Самая главная злодейка (СИ) - Ильина Ольга Александровна - Страница 63

исключительно какими-то своими военными делами, а не тем, что ее

семьи не будет рядом в столь важный день. Даже мать, и та

предпочла общество своей старой подруги подготовке к столь

важному дню в жизни собственной дочери.

— Лицемеры! — негодовала принцесса, собираясь высказать

свое фи в глаза венценосному родителю, но тот оказался занят и в

этот день, и на следующий, и в день перед балом. Не нашел даже

пяти минут, чтобы с ней поговорить и объяснить отсутствие

родственников, даже Тейка, и та знала больше, но не спешила

делиться с ней информацией, а Сэм не могла пересилить себя и

попросить. Все это ужасно раздражало и приближало тот момент,

когда нервы могли сдать, а защита ослабнуть настолько, что

ненавистный дар снова вырвется наружу. И все же, последней каплей

стало не раздражение от постоянного пренебрежения близких, а еще

один подарок — чья-то жестокая шутка, заставившая ее впервые за

много лет испугаться собственного дома и людей, что ее окружали…

211

***

В ночь перед похоронами мне отчего-то не спалось. Я все

ворочалась в постели, комкала одеяло, а в голову лезло столько

разных мыслей…

За последние дни я так много всего узнала и о себе, и о других.

Привычное вдруг стало чужим, близкие показали себя с иной, не

очень приятной стороны, а мне самой хотелось какой-то

стабильности, ухватиться за что-то простое и незыблемое, что

никогда не сможет измениться. И я ухватилась за память о маме.

Ведь она когда-то тоже жила здесь, ходила по тем же коридорам,

смотрела на те же портреты, и лестница была той же, и темница, куда

ее бросил отец, узнав, что она была беременна… не мной. И в такой

момент мне очень захотелось пройтись по старому, уставшему дому,

такому же угрюмому и закрытому, как и его хозяин. Он вздыхал

скрипом лестницы, недоверчиво присматривался прохладным

сквозняком, ласки от него не дождешься, конечно, но поговорить он

хотел. И я могла послушать его рассказы с помощью дара, только мне

нельзя. Эвен, да и Инар выразились ясно. Они-то да, но дом шептал

все громче и громче, наверное, предчувствуя что-то.

В какой-то момент мне вдруг показалось, что он знает что-то

такое… что это последний шанс для него рассказать, а для меня

выслушать. И я решилась, пошла за зовом дома вниз по лестнице, и

еще ниже, туда, где когда-то были темницы для неугодных, открыла

старую, давно проржавевшую дверь, вошла. Фонарь мне был не

нужен, полукровки видят лучше людей. Мне хватило тонкой полоски

света в коридоре, чтобы без труда разглядеть старые, голые стены,

лежанку, и мышь, копошащуюся в углу. Стоя там я еще сомневалась,

боялась, что дар снова сыграет со мной злую шутку, но дом шептал,

что здесь безопасно и я поверила, прикоснулась к холодной кладке

необработанного камня, закрыла глаза, сосредоточилась и пошла за

тихим, скрипучим голосом дома, а в следующее мгновение услышала

до боли знакомый рык деда. И рычал он на маму.

— Ты опозорила наш дом, ты опозорила меня. Завтра я вызову

лекаря, и он выведет эту дрянь из тебя.

Мама вскинулась при этих словах, побледнела и зашипела, как

разъяренная кошка харашши.

— Дом Аганитовых клинков опустился до убийства детей?

— Ты же опустилась до связи с этим скотом, — огрызнулся дед.

212

— Полукровки не скоты. Они часть нас. Мы сотворили их.

— Они — ошибка природы. И твое отродье тоже ошибка. Если

ты не хочешь исправить ее, то я сам это сделаю.

— Я никогда тебе этого не прощу.

— А я никогда не прощу тебя. Моя единственная дочь, моя

любимая дочь…

Она заплакала, а он ушел, даже не оглянувшись.

