Четвертый брак черной вдовы (СИ) - Лакомка Ната - Страница 16

— Но донна Катарина совсем — начала донна Забель, и не думая разворачиваться туда, куда ее послали — к калитке.

Не слушая ее, Хоэль подался вперед, заглядывая в лорнет донны Пепиты и хохотнул:

— Забавные стекляшки! Я видел такие у старины Карло. Вы его знаете, доньи? Он королевский постельничий. Получил место из-за папаши, он у него наместник в Хилоке, важная птица. Да вся беда, что глаза у Карло — как у столетней старухи

Донна Пепита, которую невзначай сравнили со столетней старухойЮ поджала губы с видом оскорбленной добродетели, и теперь уже Катарина поднесла платок к лицу, скрывая улыбку, которую не смогла удержать, несмотря на раздражение.

А Хоэль продолжал, между делом оттесняя достойных дам от жены и разворачивая по направлению к выходу:

— Представьте, однажды Карло вместо таза для умывания подал королю горшок, и его величество окунул туда руки, — он оглушительно засмеялся. — А что — и таз, и горшок были серебряные, а Карло с трех шагов родную маму не узнавал! Так он тоже себе такие стекляшки приобрел, король велел. Наверное, побоялся — вдруг Карло ему в следующий раз горшок вместо кувшина с питьевой водой подаст.

Лицо донны Пепиты вытянулось, и она поспешно спрятала лорнет, а донна Забель захлопала глазами, не зная, что сказать. Катарине хотелось провалиться сквозь землю — ей было и стыдно, и смешно, и она произнесла, глядя на мужа с выражением:

— Вы не могли бы пройти в дом? Я велела Эбрурио отнести корреспонденцию в гостиную, но передумала. Попросите его отнести все в кабинет?

Но Хоэль не ушел, и, похоже, уходить не собирался.

— Она хочет, чтобы я турнул Эбрурио, — доверительно сообщил он дамам, — слуги тут совсем распоясались. Но что поделать, если в доме не было мужчины?

Донна Забель и донна Пепита быстро переглянулись, и донна Забель кашлянула, прикрывшись веером.

— Но теперь мужчина в доме есть, — заверил их Хоэль, — поэтому моей кошечке не о чем больше беспокоиться. Я знаю, что делать с ленивыми слугами и назойливыми мухами то есть гостями. Нет, добрые доньи, конечно же, это не о вас. Вы-то, наверняка, самый цвет этого городишки? Аристократки и все такое, а? — он подмигнул и легонько толкнул донну Забель локтем в ребра, отчего она едва не свалилась в кусты. — Но сегодня такая жара — прямо адово пекло, не находите, старые переч то есть прекрасные дамы? Так что вам лучше поторопиться. Домой, домой! Солнце вон уже как припекает, стекляшки — он хохотнул, указывая на бархатную сумочку донны Пепиты, — запотеют.

— Очень приятно было с вами познакомиться ближе, дон, — сказала донна Забель, беря под руку донну Пепиту, и они обе поплыли к калитке.

Катарина сжимала конверт с приглашением, испытывая дикое желание ударить им Хоэля по физиономии. А он махал рукой удалявшимся женщинам с самым радушным видом.

— И к чему было устраивать этот спектакль? — спросила Катарина, когда дамы удалились настолько, что не могли их слышать.

— Э-э — муж почесал грудь тыльной стороной ладони и признался: — Они, вроде, вам досаждали, вот я их и выпроводил. Нет?

— Они пришли посмотреть на вас, глупая вы голова, — сказала Катарина страдальчески, взмахнула конвертом и пошла к дому.

Хоэль поспешил за ней, не отставая ни на шаг.

— Вы вроде как рассердились, донья? — спросил он. — Потому что я вылез, что ли?

— Именно, — они зашли в дом, Катарина закрыла двери и повернулась к мужу, глубоко вздохнув, чтобы не наговорить в горячке лишнего. — Давайте договоримся, что вы не станете выходить навстречу моим гостям. Разрешите мне самой распоряжаться своей жизнью. Я ценю ваше желание помочь, но прошу — не вмешивайтесь. Я взрослая женщина и могу сама

— Взрослая женщина, которая отчитывается перед мачехой за десяток монет? — невинно спросил Хоэль.

Катарина застыла, комкая конверт и не замечая этого.

— И живете в доме матери, а не в замке отца?

