Эве, на пусть великую, безмерную, но зачастую с

привкусом трагизма любовь истинных, даже если за такую любовь

многие готовы отдать жизнь. Ведь они даже не догадываются,

насколько это тяжело, особенно если твоя любовь приходит в совсем

неподходящей оболочке…

А повелитель все смотрел и смотрел на маленький клочок

бумаги и никак не мог подойти, взять в руки конверт, открыть его,

развернуть письмо. Ведь оно могло разрушить все, поколебать его

решения, относительно себя, относительно Клем и того будущего,

что он начал строить.

Прошло шесть дней и шесть бесконечно холодных ночей,

наполненных отчаянием, болью и сожалением, что не просчитал, что

не подумал, что забыл, а ведь его предупреждали. Он должен был

понять, что Мать не примет его решения, только не думал, что она

зайдет настолько далеко, поставит в такие невыносимые условия,

заставит сожалеть о ночи, когда он был по-настоящему счастлив. И

теперь каждую минуту жизни он за нее платил.

Никто, ни отец, ни Лазариэль не говорили ему, насколько это

тяжело — находиться вдали, гореть, словно в огне, и чувствовать ее

боль как свою. Иногда хотелось разодрать грудь, чтобы перестало

печь так сильно.

Он давно привык к боли, давно привык к тяге, но когда она

увеличена в сотни, тысячи раз, становится невыносимо даже дышать,

и даже тень почти не помогает. Ему нужна она, реальная, живая,

теплая рядом, чтобы вдыхать запах, ощущать, касаться, слиться

воедино, прирастить к себе, никогда не отпускать. Нельзя —

контракт разделяет как граница, как персональное орудие пытки, как

темница без дверей и выходов. И разорвать нельзя — она

предупредила — жестокая драконица. И иногда думается какими-то

рывками, рваными мыслями, почти бессвязно, впадаешь в

прострацию, не ощущаешь времени, почти не живешь, но ему нельзя.

Слишком много врагов, слишком опасно терять концентрацию, так

падать в пропасть, так забываться. Он должен сделать все, чтобы его

девочка была в безопасности, чтобы никто и ничто ей не угрожало, а

это трудно. Элмир умер — его просчет, еще один.

Принц обещал, что позаботится о ней, но можно ли ему верить?

Отец отпустил и потерял, а если и он потеряет? Нет, нет. Ведь она

обещала. Она хоть и стерва, но если что-то обещает, то всегда

выполняет. Ее видящие что-то ей показали. Она обещала, что Клем к