Четвертый брак черной вдовы (СИ) - Лакомка Ната - Страница 9

Катарина стояла шагах в пяти от него, уже не в синем утреннем халате, а в глухом черном вдовьем платье. Черная кружевная наколка крепилась черным же гребнем к рыжим волосам, теперь уложенным в гладкую прическу — прядочка к прядочке, и вся донна была — благопристойность, чопорность и благородное негодование. Хоэль сразу прикинул — слышала ли жена что-нибудь из сказанного врунишкой и сплетником. Но первые же ее слова уверили, что Катарине не было известно, из-за чего все произошло.

— Зачем вы ударили доброго дона Хименеса? — спросила она строго.

— Признаться, ненавижу врунов, — сказал Хоэль небрежно и пошел, прихрамывая, к дому. Катарина, конечно же, увязалась за ним, даже не оглянувшись на стонущего «доброго дона». — Он с такой наглостью врал мне прямо в глаза, что воевал при Эль-Фуэнте, что я не сдержался.

— Вы ударили его только за это? — холодно спросила она, но глаза гневно сверкали — красивые, карие глаза. Темные, но прозрачные, словно полные танцующей золотой пыли.

— Вы удивитесь, но многих в этой жизни бьют и за меньшее, — философски ответил Хоэль, переводя взгляд с личика жены на гравий под ногами. Так ему было спокойнее. Потому что миловидная мордашечка донны могла смутить кого угодно, несмотря на то, что выражала сейчас недовольство.

— Бьют! — не сдержалась Катарина. — Но только животные, а не благородные кабальеро!

— Но вы же знаете, что я вовсе не такой, — насмешливо сказал Хоэль.

— Своими поступками вы будто пытаетесь убедить меня в этом. Знаете ли вы, — она сделала шаг вперед, преграждая ему путь, — что сейчас сюда явится судебный капитан, да и судья тоже!

— С чего бы? — лениво спросил Хоэль, останавливаясь.

Катарина тоже остановилась, едва не сжимая кулаки. Она была ниже его ростом, но, хотя смотрела снизу вверх — все равно смотрела свысока.

— Дон Хименес обязательно подаст жалобу!

— Если слизняк, то подаст, — согласился Хоэль, щелчком сбивая с розового цветка жирную гусеницу.

— Да слушаете ли вы меня?! — воскликнула Катарина, проследив взглядом улетевшее на восемь шагов зеленое мохнатое тельце.

— Давайте-ка зайдем в дом, донья, — сказал Хоэль, обнимая ее за плечи, и она затрепыхалась под его рукой, пытаясь вырваться. — Не будем давать своей ссорой повод для новых сплетен, — прошептал он жене на ухо, вдыхая упоительный аромат, исходивший от рыжих волос.

Она тут же присмирела, но едва они оказались за закрытой дверью, отстранилась — тяжело дыша, вся пунцовая, похожая на самую настоящую живую женщину. Или на разъяренную кошечку, но вовсе не на благонравную вдову, в чьих жилах скисшее молоко, а не кровь.

— Совсем не нужно было обнимать меня на виду у соседей, — сказала Катарина, приглаживая волосы и поправляя платье.

— Почему? Мы муж и жена, а не любовники, — Хоэль намеренно сказал именно это слово и с удовольствием увидел, как донна Катарина краснеет все сильнее и сильнее, хотя, казалось, дальше краснеть уже было некуда. — Все по закону, донья, — успокоил он ее. — И не нарушает приличий.

— Вы вы невозможны! — сказала она и вдруг вздохнула. — Идемте завтракать. Ждем только вас.

Она начала подниматься по ступеням, но Хоэль не поспешил за ней. Катарина оглянулась, не понимая, почему он медлит.

— Знаете, донья, лучше я где-нибудь в другом месте поем, — сказал он. — Я и так-то вас раздражаю, кошечка моя, а за столом вы и вовсе меня возненавидите, — он потер шею, но под строгим взглядом жены опустил руку и сказал: — Ну не умею я есть всеми этими ложками-кочережками. Да и пальцы сломаны, если помните. Вы лучше отправьте ко мне какую-нибудь служаночку, она меня и покормит.

Про служаночку он упомянул зря, потому что Катарина сразу побледнела — даже удивительно, как быстро отлила кровь от лица. Словно ветер дунул на клумбу белых и красных цветов, мгновенно превратив ее из алой в бледно-розовую.

