Танец над вечностью (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна - Страница 54

— Осталась лежать в палатке убитого купца. Отстань!

— Почему ты не?..

— Потому что я не собиралась лезть в это политическое дерьмо! — взорвалась я. — Мне некого предавать, потому что нет родины! И защищать мне некого, потому что семьи тоже нет! И на честь плевать, потому что от нее ничего не осталось! И бояться глупо, раз будущего нет! Осталось лишь вот… — постучала я себе по виску. — Здесь! Абсолютная точка отсчета, как утверждал магистр Солмир.

Все остальное относительно. Я верна лишь себе! Хотя… Может быть, и вас тоже нет? Вы — плод моего больного воображения? Тогда я сама себе выдумала эти правила? А зачем? Я придумаю их обратно… И вас придумаю обратно, хотите? Вы исчезнете! Растворитесь… как Ежения…

Они сидели примолкшие и испуганные, потом Ёжик кашлянул и тихо прошептал, склонившись к плечу побратима:

— Ингвар, не наседай на нее. Видишь, совсем дуреет…

— Я все слышу, — процедила я, выводя на грязном столе священный символ и чувствуя, как его контуры жгут мне кожу на груди. — Ингвар, ты убил Ежению?

— Точно, совсем сдурела, — констатировал воевода и покачал головой.

— Отвечай! Та белобрысая девчонка — ее дочь?

— Она вообще мне не племянница, — огорошил меня воевода.

— То есть?

— Подкидыш. В нашей семье не могло родиться… такое!

— Ты это знаешь или думаешь, что знаешь? Или просто не хочешь принимать правду? Впрочем, неважно. В любом случае, у меня на Лу есть свои планы, так что…

— Ингвар, опомнись, — запротестовал Ёжик. — Эта девочка — твоя племянница, дочь Инги! Лу единственная выжила в том кошмаре, а ты…

— Я найду ублюдков, — на воеводу было страшно смотреть. — Сам найду и поквитаюсь. А что задумал твой очкарик Тиффано? Капитан говорит, что он с ищейкой из тайного сыска спелся. Копает под Вырезателей. Замок купил, и туда стражу направляют на дежурство. Засаду на них готовят.

— Вот придурок! — застонала я и уронила голову на сцепленные в замок руки. — Почему ему вечно неймется? Ладно. Во-первых, воевода, не вздумай больше соваться к Тиффано.

— Ты мне указывать будешь?

— Буду. А ты будешь делать, как велено, если, конечно, хочешь поймать Вырезателей.

— Вот уж точно, наглость — второе счастье… — пробормотал он, однако без прежнего упрямства.

— Я влезла в долги, чтобы нанять охрану для твоей не-племянницы! Я изображаю грязного слюнявого дурачка, чтобы знать планы этого паскудника! Я каждый день рискую свободой, мои портреты висят на каждом столбе! А что делаешь ты? Рыщешь по лесам в поисках банды? Пфф… Ты никогда их не поймаешь, потому что там нечисто. Они не люди.

— То есть?

— Что-то колдовское. Я вырезала почти всю банду. Но они продолжают нападать. И они ищут меня. И девчонку тоже ищут. Она слишком приметная. Но они скорей попадут в мою ловушку, чем в западню Тиффано. Поэтому… не мешай. Просто не мешай. Хватит мне его… — я уже умоляла, сил не осталось.

Воевода молчал, молчал долго, поглаживая бороду и раздумывая.

— Хорошо, — наконец проронил он. — Просто скажи, чем помочь. И я помогу. Обещаю. Я тоже держу слово, Цветочек. Верен себе.

— Расскажи мне все про Ежению. Без утайки.

— Зачем?

— Пропадают девушки-танцовщицы, похожие на твою сестру. Колдовство. Не уверена, что оно связано с Вырезателями, но… Чем демон не шутит.

Воевода пожал плечами.

— Я не знаю, что с ней случилось. Сначала я думал, что это Рыбальски, но он был в таком отчаянии, что… Я ему поверил. Она не могла сбежать, никто не видел, как она покидала город, а увидеть должны были. Тогда было невозможно проскользнуть через городские заставы, на всех дорогах привели в усиление гарнизоны, потому что имперцы спровоцировали бунт в Соляных рудниках, а еще та заварушка на границе. Одним словом, не могла она сбежать, не могла… — Даугав покачал головой и горько вздохнул. — Убили ее…

— Кто? У кого были мотивы?

