Рыцари Гирты (СИ) - Фиреон Михаил - Страница 16

— Грегор Тальпасто утонул в проруби на глазах у всех, когда шел на приступ форта Доминика по льду реки — спокойно ответил ей Борис Дорс, выжидающе глядя на графиню — а Киббель пьяным выбросился из окна депутатского дома во время банкета. Вам это прекрасно известно.

— Нет, я все видела! — заявила Эмилия Прицци и закрыла лицо руками. Сквозь ее пальцы потекли слезы — вы все врете! Вы лжец! Вы пакостите, подло убиваете, а потом распространяете гадости и сплетни обо всех и обо мне, чтобы все думали что так и было… Это все ложь, вы сами виноваты во всем, в чем обвиняете других! Вы дерьмо, а не христианин! Почему никто не верит мне? Все из-за вас! Из-за вашей лицемерной лжи никто больше не верит мне. Все верят вам и таким же мразям и лжецам как вы. Даже вы сами верите в эту придуманную вами же ложь… Никто не видит, не знает, все ослеплены… А я все знаю, я все видела, как это было на самом деле, как вы убили их всех одного за другим! Я пришла сюда, потому что знала, что вы следите, вы придете и за мной, чтобы подло убить и меня, как убили остальных…

Агрессия и обвинение в ее голосе сменились страхом и отчаянием, руки тряслись. Борис Дорс снял перчатку, коснулся своей потемневшей от работы, жилистой, со вздутыми венами на тыльной стороне, ладонью, запястья графини, аккуратно сжал пальцы на ее белой необычайно тонкой руке.

— Эмилия — сказал он ей как можно более спокойно, заботливо и убедительно — пойдемте с нами, мы не причиним вам вреда. Вы заблудились, вы испугались, мы отведем вас к отцу в станицу…

— Никто не верит… — покачала головой она — вы кровавый палач и убийца… Я знаю, я все видела…

Но маркиз Дорс не дал договорить ей, начать все сызнова. Рассердившись, резко схватил ее за руку, оторвал ее ладони от лица и обратился к ней уже сурово, без всякого снисхождения.

— Вы плачете да? Боитесь меня? Боитесь гнева Божия? Я у вас палач? — выждав паузу и убедившись, что у нее нет слов, чтобы ответить на его агрессию, тряхнул ее еще раз за руку маркиз — а что сделали вы? Скольких людей вы и ваши клевреты убили и смеялись, глядя на их мучения? У кого в доме подавали человеческое мясо на обед? Бог наказал вас. Лишил вас разума и воли, которыми вы так кичились, считая себя выше, лучше и свободнее других. Деньги, власть, тайные знания, теории строения мира, прорицание будущего, силы звезд, оккультные науки, потоки энергий, формулы и числа… Вы сами задушили свою дочь, убили слуг, зарубили топором и расчленили мужа, а потом принесли его отрубленные, окровавленные руки и голову себе в постель. Вам напомнить? Вы лежали на кровати, в крови, с пеной на губах, вся в нечистотах и мерзости. Да я видел вас тогда, потому что ко мне прибежал ваш Кристоф, просил сделать что-нибудь. А ваш отец после этого плакал у алтаря в храме на коленях, не смея поднять лица, просил прощения у Бога и у людей. Что, не помните ничего этого?

Выговорившись, взмахнув рукой, он нахмурился еще больше и уставился на графиню, ожидая, что она ему ответит. Эмилия Прицци молча слушала, глядя на него неподвижными, немигающими глазами, не смея возразить.

— Я не воюю с женщинами, но вы мне были настолько омерзительны, что да, я желал вашей смерти. Но Бог рассудил иначе — едва сдерживаясь от злости, сквозь зубы продолжил маркиз — только поэтому вы до сих пор живы. Я не знаю почему, это Его воля, так случилось. Да, я хотел заколоть вас тогда, когда меня позвали посмотреть на то, что вы учинили. Я был счастлив видеть вас в пене и нечистотах на том богомерзком ложе, видеть как все то зло, что вы совершили, вернулось к вам, вашими же руками разрушив всю вашу семью и все ваши поганые жизни. Я хотел покончить и с вами и Кристофом, который плакал и не смел даже протянуть к вам руки, чтобы утереть ту мерзость, в которой бы со смехом барахтались на своей кровавой постели, но владыка Дезмонд, человек, кому открыто прозревать волю Божию, остановил мою руку, сказал оставить вас обоих в живых. И глядя на вас все эти годы, мне становилось все ясней, что казни я вас всех тогда, не было бы ни позорного напоминания вашему отцу о злодеяниях совершенных вышей семьей и им самим, ни назидательного примера всем его дружкам и клевретам. Идите, если хотите умереть, сделайте всего один шаг, прыгните в реку со скалы! Но вы же не сможете, как не смогли раньше, хотя я все ждал, когда это случится, чтобы ваша душа вместе с остальными из вашей дрянной компании ваших таких любимых и близких любовников и друзей, горела в вечном огне. Ну же, давайте, вот ваша смерть, которой вы так ищите! — он резко взмахнул рукой в сторону обрыва и, видя что она не сдвинулась с места, брезгливо прибавил — нет же, вы никогда сами не пойдете и не сделаете этого шага, потому, что до сих пор вы все жалеете себя за все то зло, которое причинили сами же себе, сами себя лишили всего, сами себя наказали так, как не смог бы ни я, ни кто еще и при этом до сих пор вините во всех своих бедах других. И сколько бы я не презирал вас, повторюсь, я не воюю с женщинами, а тем более, не стану марать руки о такую жалкую, не заслуживающую никакого снисхождения мразь, как вы.

