Завещание с простыми условиями (СИ) - Кроткова Изабелла - Страница 25

Увидав меня на пороге, Иван Гуселапов остолбенел.

— Мы договаривались об интервью… — напомнила я, видя, как он обалдело хлопает глазами.

— Я… я, вроде бы, договаривался с Мартой Печатниковой, корреспондентом «Живого слова»… — обрел, наконец, способность к речи актер года. И вдруг, пристально в меня вглядевшись, воскликнул: — Марта?.. Вы?!.

Я скромно кивнула.

— Ну и дела! Как вы преобразились! Настоящая светская львица из высшего общества! Вас прямо хоть сейчас на вручение премии «Оскар», на красную ковровую дорожку… Кто бы мог подумать, такая замарашка, и вдруг…

Через час, с записью интервью, перемежаемым россыпью комплиментов, я вышла от Гуселапова и отправилась на остановку, чтобы поехать в редакцию. Сердце снова тяжело заныло от вчерашней ссоры с Сашей.

В задумчивости я остановилась на переходе, ожидая зеленого света.

Надо ему позвонить и попросить прощения. Зажегся зеленый, и я непривычно засеменила на каблуках через дорогу, на ходу доставая из изящной сумочки видавший виды телефон. Как обычно, не помню, куда его сунула… Роясь в сумке, я слегка замешкалась; в это время зеленый огонек предупредительно замигал и сменился на красный.

— Эй, ты че, заснула, что ли, овца, б…? — рявкнул солидный мужчина в пиджаке, высунувшись из проезжавшей рядом шикарной иномарки.

Ну, чем не жених? — говорила в таких случаях моя бывшая однокурсница Аня.

— Вырядятся и прут на красный, шалавы… — довершил «жених» яркое и лаконичное выступление, потом яростно потряс кулачищем, сверкнув огромной золотой печаткой, и, дав газу, чуть не сшиб меня у края тротуара.

Я резво прыгнула через бордюр. Н-да…

Сотовый в руке завибрировал и разразился песней певицы Пелагеи.

Это Саша! От нахлынувшего волнения даже в горле слегка пересохло.

Я медленно поднесла трубку к уху.

Сейчас я его услышу.

— Алло…

— Марта? — послышался долгожданный голос. — Как настроение? Сегодня получше? Прости, пожалуйста, я вчера тебя, наверно, обидел своими занудными высказываниями о портрете…

Вспомнив свое вчерашнее хамское поведение, я покраснела. Хорошо, что он этого не видит!..

— Здравствуй, Саша… — Голос предательски дрогнул. — Это я должна извиниться перед тобой. Я… на меня что-то нашло, я была сама не своя. Прости меня, пожалуйста…

— Ну что ж, будем считать, что инцидент исчерпан! — весело сообщил Дуганов. — Как насчет того, чтобы прогуляться вечерком?

— Положительно, — я едва не подпрыгнула от радости.

— Тогда в пять я у тебя в редакции.

— ОК.

Сашка отсоединился.

Я закружилась на месте, подставляя лицо нежаркому осеннему солнцу. На какое-то мгновение мне показалось, что на улице стоит теплая ранняя весна.

А на проспекте Касаткина никогда не бывает солнца.

Там всегда промозглый сумрак, ветер и холодный дождь…

Потому что…

Не дав мне закончить раздумья, подъехал 34-й автобус, и я впрыгнула в него и поехала на Колокольную улицу.

Когда я отворила дверь редакции и тихонько просочилась внутрь, меня поначалу никто не заметил. Миронов был погружен в какую-то политическую статью, Вереницын, отвернувшись к окну, что-то бормотал в трубку мобильного, Мигунова и Александрова сидели рядком и говорили ладком. Они склонили друг к другу аккуратно причесанные головки, а на столе перед ними стояли две чашечки чая.

— …Мне муж обещал к зиме подарить пуховичок с капюшончиком. Он стоит в «Cosmo» шесть тысяч! — донесся до моего слуха высокомерный голосок Мигуновой. — И сумочку из прессованной кожи…

Я сделала пару шагов к своему столу, и тут Глеб Вереницын, завершив разговор, обернулся и увидел меня. Секунды три он молча взирал на мою персону, узнавая, потом глаза его начали расширяться и, наконец, чуть не вылезли из орбит.

— Марта! — шепотом воскликнул он. — Это ты?! Что это с тобой?!

Девицы, услыхав из уст Вереницына, что со мной что-то не то, не прекращая беседы, медленно развернулись в мою сторону, ожидая, вероятно, увидеть меня с загипсованной ногой или с черной повязкой на одном глазу.