— Следуйте за мной, — сказала она чопорно, вновь принимая облик добропорядочной вдовы, отчего Хоэлю захотелось повыть. — Я сама вас покормлю.

Вот это было уже интересно, и он тут же взбежал по ступеням:

— Я не ослышался, донья? Будете своими ручками кормить животное?

— Да, — сказала она с вызовом. — Как ливийская принцесса, которая кормила дракона.[1]

Сравнение Хоэлю не понравилось, и он исподлобья посмотрел на жену — к чему эти слова? Нет ли в них тайного смысла. Но Катарина передернула плечами и спросила уже совсем другим тоном:

— Как ваша голова? Вы так ударили его — она непроизвольно дотронулась до собственного лба.

Хоэль хмыкнул, хотя тревога была приятна — не спросила же донна вдова, что с головой Хименеса.

— Ерунда, — ответил он. — Не волнуйтесь. У меня башка крепкая, как медный котелок, — и он тут же постукал лубком себя по макушке, открыв рот, чтобы звук был поотчетливей.

— И в самом деле, — заметила жена холодно, — звенит почти так же.

— А вы с юморком, донья. И правда, будете меня кормить?

— Может хоть так ваш рот будет занят полезным делом, а не изречением глупостей.

— Вы настолько меня поразили, что обещаю молчать, как пенек, — заверил он ее.

— Тогда начните прямо сейчас, — она взглянула на него искоса и ускорила шаг.

[1] Речь идет о чуде св. Георгия, когда он победил дракона возле г. Бейрут, и принцесса привела чудовище в город на поводке.

6.

Утренняя трапеза и денежные издержки

Их и правда давно уже ждали. За накрытым круглым столиком сидела со скучающим видом Лусия и постукивала по столешнице кончиком крохотной серебряной ложечки. Едва Катарина вошла, Лусия тут же вскочила, набросившись на Хоэля, идущего следом, с упреками:

— Что вы себе позволяете? Почему донна должна искать вас по всему дому? Вчера вам было объявлено, что завтрак в этом доме подается в восемь!

— Что-то я подзабыл, — заявил Хоэль и спросил: — Куда мне сесть?

Судя по виду Лусии, ей очень хотелось ответить: «У порога», — но она промолчала, поджав губы.

— Садитесь рядом со мной, — спокойно сказала Катарина, которая уже пришла в себя после того, что ей пришлось выслушать и увидеть.

О том, что в Тьерге ходят грязные слухи на ее счет, она догадывалась, но никогда еще не была свидетельницей подобных пересудов. Услышать такое из уст соседа об убийствах об охоте за богатством — это было омерзительно, ужасно, и то, что Хоэль ударил дона Хименоса Она не сдержалась и снова посмотрела на мужа искоса. Неужели, он защищал ее? А почему, собственно, она удивилась? Однажды он уже спас ее, защитил, хотя они встретились случайно, и рыцарь в блестящих латах не мог знать, что она — дочь коннетабля дель Астра. Тогда он бросил вызов врагам, не посмотрев на численное превосходство, а сегодня бросил вызов городским сплетникам, не подумав о приличиях. И он не сказал ей, из-за чего ударил. Постеснялся повторять грязные домыслы? Или испугался, поверив в них?

Рука ее дрогнула, и сахар, который она добавляла в чашку с рисовой кашей, просыпался на скатерть.

— Вы бы не утруждали себя, донья, — сказал Хоэль.

— По-моему, кто-то обещал молчать, — напомнила Катарина и поднесла к нему ложечку, наполненную кашей.

Лусия вытаращила глаза и позабыла есть, наблюдая, как Катарина кормила мужа — медленно, ложку за ложкой, не выказывая ни брезгливости, ни раздражения. Когда чашка опустела наполовину, Хоэль мотнул головой, показывая, что достаточно.

Катарина отставила чашку и взяла салфетку, чтобы промокнуть ему губы. Он не понял и сначала дернулся в сторону, но потом позволил себя вытереть. Прикасаясь к его рту, Катарина даже через ткань ощутила твердость его губ. Будто выточены из камня, но такие нежные, когда целуют. Зачем он поцеловал ее тогда? Все это время она думала, что тот поцелуй был судьбоносным, и что сердце блестящего генерала дрогнуло так же, как и ее сердце, но Генерал не запомнил ее. Кто знает — может, он целует всех женщин, которых спасает.

Ей стало грустно от подобных мыслей. А ведь она клялась, что больше не станет растравлять душу из-за прошлого.