Рыцари Гирты (СИ) - Фиреон Михаил - Страница 19

Граф развернулся и пошел прочь. Рыцари молча, с одобрением и согласием кивали ему, держа руки на эфесах мечей, уважительно расступались перед ним. Вертуре стало страшно. Пальцы его, что по-прежнему сжимали древко копья, похолодели. Все тоже самое, все, в чем обвинил наследника Фолькарта граф Прицци, детектив мог полностью применить и к себе. Ему стало страшно и стыдно от своего легкомысленного поведения, своих необдуманно брошенных слов и всего содеянного за эти недели, что даже осознание того, что он слишком мелкая сошка, чтобы марать об него руки даже простой казнью, нисколько не прибавляла ему успокоения. Граф Прицци, держа на плече свой обнаженный меч, сделал неторопливый круг по поляне и поднялся к трону принцессы Вероники. Молча снял шлем, скорбно, торжественно и грозно одновременно преклонил колено. Герцогиня поднялась со своего кресла, подошла к нему, также, приложив руку к груди, учтиво поклонилась и провозгласила.

— Благодарю вас Август, вы самый верный и добрый мой защитник на этой земле!

— Это мой долг, мое служение — кивнул он в ответ и, выпрямившись, без лишних слов зашагал прочь, все также держа на локте свои шлем и меч. Принцесса окинула взглядом поляну и склон со стрельбищем, собравшихся вокруг в торжественном молчании людей и растущие над обрывом деревья, обернулась к поклонному кресту, осенила себя крестным знамением, зашагала к своему шатру. За ней двинулась и вся ее свита.

Барон Марк Тинвег отпусти руку с ружья юной графини Тальпасто, которое удержал, когда она уже вскинула его в готовности бить по людям Фолькарта, как только началась стычка.

— Не марайте душу кровью — тяжелым низким голосом сказал он ей. Его руки напряглись, серые глаза горели страшным алчным огнем дикого, непримиримого, почувствовавшего вкус крови, зверя, готового разорвать любого на куски. Но, опустив глаза, майор жандармерии довез графиню до того места, где стояла компания ее юных друзей, протянув свои огромные руки легко и аккуратно, как малого ребенка ссадил ее с лошади рядом с ними, вскочил в седло и неторопливо поехал в лагерь, вниз.

Убитых спутников Рейна Тинкалы — девять укрытых шерстяными полукруглыми плащами тел, положили рядом с телом Оскара Доццо и другими, погибшими на охоте на настил из сосновых бревен рядом с поклонным крестом. Капеллан засветил кадило, приготовился читать отходную молитву.

Когда все немного успокоились, начались кровавые поединки. Двоих юнцов, которые поссорились из-за девушки, граф Прицци приказал заковать в колодки на ночь, чтобы посидели рядом друг с другом под комарами до утра на берегу реки и остыли. Еще двое спорщиков памятуя о недавней расправе, мрачно созерцая мертвые тела и кровь на траве, отказались от претензий, побратались, принесли друг другу извинения и ушли к кострам, но два боя все-таки закончились двумя травмами, тяжелой и легкой, и одной смертью. Закололи сына депутата, второго помощника мэра Гирты. Доктор Фонт приказал нести раненых в свой шатер, до темноты и всю ночь занимался ими.

Пока побитые люди Фолькарта кое-как собирали вещи, бросали их в мешки, с мрачными стонами жаловались на жизнь, ругались, решали что взять, а что бросить, чтобы донести раненых до ближайшей деревни, к ним в лагерь зашел Борис Дорс. Встал, оглядел их угрюмым неподвижным взглядом, кивком подозвал к себе озлобленно уставившегося на него Рейна Тинкалу.

— Рейн, вы мне друг, но сэр Август прав, вы хам, дурак, ухарь и балбес — начал маркиз, увлекая наследника Фолькарта за плечо в сторону от его людей. Граф Тинкала промолчал, надулся в ответ, но все же пошел за ним.

С десяток шагов они шли молча. Борис Дорс прикурил трубку от тлеющего трута, который нес в руке и заявил.

— Я хочу вам помочь. Дать совет. Очевидно, что вы абсолютно не понимаете, почему и за что вас тут отколотили. И, кстати, могли бы легко всех перебить, а еще хуже, перевешать за ребра на соснах над Керной, но благородный сэр Август не желает, ни ваших бессмысленных страданий, ни вашей еще более бессмысленной и бесполезной смерти. Надеюсь, вы меня услышите.