Эмилия Прицци надменно и страшно улыбнулась в знак презрения к сказанному маркизом, хотела, наверное, возразить ему, но Борис Дорс не стал слушать ее, отошел, схватил под уздцы ее коня, рывком оторвал от куста черники и подвел к графине.

— Садитесь, мы отвезем вас к Кристофу — отрывисто и низко бросил Борис Дорс ей — он защищал вас тогда, потому что несмотря ни на что, искренне любит вас, хотя вы этого и не заслужили. А вы за эти пятнадцать лет даже не соизволили стать его женой и проявить к нему хоть каплю благодарности и уважения за все то, что он для вас сделал.

С небывалой резкой энергией Эмилия Прицци поднялась на ноги и, гордо отстранившись от маркиза, расправив худые плечи, выразительно, с издевкой, посмотрела на него. Тот подвел лошадь к камню, подал графине руку, чтобы помочь. Она с видом и готовностью, что только и ждет от него, что он отпустит или дернет ее так, что она упадет и ударится насмерть головой, поднялась на камень и с него аккуратно села боком в седло. Презрительно и недоуменно уставилась на племянника епископа.

— Марк, пойдемте — позвал Вертуру, взял лошадь под уздцы, погладил ее по щеке, почесал как кошку, чтобы не беспокоилась и не дергала маркиз.

Так, медленно, огибая камни и крутые подъемы, они шли по берегу какое-то время. Эмилия Прицци молча смотрела в затылок Борису Дорсу, что шел рядом со стременем глядя себе под ноги и вжимая голову в плечи, но больше не выказывала ни ненависти ни презрения, не предпринимала ни каких иных агрессивных действий.

Уже неподалеку от лагеря они повстречали едущего им навстречу барона Кристофа Тинвега. При виде маркиза и детектива, рыцарь и его оруженосец спешились и, взявшись за мечи, с немигающими, хищными глазами готовых к драке людей, молча, без лишних расспросов, двинулись к ним.

— Стой! — грубо и громко окрикнул, предостерегающе поднял руку Борис Дорс. Он протянул барону поводья лошади и, демонстрируя свободной ладонью, что он не собирается драться, медленно шагнул вперед и перебросил их оппоненту. Тот поймал кожаный ремень и, все еще держа руку на эфесе меча, подтянул лошадь графини к себе.

— Он обидел тебя? — с угрозой кивая на Бориса Дорса, мрачно спросил он у Эмилии Прицци.

— Нет — ответила она наивно, со своим обычным тихим видом опустив глаза и прикрыв их своими длинными светлыми ресницами — я заблудилась. Хотела набрать цветов, сделать тебе венок… Борис помог мне подняться в седло…

— Неожиданно. Благодарю — не убирая с меча руки, скупо кивнул маркизу Кристоф Тинвег. Он передал поводья оруженосцу, но сам остался стоять на тропинке, с подозрением глядя на племянника епископа и не желая уступать ему пути.

— Пойдемте, Марк — развернул за плечо Вертуру маркиз, и они с детективом, что по-прежнему нес в руках огромную охапку лесных цветов, зашагали куда-то напролом в сторону, через кусты.

С треском продравшись через густые заросли подлеска, отступив по какому-то каменистому склону, оказались в малиннике под соснами на вершине скалы. Как в засаде, припав на одно колено, для осознания собственной силы держась за оружие, настороженно уставились вниз, на тропинку, на удаляющихся оппонентов, что, наверное окончательно убедившись, что детектив и маркиз не причинят им зла, наконец развернулись и поехали обратно в сторону станицы.