Тени забытой шестой (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна - Страница 39
- Предыдущая
- 39/124
- Следующая
Плешивец недовольно поджал губы при моем появлении.
— Федосей, — вымучено улыбнулась я ему, — как твоя спина? Не тревожит?
— Нет, — буркнул он.
— Надеюсь, ты не слишком усердствовал с Тиффано?
— Не более обычного, ваша светлость.
И он лично распахнул передо мной дверь в знакомую допросную. Я жестом остановила сунувшихся было следом гвардейцев и вошла внутрь, приказав больше никого не пускать.
Тиффано висел в кандалах. Было видно, что к моему приходу его наскоро окатили водой, чтобы привести в чувство. Он поднял голову и оглядел меня мутным взором. Красивое лицо было нетронуто, но рубашка превратилась в запекшиеся кровью лохмотья. Суставы были вывернуты. Что-то внутри меня болезненно дрогнуло, поднимаясь спазмом к горлу. Как бы там ни было, Федосей дело свое знал. Интересно, о чем они здесь секретничали?
— Фрон Тиффано, — сказала я, подходя ближе. — Я пришла сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
Он уронил голову на грудь и выплюнул злобное:
— Пошла ты… в задницу.
— Фу, как грубо, — поморщилась я и взяла его за подбородок двумя пальцами, задирая голову. — Вы же собирались меня спасать…
В его глазах вспыхнула отчаянная надежда, он облизнул потрескавшиеся губы и спросил:
— Ты вспомнила? Хриз, ты вспомнила?
У меня мороз пошел по коже, но я заставила себя улыбнуться и коснуться его губ в легком поцелуе:
— Конечно… Вместе мы спасем мир…
ГЛАВА 8. Кысей Тиффано
Ее выдали глаза. Чужие, мертвые. Фальшивая улыбка, словно маска, нацепленная на лицо. Поцелуй был похож на прикосновение к губам осколка льда. Ложь, опять ложь. Она не вспомнила меня. Забыла, вычеркнула, стерла. А сейчас ей зачем-то опять понадобилась сломанная игрушка.
— Конечно… Вместе мы спасем мир… — выдохнула она и погладила меня по щеке, обжигая холодом.
— Мы? — тупо переспросил я, все еще на что-то надеясь.
От боли в исполосованной спине мутилось сознание, тошнота подкатывала к горлу. Я пытался сфокусировать взгляд на лице Хриз, но оно плыло и искажалось. И я видел только ее пустые глаза.
— Вы мне поможете… с Орденом Пяти.
Она даже не могла пересилить себя и обратиться ко мне на "ты". Последние сомнения отпали. Безысходная злость накатила на меня.
— Что, хвост прижали?
— Ну что за нелепость?.. Хвост кому-то обычно прижимаю я. Фрон Тиффано, я собиралась уничтожить…
— Мне это неинтересно. Подите вон.
— Почему? — растерялась она. — Как так?.. Вы же обещали спасти меня! Забыли?
— Если бы вы действительно вспомнили меня, то знали бы, что именно я вам обещал. Убирайтесь. Оставьте меня в покое.
Я устало закрыл глаза и уронил голову на грудь. Хриз стояла, не двигаясь. Ее присутствие ощущалось даже с закрытыми глазами. Тонкий цветочный аромат упрямо пробивался сквозь смрад пыточной и щекотал мое обоняние. Тут она шагнула ко мне, и от ее свистящего бешеного шепота заложило уши.
— Не смейте закрывать глаза, когда я с вами разговариваю! Смотрите! Любуйтесь! — она больно хлестнула меня по щекам бумажной кипой. — Вам неинтересно? Неинтересно, как они сдохнут? Все до единого! До вашего ублюдочного Единого! Никого не останется! Любуйтесь! Все пять исходов конца света!
Она ударила меня еще раз и швырнула в лицо листы бумаги. Рисунки взмыли вверх израненными птицами и медленно закружились в воздухе, оседая на пол. Я сразу узнал работу Милагрос. Везде была нарисована Хриз. Живое олицетворение тщетности бытия. Бесконечное одиночество. Больше на рисунках никого не было. И быть не могло, потому что в живых никого не осталось. Мир погиб. Казалось, что рисунки были воплощением тьмы, которая оживала и пульсировала, впитывая в себя весь окружающий свет. Тьфу!.. Я сморгнул и сообразил, что бумага темнела и пропитывалась моей кровью, разлитой на полу допросной. Мне просто показалось.
— Недавно была гроза, — сказал я.
Она испуганно отпрянула, зажав в руке последний рисунок. Теперь я понял, что было не так с ее глазами. Страх. Затравленный страх плескался в их глубине. Больно сжалось сердце. Почему она так боится?.. И кого именно? Меня? Или своих видений?..