Рейн Тинкала промолчал, бросил на него быстрый злой взгляд, но не возразил.

— Сейчас вы придете к сэру Августу — строго продолжал маркиз Дорс — смиренно и как следует попросите у него прощения за свою омерзительную буффонаду и поклянетесь в верности Гирте. Именно Гирте. И навсегда забудете имя светлейшей леди Вероники и путь в ее дворец. Для вас она всегда будет сиятельнейшей леди-герцогиней, и вы не посмеете даже поднять глаза к ней, как ангелы на Господа Бога, не то что обратиться первым, пока она, или кто из ее приближенных, не разрешит вам говорить. Для вас и ваших людей сэр Август навсегда вашим самым умелым и славным генералом, за которым вы будете готовы пойти в бой на смерть, Гирта вашим домом. А Фолькарт — поместной резиденцией леди Булле и сэра Прицци. Это правило. Здесь так живут все. Потому что если кто живет иначе, у кого на словах свобода, а на деле как бы урвать побольше и побыстрее убежать в кусты или у кого в голове вместо мозгов дерьмо, чтобы не понимать что любовь к родной земле и нации это не знамена, не парады, и не прихоти желающих править вами людей, а вопрос выживания всего народа и государства, а также вашего собственного и всей вашей семьи в том числе, он враг и предатель. Либо в любой момент может переметнуться к врагу, и ему заранее проламывают топором череп, потому что такие нигде, никому и никогда не нужны. И, быть может, если вы осознаете это, и будете следовать тому, что я вам сказал, вы когда-нибудь тоже станете славным графом Фолькарта, достойным вассалом Гирты, честным служителем Конфедеративного Северного Королевства и уважаемым верноподданным государя Арвестина.

— Слава государю… — устало ответил Рейн Тинкала.

Они дошли до лагеря добровольцев, что как и стоянка людей Фолькарта располагался за стрельбищем, в стороне. Здесь царили тишина и порядок. За вчерашний день тут успели поставить большой стол из оструганных осиновых ветвей, укрыли его скатертью, чтобы не пачкаться в смоле. Поставили свой поклонный крест, укрепили его обломками гранита и украсили венками еловых веток. Рядом горели огни лампад. У основания креста стояла икона с изображением девы Марии с Младенцем. Граф и маркиз остановились перед ней. Маркиз перекрестился.

— Надеюсь вы меня услышали, Рейн — серьезно кивнул он наследнику Фолькарта и, не сказав больше ни слова, рывком оправив полу плаща, быстрым размашистым шагом устремился прочь, в сторону леса.

Уже в сумерках, когда зажгли многочисленные огни, в штаб, куда зашла принцесса Вероника чтобы проверить, привезенные из Гирты курьером письма, пришел граф Рейн Тинкала. Все такой же растрепанный, с горящими глазами, с ножнами с мечом в безвольно опущенной руке. Рыцари пропускали его, оборачивались, презрительно хмурились, держали руки на эфесах мечей. Но граф шагал, шаркал сапогами, шел опустив взгляд, понурая плечи, не обращал никакого внимания на них. За ним также уныло плелись те из его спутников, кто мог идти. У стола он смиренно попросил сержанта Брокке.

— Пропусти нас, пожалуйста…

Тот пропустил.

— Я же сказал тебе, чтоб вас тут не было! — грозно нахмурился командор Лилового клуба, не опуская пера, но все же не дал команду бросить на колени вошедших и бить их, уже стоящим за спинами незваных гостей оруженосцам и рыцарям, сделал вид, что готов выслушать.

— Я все понял — тихо, одними губами, сказал граф Тинкала — мы все обдумали. Вы абсолютно правы. Мы все обсудили…

— И что?

— Мы готовы служить вам, леди Булле и Гирте. Я принесу присягу… Мы все…

Упал на колени граф и, вынув из ножен меч, протянул его на вытянутых ладонях графу Прицци. Следом за ним молча повалились наземь и остальные. На распухших, с кровоподтеками лицах читались немые страдание, мольба и унижение, но дружинники графа Рейна молчали, ничего не просили, просто следовали за своим господином. Глава клуба Лиловых рыцарей окинул быстрым взглядом эту немую оборванную и побитую толпу, поморщился и взмахнул пером. Принцесса Вероника не выказала никакого участия к сцене, просто опустила письмо и бросила короткий взгляд на вошедших поверх листа, как будто это были всего лишь слуги, сообщившие, что породистая кошка фрейлины только что окотилась.