Я невинно посмотрела на коллег.

— А что со мной?

Мигунова замерла на полуслове с чашкой недопитого чая. Через секунду чашка выпала из ее слабеющей руки и покатилась по столу, обрызгав жидкостью блестящие брючки собеседницы. Но Александрова этого даже не заметила. Она вытаращила ярко накрашенные глаза и вытянула вперед шею. Потом выдохнула:

— Ого! Ничего себе красотка!

И, тут же выскочив из-за стола, подлетела ко мне и начала щупать пальцами мое замшевое пальто.

— Ой, какая прелесть! Марта! А какие сапожки!

— Итальянские… — уронила я.

— Ну, ты даешь!.. А какие сережки! А колечко!.. — закатила она глаза.

Я небрежно стянула пальто, предоставив Ирине возможность его досконального изучения, и предстала перед зрителями в коротком алом платье.

— А какое платье! — задохнулась от восторга Александрова, до этого первая модница редакции. — Это все он подарил? Да?..

— Ну, а кто же еще?

— Ну вообще… — исчерпала запас слов дипломированный журналист.

— Какие у тебя, оказывается, красивые ноги! — внес в обсуждение восхищенную мужскую нотку Игорь Миронов.

— Ты не перестаешь нас удивлять! — с оттенком зависти произнесла Ирина и преданно понесла пальто на осмотр Мигуновой.

Та шарахнулась от него в угол. Лицо у Динки стало зеленым, как огурец.

— Почему в кабинете посторонние?! — раздался за спиной голос начальника.

Я обернулась:

— Здравствуйте, Андрей Данилович! Посторонних нет, все свои.

— Марта! Бог мой, ты ли это?! Какая красавица!

От этих всесторонних похвал мне даже стало как-то неудобно.

— Да вот, захотелось немного измениться…

— Хм, немного… Да, любовь явно идет тебе на пользу.

Быстро у нас распространяется информация.

— А как интервью с Гуселаповым? Готово?

— Я только что от него.

— Надеюсь, обошлось без сердечного приступа? Ну, пойдем ко мне, покажешь, что ты там накопала…

И мы вышли из кабинета, оставив в нем восторженных коллег и зеленую Мигунову.

Мы с Дугановым, взявшись за руки, медленно шли по Колокольной улице. Я вдыхала его запах, чувствовала его крепкую ладонь и понимала, что ближе и роднее его у меня нет никого на свете. Есть, конечно, еще мама. Но она так далеко…

Я думала, что у Сашки захватит дух, когда он увидит меня. Но его реакция вновь меня удивила. Он ласково посмотрел на меня и просто сказал:

— Ты сегодня необыкновенная!

— И все?.. — Я была слегка разочарована. — Разве я не превратилась в красавицу?..

— Нет, ты выглядишь просто сногсшибательно! Но, знаешь, та милая, озорная девчонка в фиолетовой курточке была ничуть не хуже. Она была такой же красавицей, просто не такой яркой, и от нее веяло простотой и домашним теплом… А вообще, ты любая мне нравишься одинаково, ведь это же ты!

Редкое для мужчины рассуждение, — удивленно подумала я. И, честно говоря, ужасно обрадовалась.

— «Тело — это только оболочка. Человек находится внутри», — процитировал Дуганов и вдруг повернул меня к себе и трогательно произнес:

— Я так рад, что мы помирились!

— Я тоже рада! — счастливым эхом отозвалась я.

Мы заглянули друг другу в глаза и неожиданно поцеловались прямо на людной улице, неподалеку от редакции «Живого слова».

Внезапно мне опять захотелось рассказать ему все.

— Саша… — начала я.

Но какая-то неодолимая сила зажала мне рот.

— Что?

— Ничего.

— Мне кажется, ты хотела что-то сказать?..

В ответ я только крепче сжала его руку.

Может, не ехать сегодня на проспект? Все-таки вернуться на улицу Некрасова?.. Но на проспекте остались мои вещи… Но я не хочу…

НО МЕНЯ ТЯНУЛО ТУДА ТАК…

— Ты не голодна? — отвлек меня мой спутник от внутренних метаний. — Может, зайдем перекусим чего-нибудь?

— Давай.

Мы свернули на Набережную. Как все-таки красив мой город! Затопленные лодки листьев лежали в светлых прозрачных лужах. Угасающее солнце золотило голые деревья. Я подставила ему лицо. Хотелось утонуть в его неярком свете.