— Перемена погоды всегда приносит вам приступ, светлая вояжна. Вас мучают кошмары, — с жалостью продолжил я. — Но они пройдут. Все проходит. Отдохните. Вы забудете их так же, как забываете все ненужное… Как забыли меня…
— Шестой! Есть еще шестой исход! — она в бешенстве потрясла у меня перед лицом грязным обрывком бумаги. — Верный пес господень! Куда вы денетесь! Приползете! Скуля и виляя хвостом!..
— Пошла вон!.. — не выдержал и разозлился я. — Истеричка!.. Иди проспись.
Она схватила меня за рубашку и попыталась потрясти за грудки, но раздался треск, и в руках безумицы остались обрывки ткани. Я расхохотался, корчась от боли и захлебываясь стоном. Это еще больше взъярило светлую вояжну. Она ударила меня в живот, а потом выхватила из волос серебряную шпильку и приставила ее острие к моему лицу.
— Смешно?
По ее глазам я понял, что сейчас лишусь зрения, но мне сделалось безразлично. Я бы мог воззвать к бесконечности на ее груди, но испугался, что в ответ получу мертвую пустоту. Уж лучше быть слепым, чем видеть то чудовище, которое стояло передо мной. Холод серебра царапнул мне щеку, подбираясь к глазу. Но я упрямо смотрел на Хриз и улыбался, храня в своей памяти другой ее образ… Образ святой заступницы с малышом на руках… Мы тогда сошли с корабля на столичный берег Зевасталя… Искрящиеся смехом глаза и улыбка, мягкая, чуть лукавая…
— Заткнитесь, — прошипела она. — Не хотите спасать меня, спасите остальных ОТ МЕНЯ. Спасите своего бога. Спасите мир. Это же по вашей части, верно?
Она развернула дрожащими руками грязный обрывок и сунула мне под нос. Я похолодел, кровь застыла в жилах. Я это уже видел. Занесенный над Хриз меч в моих собственных руках. А рядом зеркальные отражения безумицы. Обступившие меня. Тянущие ко мне руки. Указывающие на меня пальцем. Безмолвно разинутые рты. Искаженные болью лица. Все пространство рисунка заполняли двойники Хриз. Они угадывались даже в складках одеяний, в узорах меча, в каплях крови, стекающих с острия, в спутанных кудрях, везде, повсюду… Закружилась голова.
— Так-то лучше, — потрепала она меня по щеке, приняв слабость за согласие. — Будьте послушным мальчиком, и вам воздастся. Как там? Каждому воздастся по делам его, да? А вы сделаете большое дело. Вы спасете этот убогий мир. И награда вам будет щедрая. Вы станете главой Ордена…
Тут у нее вырвался короткий смешок.
— Нет, не Ордена Пяти. Его надо будет переименовать в Орден Шестой. Но вы станете его главой, я вам обещаю…
Я содрогнулся. Хриз не бросала слов на ветер, с безумным упорством следуя данному обещанию, чего бы ей это ни стоило.
— Прекратите нести чушь! Вы не в себе!
— Но если вы откажетесь… — продолжала она, — то мир сгорит в войне, которую я развяжу с Орденом Пяти. Нет, конечно, я обещала брату, что не буду целенаправленно уничтожать человечество, но увы…
Она пожала плечами и отвернулась, сгорбившись.
— Что ж поделать, если оно само… катится к гибели… Иногда мне кажется, что Единому просто надоели его игрушки… Разум засыпает, накрытый тьмой безумия… Она уже здесь, в этом городе… Разве вы не чувствуете, как смердит? Но я все же попытаюсь… Антон хотел увидеть сына… Мне тоже интересно, какие они будут…
Она окончательно сошла с ума и потерялась в собственных кошмарах. Мне сделалось жутко и до боли жаль ту, которую я все еще любил… Может, магистр был прав? Уж лучше очистительный огонь, чем так?..
— Хриз, — позвал я дрогнувшим голосом. — Я все сделаю, чтобы спасти тебя… Только доверься мне и…
— Конечно, сделаете, фрон Тиффано, — с неожиданной злостью перебила она меня, оглянувшись через плечо. — Вы и так уже все сделали, чтобы добиться своего и затащить меня в постель! Заклеймили бесконечностью и обесчестили, подавив мою волю! Но вам этого показалось мало! Вы потребовали у раненого императора отдать вам, псу безродному, светлую вояжну на поруганье! Не погнушались оболгать перед Его Величеством и обвинить в срамной заразе! А теперь имеете наглость предлагать вам довериться? Нет уж! Хотите, чтобы я стала вашей любовницей, сделайтесь мне равным! Станьте главой Ордена Шестой!
- Предыдущая
- 39/124
- Следующая