— Это мой выбор! — возмутилась Катарина. — Мне приятнее находиться там, где жила моя мама

— А не там, где поселилась ваша мачеха со своим выводком, — закончил Хоэль.

— Вам не следует — еле выговорила Катарина. На нее разом нахлынуло столько чувств, что в груди стало тесно. Как он смеет говорить такое? Он, которого она пожалела, спасла И вот такое о ней и ее семье?..

— А вы приумолкли, — Хоэль внимательно наблюдал за ней. — Значит, не так уж я не прав.

Катарина молчала, собираясь с мыслями. Сейчас она скажет ему, ответит

— Вы ведь хотите поехать на этот маскарад? — спросил вдруг он, и Катарина захлопала глазами.

— А я

— Вам ведь не слишком много веселья перепадало за последние годы? — продолжал Хоэль. — В столице праздник, а вы сидите в этом тараканьем городишке. И маскарад бы вам ручкой помахал из-за траура. Но теперь-то вы замужем. И никакого траура, — последние слова он почти пропел, наклоняясь к ее уху. — Там что если вам хочется повеселиться — идите и веселитесь. Никто вас за это не осудит.

Катарина скептически посмотрела на него.

— А если какие-нибудь сплетники и начнут трепать языками, — продолжал он невозмутимо, — просто наплюйте на них. Или мне скажите. Я умею укорачивать слишком длинные языки.

— Всему городу вы языки не укоротите, — сказала Катарина, проходя в гостиную. — Вы вели себя невежливо, Хоэль, очень невежливо. Я прошу, не надо выходить к моим гостям.

— Если честно, меня бесят ваши гости, — заявил он, следуя за ней, как на веревочке. — Тому франту, что забрал ваш веер, я бы заехал по носу пару раз.

Теперь она посмотрела на него с ужасом:

— Вы не сделаете ничего подобного!

— А что, есть повод? — спросил он, ничуть не смутившись.

— Вы ужасны, — сказала она, бросая конверт на стол. — Но надеюсь, мы договорились.

Он промычал что-то, что можно было одинаково принять и за согласие, и за отказ. На том разговор и закончился.

Несколько последующих дней в Каса-Пелирохо прошли спокойно. Катарина встречала мужа только за столом, где он молчал, как рыба, с завидным аппетитом поглощая жаркое и наваристые супы, заказанные в траттории, и уже на третий день обошелся без помощи жены, самостоятельно удержав ложку.

Для него Катарина заказала еще и кофе — тайком, через Лусию. Ее верная подруга почему-то стала необычайно молчалива, и в присутствии Хоэля старалась побыстрее удрать. Конечно, Хоэль — не самая приятная компания, но убегать, по мнению Катарины, причин не было. Иногда она видела, как Хоэль слоняется по саду или болтает со слугами. О чем можно говорить со слугами? Но все это были сторонние, совершенно не нужные мысли, потому что сейчас ее заботило другое. Приближалась премьера очередной пьесы Гарсиласо де ла Васо, и пропустить это зрелище было просто невозможно. Катарина старалась посещать все премьеры своих пьес, и делала это не столько для того, чтобы потешить тщеславие, сколько чтобы послушать зрителей. Что им нравится, а что — нет. Какие герои находят отклик в душах, а какие оставляют равнодушными. Что заставляет людей смеяться, а что — плакать. Иногда она прямо там же, перед уличной сценой, придумывала новую историю — еще искрометнее, еще веселее и забавнее.

В субботу, после утренней мессы, на площади были установлены театральные подмостки — Катарина видела сквозь щелочку между занавесей кареты, и даже сердце задрожало от предвкушения.

Сказавшись нездоровой, она избавилась от Лусии и отпустила слуг, уверив, что они с Хоэлем обойдутся холодным ужином. Слуги были только рады, а Лусия долго и нудно предлагала вызвать врача, пока Катарина не отправила ее с письмом к настоятельнице монастыря, попросив прислать свежего меда и новые четки.

— Не хочу оставлять тебя с этим, — сказала Лусия страдальчески, уже стоя на пороге в дорожном плаще. — Ты уверена, что справишься без меня?

— Все будет замечательно, — заверила ее Катарина, изнывая от нетерпения, — только не езжай в ночь — оставайся переночевать в монастыре. Мать Кассильда будет рада, а я буду спокойна.

— Я вернусь утром, — заверила ее Лусия, поцеловала на прощание и отбыла, забрав карету и кучера.