Но дом не хотел мне показывать маму, он хотел рассказать о

деде, зашептал, зашумел и увел меня прочь из комнаты в коридор,

где стоял, прислонившись к стене, сломленный и несчастный дед. Он

не сказал ни слова, ушел, поднялся по лестнице, но дом не отпустил

меня следом за ним, решив показать неожиданное: как дед крадется

ночью по этому самому коридору к маминой двери, вставляет ключ в

замок, поворачивает его и, постояв у двери несколько секунд, уходит.

— Он выпустил ее, — мысленно ахнула я, а дом уже спешил

показать мне новое воспоминание.

Я узнала кабинет деда и даже вздрогнула, подумав, что

мужчина, сидящий за столом реален, но нет — это было

воспоминание, и дед в нем был немного моложе. Он читал что-то,

хмурился, но, кажется, прочитанное его радовало. Я подошла

поближе, чтобы посмотреть, что же его так занимает, но он уже

отложил письмо и активировал мыслелов.

Всмотревшись в магическую проекцию, я снова ахнула. Ведь

там, в чужих воспоминаниях была я — маленькая семилетняя

девчушка, копающая землю в огороде нашего старого дома детской

лопаткой. А когда из дома вышла мама в переднике, я чуть не

задохнулась. Как и дед. Он коснулся проекции, словно мог потрогать

ее в реальности, с таким непередаваемым выражением лица, не

оставляющим никаких сомнений, что он любил мою маму, и кажется,

любил и меня.

Видение сменилось, и вот уже заметно постаревший и

осунувшийся дед сидит за тем же столом и… о ужас! Он плачет.

Меня от его вида аж оторопь взяла. Но, кажется, я догадалась, почему

он плакал — это были те страшные дни после Кровавых песков.

И снова дом зашептал о другом, и показал мне другое время и

снова деда, а напротив него… Эвена?

— Не думал, что когда-нибудь услышу от вас такое. Вы

просите, чтобы правящий Дом взял вашу внучку под свою опеку?

— Я хочу, чтобы она жила во дворце.

— Надоело возиться?

213

— Я не могу в достаточной степени ее защитить. Вы можете, —

поджал губы дед на наглую колкость Тени повелителя. — Флемора…

Эвен напрягся.

— Вам что-то удалось узнать?

— Нет, Клементина молчит. А эти подонки не спешат делиться

секретами. Они заявляют, что девочка просто переутомилась,

испугалась одиночества и заблудилась. А они вовремя не смогли ее

обнаружить.

— Хорошо. Мы подумаем над вашим предложением.

— Я знаю, что моя внучка дорога принцессе Алатее…

— Чего вы хотите?

— Академия. Думаю, там им обеим было бы хорошо и

безопасно.

— Вы же не хотели отдавать ее туда?

— Не хотел, но… здесь для нее слишком опасно.

— А второму деду вы отдать девочку не хотите?

— Он не просил, — замкнулся дед. — И нет, я не хотел бы,

чтобы она жила с ним.

— Причина?

— Предпочту оставить ее при себе.

Это были последние слова, что я услышала, дом снова зашептал

о другом. И на этот раз позвал меня на лестницу, уже к моей комнате.

Ночь, кажется, это та самая ночь, когда я вернулась из дома

Парс с моим цветочком кардамис. Дед вошел в мою комнату, а я

спала, долго смотрел с каким-то странным, непонятным выражением

лица, а потом неожиданно протянул руку и погладил меня по

волосам. Я даже опешила, нет, это не то слово, которое могло бы в

полной мере описать мои чувства. Дед позволил себе настоящую

живую ласку. И он проявил нежность ко мне, к внучке, которую

ненавидел? Или делал вид?

Я еще долго стояла у двери после ухода деда, пребывая в легком

ступоре, пока не увидела, как дверь в мою комнату снова открылась.

Оттуда вышел дэйв в длинном, мерцающем в темноте балахоне с