— Я сосватал ее за Маттерниха, и кое-кому это пришлось не по нраву. Фредеры хотели видеть его в своей семье, и… В конечном счете, они и увидели, но убивать ради такого… не знаю…

— Это преступление страсти, а не холодного расчета. Рыбальски соблазнил Ежению?

Воевода насупился и махнул рукой.

— К чему очернять покойницу?

— Отвечай!

— Да.

— Она была при надежде?

— Тьфу ты!.. Да откуда ж у тебя в голове такой срам берется?

— Угу, ты еще спроси, откуда дети берутся. Была она беременна или нет?

— Нет! То есть… Откуда мне знать? Ничего мне не говорила, таилась последние дни. Я ее под замок запер, чтобы не сбежала, а она все равно… Это ее подруженька удружила! Та еще стерва!..

— Кто?

— Шарлотта. И ведь целый план побега разработали!.. Обдурили меня…

— А ну-ка, с этого места подробней.

— Упросила меня Ежению в лавку ювелирную с ней отпустить, чтобы, значится, колечко обручальное подружке на помолвку выбрать…

Я вздрогнула, вспомнив кольцо в кабинете Рыбальски.

— С рубином?

— Да откуда ж мне знать? Ты, кстати, рубины-то из добычи куда дела? Часовщикам продала?

— Не отвлекайся! Дальше что было?

— А ничего… Днем они ушли, а меня в Часовой корпус вызвали, вечером только вернулся. Да только Ежению так домой и не дождался, не вернулась она больше…

— Шарлотта, значит… — пробормотала я, тарабаня пальцами по столу. — А потом она вышла замуж за Рыбальски…

— Никогда она мне не нравилась, заносчивая, хладнокровная и продажная дрянь!

Ёжик укоризненно покачал головой:

— Зачем ты так? В прошлом все, быльем поросло…

— И сынок весь в мамку пошел! — кипятился дальше воевода. — На дуэль меня вызвать собрался, сопляк…

— Ты же не собираешься с ним драться? — осторожно спросил Ёжик. — Убьешь ведь…

— Убью, а что остается? Или прикажешь проглотить оскорбления? Обвинил меня бог знает в чем…

— Пожалей Шарлотту! Она же не вынесет…

— А ты ее не жалей! Она тебя не пожалела!..

— Воевода, а почему Тиффано вдруг решил, что Шарлотта была в тебя влюблена? — нахмурилась я, вспомнив странный вопрос инквизитора.

— Тьфу ты! — разозлился Даугав. — Да твой любитель мальчиков такой же двинутый на голову, как и ты!..

Лу дрожала от страха и всю дорогу ныла. На площади ей стало дурно, и мы были вынуждены остановиться и присесть на лавку, чтобы она отдышалась. Но ее болезненность была мне как раз на руку. Убедительней сыграет перед инквизитором тревогу за братика. Однако в гостинице привратник огорошил нас известием, что фрон профессор уехал за город, предупредив, что будет поздно.

— Или вообще не будет ночевать, — со странным торжеством добавил Грег, глядя на Луиджию сверху вниз. — Так что можете его не ждать, фронляйн.

У меня заныло в висках от злости. К Пихлер поехал, как пить дать, к рыжей корове помчался, спаситель чокнутый! Нельзя было его оставлять без присмотра, ой нельзя!

— Тогда мы пойдем… — радостно пролепетала Лу, но тут же осеклась, когда я дернула ее за рукав и протестующе замычала. — Или нет? Нет. Мы с братом его подождем. Где?

— Ммм!

— Да, хорошо, Лука, тут и подождем.

Под недовольным взглядом привратника она проследовала к удобному креслу возле камина и села на краешек, выпрямив спину. За неделю в школе танца Лу успела приобрести кое-какие привычки и полностью изменить походку. Если она и ссутулилась, то тут же спохватывалась, выпрямляла спину и задирала подбородок. Еще в ней появилось немного уверенности, должно быть, от Алисы. К моему удивлению, эти двое — такие непохожие — неплохо сдружились. Но было в девчонке еще что-то неуловимо изменившееся, что маячило на краю сознания, но никак не давалось. То ли в движениях, то ли в облике… Я перевела взгляд на входные двери и выпятила подбородок, злобно клацнув зубами. Где его носит? Воображение рисовало мне самые яркие сцены: как Кысей утешает Пихлер, как она плачет, как он вытирает ей слезы, а потом склоняется в невинном поцелуе, как она обвивает его шею, как он беспомощно барахтается в ее объятиях, а потом уступает… и…